18:1618 сентября 2025
Природа на пороге увядания подталкивает к созерцанию и философствованию. Как часто в книгах гроза параллельна душевной буре героя, а синь небес — покою и радости. Но есть истории, где окружающий мир становится таким же полноправным персонажем.
Период полураспада.
Пара влюблённых пилигримов-пионеров, сбежавших от суровой морали односельчан, были первыми, кто поселился здесь. И так открыли череду других жителей, которые то ненадолго, то на всю жизнь обустраивались в этом лесном уголке. Строили дом. Разбивали сад. Заводили детей. Вырубали сад. Перестраивали дом. Любили. Ненавидели. Умирали. Возрождались. Сходили с ума. Сливались с природой в круговороте жизни.
Роман-матрёшка, он состоит из отдельных историй, не обещая, однако, матрёшечной определённости и завершённости. Каждая следующая часть выглядывает из предыдущей, цепляясь то лапкой, то хвостиком, однако мешает при это разглядеть, где же тут начало, где конец. Никакой конкретики. Никаких отгадок до самого финала, где по уликам, разбросанным крошкам печенья, засушенным цветкам между страниц ветхих книг мы можем попытаться предположить, что произошло с каждым из героев. Книга — будто детектив без полицейского расследования, но со множеством трупов, главный виновник при этом — время.
Время — безжалостный, но не злой, а равнодушный убийца. Оно не оставляет в покое ни жука, ни человека, ни целые рощи. Оно одинаково равнодушно принимает и любовь, и крах. И пока люди пытаются бороться с ним, намазывая лицо кремом от морщин или рисуя удивительные картины на холсте, природа просто и покорно принимает изменения. Однако именно эта покорность и это непостоянство вдруг в финале так внезапно схватили меня за горло, сдавили, выжали такую тоску, что взвыть захотелось.
Книга странноватая, да и персонажи под стать. Сложно найти кого-то, к кому подошло бы определение «нормальный». И очень долго на них просто смотришь, как на диковинных зверушек. Пока в один момент не понимаешь, что завёл среди героев любимчиков — недоумение сменилось симпатией. Ты и сам, можно сказать, меняешься к концу истории. Пропитываешься крепкими природными соками, наращиваешь сотни годовых колец, готовишься к вечному бытию (или небытию). И вырываешь себя из книги практически с корнями, когда перелистываешь последнюю страницу.
Жизнь, растущая из корня.
Он просто ушёл в маньчжурские леса. И встретился там со старым китайцем Уланем, который живёт на берегу моря. Старик промышляет добычей корня жизни, женьшеня. Здесь судьбу юноши меняет встреча с пятнистой оленихой.
Чёрт его знает, почему некоторые книги давно и прочно записали в детскую литературу. Кажется, что если история про животных — значит, точно нужно всучать её детишкам в руки и уносить на соответствующие полочки. Даррелл и Хэрриот, например, пишут вполне себе для взрослых, но их с усилием запихали в детский раздел. Вот и Пришвин украшен тегом «литература для детей», но это в корне не верно.
Как может быть детской книга, где автор рассуждает об утраченной любви, где он пытается найти свой стержень, свою главную опору, вокруг которой будет строиться вся его судьба? Где рассуждения и ощущения так тонки и сложны, что и мне-то приходилось прилагать усилия, чтобы настроиться с ним на одну волну, чтобы его мысли и сердцем почувствовать, и воспринять разумом. Я ещё согласна считать «Женьшень» книгой для юношества — потому что она действительно даёт мощный толчок к тому, чтобы начать думать о себе, о самом главном для себя.
Пропитанная любовью к природе, книга растёт, цветёт, дышит влажным жаром летнего полудня и морозной свежестью осеннего утра, переливается красками крыльев махаонов и увядающей азалии, она звенит песней ручейка и стонет, как олень в весенний гон. Природа захватывает читателя с головой, становится одним из главных действующих лиц, активно влияет на душевное состояние героя. Интересно, что автору удаётся найти баланс между рациональным и подсознательным. Он говорит, что созвучие природных явлений пробуждает в нём страхи и ощущения почти доисторические. Но, отдаваясь им, не позволяет завладеть. Ограждает их современным знанием. И при этом не убивает — а переосмысливает, позволяет себе чувствовать. Получается очень гармонично.
Произведение небольшое, но задаёт много работы для души и разума. И, конечно, дарует красоту Маньчжурии.
Дэниел Мейсон. «Северный лес» [18+]
Период полураспада.
Пара влюблённых пилигримов-пионеров, сбежавших от суровой морали односельчан, были первыми, кто поселился здесь. И так открыли череду других жителей, которые то ненадолго, то на всю жизнь обустраивались в этом лесном уголке. Строили дом. Разбивали сад. Заводили детей. Вырубали сад. Перестраивали дом. Любили. Ненавидели. Умирали. Возрождались. Сходили с ума. Сливались с природой в круговороте жизни.
Роман-матрёшка, он состоит из отдельных историй, не обещая, однако, матрёшечной определённости и завершённости. Каждая следующая часть выглядывает из предыдущей, цепляясь то лапкой, то хвостиком, однако мешает при это разглядеть, где же тут начало, где конец. Никакой конкретики. Никаких отгадок до самого финала, где по уликам, разбросанным крошкам печенья, засушенным цветкам между страниц ветхих книг мы можем попытаться предположить, что произошло с каждым из героев. Книга — будто детектив без полицейского расследования, но со множеством трупов, главный виновник при этом — время.
Время — безжалостный, но не злой, а равнодушный убийца. Оно не оставляет в покое ни жука, ни человека, ни целые рощи. Оно одинаково равнодушно принимает и любовь, и крах. И пока люди пытаются бороться с ним, намазывая лицо кремом от морщин или рисуя удивительные картины на холсте, природа просто и покорно принимает изменения. Однако именно эта покорность и это непостоянство вдруг в финале так внезапно схватили меня за горло, сдавили, выжали такую тоску, что взвыть захотелось.
Книга странноватая, да и персонажи под стать. Сложно найти кого-то, к кому подошло бы определение «нормальный». И очень долго на них просто смотришь, как на диковинных зверушек. Пока в один момент не понимаешь, что завёл среди героев любимчиков — недоумение сменилось симпатией. Ты и сам, можно сказать, меняешься к концу истории. Пропитываешься крепкими природными соками, наращиваешь сотни годовых колец, готовишься к вечному бытию (или небытию). И вырываешь себя из книги практически с корнями, когда перелистываешь последнюю страницу.
Михаил Пришвин. «Женьшень» [12+]
Жизнь, растущая из корня.
Он просто ушёл в маньчжурские леса. И встретился там со старым китайцем Уланем, который живёт на берегу моря. Старик промышляет добычей корня жизни, женьшеня. Здесь судьбу юноши меняет встреча с пятнистой оленихой.
Чёрт его знает, почему некоторые книги давно и прочно записали в детскую литературу. Кажется, что если история про животных — значит, точно нужно всучать её детишкам в руки и уносить на соответствующие полочки. Даррелл и Хэрриот, например, пишут вполне себе для взрослых, но их с усилием запихали в детский раздел. Вот и Пришвин украшен тегом «литература для детей», но это в корне не верно.
Как может быть детской книга, где автор рассуждает об утраченной любви, где он пытается найти свой стержень, свою главную опору, вокруг которой будет строиться вся его судьба? Где рассуждения и ощущения так тонки и сложны, что и мне-то приходилось прилагать усилия, чтобы настроиться с ним на одну волну, чтобы его мысли и сердцем почувствовать, и воспринять разумом. Я ещё согласна считать «Женьшень» книгой для юношества — потому что она действительно даёт мощный толчок к тому, чтобы начать думать о себе, о самом главном для себя.
Пропитанная любовью к природе, книга растёт, цветёт, дышит влажным жаром летнего полудня и морозной свежестью осеннего утра, переливается красками крыльев махаонов и увядающей азалии, она звенит песней ручейка и стонет, как олень в весенний гон. Природа захватывает читателя с головой, становится одним из главных действующих лиц, активно влияет на душевное состояние героя. Интересно, что автору удаётся найти баланс между рациональным и подсознательным. Он говорит, что созвучие природных явлений пробуждает в нём страхи и ощущения почти доисторические. Но, отдаваясь им, не позволяет завладеть. Ограждает их современным знанием. И при этом не убивает — а переосмысливает, позволяет себе чувствовать. Получается очень гармонично.
Произведение небольшое, но задаёт много работы для души и разума. И, конечно, дарует красоту Маньчжурии.
Вера ДОРОШЕВА
Источник фото:Вера Дорошева, «Хакасия»
Материалы по теме
Комментарии: 0 шт
79
Оставить новый комментарий