Открылась дней связующая нить

Мы беседовали не более двух часов, но, когда прощались с Натальей Алексеевной Черкасовой у стен Минусинского драматического театра, казалось, что с этой женщиной меня связывают давние тёплые и какие-то очень родственные отношения. Её плавная, спокойная речь, образные воспоминания, в которые погружаешься настолько глубоко, как будто тоже переживаешь моменты её детства, отношений с родителями, личные трагедии и минуты счастья...

Девушка с длинной белой косой спасёт тебя

— Наталья Алексеевна, только при жизни Алексея Черкасова «Хмель» выходил несколькими книжными изданиями, миллионными тиражами, и в каждое издание автор вносил добавления и изменения. Как вы думаете, написал бы сегодня Алексей Тимофеевич свою трилогию как-то иначе?

— Думаю, нет. Ведь идея этих произведений родилась в Сибири, в Минусинске, где жил и начинал работать отец. Именно этих людей, сибиряков, староверов он чувствовал душой. Уточню, что коренным образом трилогия не менялась никогда. Главная героиня Ефимия оставалась в любых изданиях такой, какой она и была, главный герой мичман Лопарёв, как и в первых изданиях «Хмеля» в журнале «Нива», был неизменным в представлении автора. Это человек, который бежал с арестанского этапа: он может рискнуть и сохранить в себе этот риск и приверженность своим идеям, противостоять тем самым давлению на него. Это человек, который создаёт себя сам и остаётся верным себе до конца.

— Как вы считаете, Лопарёв близок по характеру вашему отцу?

— Да! У папы характер был не гибкий, не приспособленческий. Он не прогибался никогда. И, вероятно, поэтому прошёл свой путь, который называл «30 тюрем и лагерей», начиная с первых арестов и заканчивая психиатрической больницей. И неизвестно, как сложилась бы его жизнь и сколько бы она продлилась, если бы не моя мама. Ей тогда было 18 лет, и как быстро работающему цензору, маме доставались самые толстые письма. Так она погрузилась в трагедию жизни отца, как ей тогда казалось, какого-то старика, по письмам к его матери. Между тем ему не было и тридцати лет... В какие-то моменты заключения он изнемогал до такой степени, что у него появлялись мысли о самоубийстве: хотел прервать эту жизнь, эти издевательства, бесконечные избиения на допросах. Из него выбивали признание в том, чего он не совершал. А отец понимал, что, если подпишет «признание», его расстреляют. Единственное, чем он мог самовыражаться в тот период, — это писать письма матери. А моя бабушка, Евдокия Фоминична Ткаченко, в замужестве Черкасова, читать совсем не умела. Читала ей Анка, младшая сестра Алексея. Рецензентам письма полагалось вымарывать, но моя мама этого не делала. Когда она погрузилась в его письма, решила, что «старика» нужно спасать, и понесла ему передачу. Незадолго до этого тунгус Имурташка, который был вместе с отцом в психбольнице, придумал поворожить Черкасову на бобах, видя его отчаяние. Говорил: «Я тебе сейчас судьбу предскажу, не расстраивайся. Слушай! Девушка, белая-белая, с длинной белой косой придёт и спасёт тебя». Отец тогда подумал: «Вот только этого бреда мне не хватает, чтобы зациклиться». И вдруг его приглашают на свидание, а к нему приходить некому в Минусинске.

Была зима, и мама пришла в застёгнутом пальто, с прикрытой головой. Первое, что сделал отец, когда она вошла, — распахнул на ней пальто, увидел две белые косы и заплакал. Это воспоминания мамы, они есть в её книге «Лиловый сад». Этот случай буквально перевернул их жизнь. С тех пор у родителей началась личная переписка, которая переросла в глубокие чувства. Тут же в Минусинске они и поженились, здесь появился их первенец — мой братик Алёшенька. Спустя восемь лет родилась я.

— А вы помните детские годы, проведённые с отцом? Каким он был папой?

— В семье он был главной няней, другом, который всегда веселил меня. Родилась я в Красноярске, родители к тому времени уже получили там квартиру на Паровозной, 8, на правом берегу Енисея. Я была очень озорным ребёнком, видимо, в папу, любила убегать из дома, болтаться где-нибудь. И мне родители с ранних лет говорили: «Наташа, запомни, если ты потеряешься, подойди к любому человеку и скажи: «Паровозная, 8, квартира 2». Эту фразу я запомнила навсегда. В Красноярске мы прожили счастливые годы в доме из красного кирпича, рядом с ним — сараи, где мы с братом перебирали картошку. А ещё у нас была любимая собака — огромная овчарка Джек. Её топчан располагался в коридоре, напротив моей комнаты. И всякий раз украдкой, незаметно от родителей, я прокрадывалась в коридор и «подбоченивалась» к Джеку, который ласково клал на меня свою тёплую лапу.

Папе нравилось быть защитником!

На открытии барельефа Черкасова, которое состоялось в рамках книжного фестиваля «Читай, Минусинск», посвящённого 110-летию писателя, Наталья Алексеевна с каким-то внутренним сожалением говорила о невозвратности времени. О том, что душе человеческой отведён свой путь, а душа Алексея Черкасова стремилась в родные места детства... Удивительно, но, несмотря на страшные минуты жизни, проведённые в застенках минусинской и других тюрем, Черкасов всегда тянулся в Сибирь. Сибиряки были для него людьми особенными настолько, что, живя в Симферополе, он хотел вернуться на малую родину. В саду Бедро сохранился дом, в котором начинали семейную жизнь Алексей и Полина. Всегда, когда Наталья Алексеевна приезжает на родину отца, она бывает там, как и в Курагинском районе, где прошло детство папы, а его родная деревня Потапово ныне находится на дне Красноярского водохранилища.

— Наталья Алексеевна, но что мешало бросить вашей семье крымские берега и вернуться в Красноярск?

— Мы просто не успели. Отец очень хотел вернуться, и не в столицу края, а сюда, в Минусинск. Он пропитан был Сибирью, её традициями, в частности, обычаями староверов, о которых много писал в своих произведениях. И сам был человеком верующим. В правом углу его кабинета висели икона Христа Спасителя и старинные иконы Богородицы в медной оправе. Бабушка моя Евдокия Фоминична начинала и заканчивала день с коленопреклонённых молитв. При этом сколько ни говорила мне: «Наташенька, молись, хотя бы «Отче наш» читай», Наташенька ничего не читала, потому что воспитана в школе, а там крепко все молитвы вышибали из головы. Храмы в нашем детстве были ещё закрыты, и только когда официальная идеология повернулась в сторону религии, люди стали потихоньку воцерковляться. И вы знаете, меня Господь помиловал! В 40 лет я очень серьёзно заболела, и опять же бабушка сказала: «Будем вместе молиться». И повела меня в храм. Так я пришла к Богу, и сегодня уже осознанно понимаю: без веры душа человека пуста.

— Кто, на ваш взгляд, был лидером в семье?

— Командиром, конечно, была мама. Неслучайно она стала соавтором отца в написании трилогии «Сказания о людях тайги». При этом никогда не вмешивалась в творческий процесс, а была очень тонким критиком. И аккуратно направляла мужа в нужное русло. Я помню её любимую фразу: «Алексей, ты ушёл с линии». Это означало, что в чём-то он потерял последовательность изложения.

Говорят, девочка наследует 80 процентов генетики отца, мальчик такой же процент генетики матери. И с отцом у меня было гораздо большее духовное родство, чем с мамой, потому что она не терпела возражений, а папа был не столь категоричен. Он внутренне спокойный, размышляющий человек, дававший возможность выразить своё мнение друзьям и близким и право на ошибку. Ведь отец — праправнук декабриста, барона Алексея Ивановича Черкасова, отбывавшего ссылку в Ялуторовске. Скажите, ну зачем человеку дворянского происхождения и с имением в Подмосковье рисковать всем ради того, чтобы народ был свободным? Вот и в отце была такая жила бесстрашия, желания идти на всё ради справедливости.

В Симферополе мы любили семьёй ходить в походы, ездили на лошадях, поднимались в горы, ночевали в палатках. И папа, чувствуя нашу с мамой обеспокоенность из-за пребывания в лесу ночью, говорил: «Вы можете спать, а я у костра посижу». И до рассвета мы были под его защитой. Ему нравилось быть защитником!

Как бы порадовался отец, увидев такую красоту

Черкасовы прожили в браке 30 лет. После кончины Алексея Полина больше замуж не вышла, она до конца своих дней была предана времени, в котором был любимый Алёша. Истории любви посвящена книга Полины Москвитиной «Лиловый сад». По мотивам этого произведения художественный руководитель Минусинского драматического театра Алексей Песегов поставил спектакль. С семьёй Алексея и Светланы Песеговых мою собеседницу связывает давняя дружба. Всякий раз, когда Наталья Алексеевна приезжает в Минусинск, они вместе ездят по местам, которые любил писатель. Нынешний год не исключение: Наталья Черкасова побывала в саду Бедро, где жили отец с мамой, в Курагинском районе, где был дом Черкасова, в Каратузском, где он также любил бывать, — в староверческих деревнях Таяты, Куряты.
А вот публичность Наталья Алексеевна не особо любит.

И, если честно, она не сразу согласилась на интервью, взяла паузу, чтобы подумать. И очень удивилась, когда среди предложенных мною вопросов увидела вопросы о её личной и профессиональной жизни. «А зачем вам моя биография, пишите лучше об отце, он заслужил». Но уже при встрече мы разговорились про книги, а книги, как выяснилось, её любовь. Она может бесконечно перечитывать Шекспира и Сэлинджера. Наталья Алексеевна много лет отработала в библиотечной системе Симферополя, была её руководителем, а ещё несколько лет работала заведующей литературной частью в Театре юного зрителя в Красноярске. У неё есть внук, который сейчас служит в армии и мечтает поступить во ВГИК. Наталья Черкасова любит путешествовать с друзьями по Крыму, бывать в Феодосии, Керчи, Ялте. И, конечно, влюблена в Минусинск, куда приезжает с большим удовольствием.

— Наталья Алексеевна, что самое ценное сохранилось от родителей в вашей семье?

— У нас есть изумительная чугунная скульптура «Ермак Тимофеевич». Папе подарили её, когда мы жили в Красноярске, он её очень любил. И ещё у нас была подаренная опять же композиция тройки лошадей. Но, к сожалению, пока мы были в поездке, квартиру в Симферополе полностью обокрали. Мама тогда сказала: «Слава Богу, рукописи не вынесли». Мама дожила до глубокой старости, она умерла в 2023 году в возрасте ста лет. И до последних месяцев была при памяти и выходила гулять, хоть и плохо видела.

А потом мы с Натальей Алексеевной сидели в гримёрке нашего драмтеатра и рассматривали старые семейные фотографии. Жаль, что только в телефоне — так хотелось подержать их в руках. Они лишь пересняты с домашнего архива, который находится в Симферополе. «Коля, младший брат папы, его посадили безо всякой вины, а потом расстреляли при попытке к бегству», — поясняет моя собеседница. «Анка, сестра отца, она прожила долгую жизнь», «А эта фотография сделана в поездке родителей по Красноярскому краю». А ещё мы гуляли по Театральной площади, фотографировались... Дочь писателя просто восхищена изменениями, которые произошли в Минусинске. «Как бы порадовался отец, увидев такую красоту», — говорила Наталья Алексеевна. Прощались почти как приятельницы, она обещала, что мы обязательно встретимся ещё раз! Надеюсь, сбудется.

Ольга Новикова