Как юрист из Хакасии с матерью Терезой познакомился

Мы уже рассказывали о том, что в Хакасском национальном краеведческом музее имени Л.Р. Кызласова открылась масштабная экспозиция «Земля Сибирская».

Кто-то рядом

Проект объединил четырёх авторов из Красноярска, в их числе фотограф Алексей Воеводин, который переносит снимки на ткань. На сей раз он представил работы, объединённые темой «Плато Путорана. Философия северного пейзажа», и фотографии матери Терезы, сделанные в 1990 году, что не менее интересно.

Святая Тереза Калькуттская (Агнес Гондже Бояджиу), известная как мать Тереза — католическая монахиня, основательница женской монашеской конгрегации сестёр — миссионерок любви, занимающейся служением бедным и больным. Лауреат Нобелевской премии мира (1979). В 2003 году причислена католической церковью к лику блаженных, 4 сентября 2016 года канонизирована (причислена к лику святых).

Разглядывать такие снимки — всё равно что зайти в историю пешком. И люди действительно интересуются, разглядывают, хотя в процессе мало кто обращает внимание на фото, где рядом с легендарной монахиней запечатлён неизвестный молодой человек в очках. А между тем, что выяснилось не сразу, я с этим человеком знаком. Где и как? О, тут длинная и неожиданная история.

Начнём с автора. Алексей Воеводин — фотограф, мастер кэндо и писатель. Вице-президент Всероссийской федерации кэндо, один из пионеров этого искусства в Красноярском крае, участник чемпионатов России. Организатор российско-японских проектов в области культуры и спорта, посещал Японию, где изучал кэндо и традиционную японскую эстетику. Это оказало влияние на его фотостиль: лаконичность, внимание к деталям и любовь к естественному свету. Алексей также известен как писатель. Его книга-бестселлер «Стратагемы. Стратегия войны, бизнеса, манипуляции, обмана» издана в России общим тиражом более 100 тысяч экземпляров и публиковалась за рубежом.

Знакомые лица

Всё так. Однако с Алексеем Воеводиным я познакомился не на выставке, а гораздо раньше. В мае 2023 года он лично вручил мне названную книгу, причём по всем правилам японского этикета. Довелось побывать и в его доме, который больше напоминает филиал краеведческого музея. Бесконечные полки буквально усыпаны древними топорами, мечами, ножами, наконечниками копий и стрел. Предметы старины, быта, изящества чуть ли не всех эпох также присутствуют. Особенно впечатлила композиция, где воссоздан кабинет советского чиновника 1930 — 1950-х годов. Здесь всё: стол, стул, лампа с зелёным абажуром, древние телефонные аппараты, пресс-папье, чернильница, военный бинокль, сумка-планшетка, ножи для затачивания карандашей, подставка для бумаг, подшивки газет тех лет и так далее. Само собой, здесь же снимки мастера, среди которых фото матери Терезы. Правда, в домашнем варианте интересующая нас фотография обрезана, и рядом с монахиней виднеется лишь чья-то рука.

По сему поводу любопытство вскипело, и после общения с Алексеем неожиданно выяснилось, что рядом с монахиней на фотографии находится не кто иной, как Юрий Степанович Ултургашев, заслуженный юрист Республики Хакасия, заместитель председателя Верховного суда РХ в почётной отставке, коллекционер. То есть человек в республике известный и авторитетный.

Да, студенческая юность, комсомольская молодость и страсть к коллекционированию давно и прочно связали дружбой Алексея Воеводина и Юрия Ултургашева. Мне даже выпала честь передать из Красноярска в Абакан партию оловянных солдатиков для пополнения коллекции Ултургашева, состоящей, если не ошибаюсь, из более чем трёх тысяч экземпляров. И, собственно, во время передачи я выведал историю возникновения его совместного фото с матерью Терезой.

Калькутта близко

— Одно время Алексей часто приезжал в Абакан по своим комсомольским делам и, как правило, ночевал у нас дома, — поведал Юрий Степанович. — Так было и в тот раз, когда за ужином он рассказал, что собирается ехать в Индию на международную конференцию фотохудожников. Меня это не удивило, потому что фотографирует он действительно классно.

— Ну, молодец! Вперёд! — говорю ему.

Алексей же не унимается, продолжает рассказывать, сообщает, что собралась группа товарищей, в их числе Саша Кузнецов и Саша Купцов (также известные фотографы). Слово за слово, и тут он узнаёт, что я усиленно учу английский язык (занимался у Симона Вульфовича Перкаса с факультета иностранных языков). У Воеводина глаза загорелись, и говорит мне:

— Поехали с нами.

— Зачем?

— Переводить будешь.

— Ну, во-первых, кто бы меня отпустил, всё-таки судья областного суда. А во-вторых, у меня нет опыта переводчика.

— Ерунда, как раз и потренируешься. Давай свои данные.

Алексей — он такой, без сомнений и раздумий. В итоге через него был сделан мой заграничный паспорт. Я как-то смог договориться с председателем Хакасского областного суда Николаем Федотовичем Душковым, и он подписал мне отпуск на месяц. Дальше — раз-два, срочно вещи собрал — и на вокзал. Помню, в Красноярске занялись поиском костюмов для официальных мероприятий. В итоге себе так и не подобрал, хотя специально в какой-то блатной отдел местного ЦУМа поднимались. Ребятам нашли, а мне нет. Но у меня был свой костюм, в нём и поехал.

Итак, в январе 1990 года мы улетели из Красноярска в Москву, а там из Шереметьево в Индию. С нами перемещалась куча барахла (у каждого фотографа, а их трое, масса аппаратуры), какие там 20 килограммов на человека? Алексей от всей души скандалил в Шереметьево по поводу лишнего веса и своего добился, прошли в самолёт без доплаты. Прилетели в Калькутту, нас встретили. И хорошо встретили.

Судьба с лицом

— У нас предусмотрительно имелась сумка с «Советским шампанским», так что индийцы буквально тропинку проложили в наш номер. Следом за ними потянулись англичане, затем болгарки, и всем надо было отведать нашего шампанского. В общем, весело проходило время, и тут судьба постучала в двери гостиничного номера. Причём судьба имела лицо Виталия Арутюнова, фотокорреспондента Агентства печати «Новости». Легенда советской фотографии. И он буквально взмолился:

— Ребята, приехал Андрей Дементьев, главный редактор журнала «Юность», и у него намечена встреча с матерью Терезой.

— Поздравляем. А мы здесь при чём?

— У него в группе нет фотографа, может, вы присоединитесь и поснимаете?

Ну, естественно, само собой разумеется, мы даже и не думали отказываться, напротив, загорелись выпавшей возможностью. Сразу договорились, что там-то и во столько-то ждём их группу. Я на английском объяснил ситуацию сопровождающему индусу, тот понял и остался с нами ждать. Однако мы не учли один момент. В Индии такой порядок: если тебе назначили встречу на час, возможно, в три она и состоится. Мы ждали-ждали — никого. Ни Дементьева, ни Арутюнова. И, понятное дело, неугомонный Алексей, на котором всё и держалось, не вынес. Подошёл ко мне:

— Скажи нашему индусу, чтобы проводил нас до матери Терезы.

— Разве так можно?

— А кто сказал, что нельзя? Давай, переводи!

Ладно. Подхожу к индусу, говорю, мол, надо к матери Терезе, назначено.

— Знаешь, где она живёт?

— Знаю, конечно. Все знают.

И дальше начался какой-то сюр. В дикой жаре мы долго бежали, реально без транспорта двигались бегом по улицам. Взмокли, запыхались, еле дышали, но выскочили к монастырю. Закрыто. Постучались. Открыли. Выглянула монашка.

— Вы к кому?

— К матери Терезе.

— Зачем?

— Нам назначено! — ну не наглость ли?

— Подождите.

Исчезла. Спустя какое-то время появилась.

— Проходите. Садитесь. Она скоро придёт.

Тереза и непрошеные гости

— И, к нашему глубочайшему изумлению, она действительно пришла. Маленькая пожилая женщина, с тихим голосом, в белом сари с голубой каймой и распятием, приколотым к плечу. Так вместо Андрея Дементьева (неизвестно, куда пропал, и мы с ним так не и познакомились) с матерью Терезой беседовали мы. Ну а поскольку парни в английском ни бэ, ни мэ, общаться с легендарной монахиней, которая языком владела отлично, пришлось мне. Сели на скамейку, я справа, она слева, и начали разговаривать.

— Откуда вы?

— Из России.

— А где из России?

— Сибирь. Красноярск.

— Сибирь знаю. Там есть город Новосибирск.

Но Тереза больше говорила об армянском городе Спитак, где за два года до того случилось страшное землетрясение и где она побывала. Также говорила о том, что бедные люди есть во всём мире. И тут, в Индии, и в России надо всем помогать. В конце беседы она всех нас благословила, и мы спросили разрешение поснимать в монастырской богадельне.

— Да, можно. Я сейчас напишу записку, чтобы вас пропустили.

И написала, указав в ней, чтобы мистера Юрия и мистера Алекса пропустили. С тех пор Алексей Воеводин и Александр Кузнецов спорят, кого из них имели в виду. Кузнецов говорит: «Я же Александр, значит, Алекс». Воеводин возражает: «Я же Алексей, значит, тем более Алекс». Александр Купцов в том споре почему-то не участвует, сразу отошёл в сторону, эти же до сих пор никак не угомонятся. А Кузнецов ту записку забрал и никому подлинник не отдаёт, показывает лишь ксерокопии. Но там всё написано рукой матери Терезы, и её подпись стоит.

Что касается общения, то поначалу я что-то им переводил. Затем понял: ребята увлечены фотографированием и не слушают. Тогда мы просто стали беседовать без всяких переводов на сторону. Разговор вышел недолгим, минут 10 — 15. Она пообщалась и ушла, а нас повели в богадельню.

— Что из себя представлял монастырь?

— Обычное здание с невысокой оградой. Половина — монастырь, половина — богадельня для нуждающихся и больных. Хорошо помню, что в дверном проёме появилась монашка, а я в тот момент, как говорится, застил кадр. И мои фотографы набросились на меня чуть ли не с кулаками, но обязательно с матюками.

— Такой кадр угробил. Монашка стояла в арке, на неё свет изумительно падал.

— И что теперь?! Пойти утопиться?! — я изо всех сил огрызался.

— Отвалить надо было, ты своё сделал, по-английски почирикал, теперь не мешай работать.

Я же говорю: «Неблагодарные наглецы...»

Сумка фотоаппаратов

— А так что вы делали в Калькутте?

— Работали на международной конференции фотохудожников, делали выставку советских фотографов, ребята свои работы вывешивали. Приехали две группы англичан, болгарки, поляк... В целом семь-восемь стран, не считая близлежащих типа Бангладеш. Плюс куча разных индийцев. Был там и один сикх в чалме, очень буйный. Местный кавказец. К тому времени Купцов и Кузнецов очень плотно сидели на фотографиях, поэтому занимались только выставкой. А Воеводину нужно было продать кучу фотоаппаратов, потому что в Индию мы приехали без денег совсем, а необходимо было на что-то существовать. Всё, что имелось — пять канадских долларов. И те мы потратили на велорикшу. Подошли, спросили, довезёт или нет.

— Деньги есть?

— Есть.

— Какие?

— Доллары канадские.

— Ну, давай. Садитесь.

— Откуда?

— Поляки, — зашифровались мы.

И поскольку Алексею для продажи своего товара нужно было как-то общаться, мне пришлось пойти с ним. Первый, он же и последний мой опыт того, когда нужно что-то и кому-то втюхивать. Тогда были хорошие фотоаппараты «Киев», которые ценились. Но как раз в Калькутте больше предпочитали фотоаппарат «Зенит», видимо, был местным хорошо знаком. Тем не менее пришли в какой-то торговый центр, спросили, где и кому можно продать. Нас сразу провели в некий закуток торгового центра, в маленькую комнатку без окон. Мы сели, индийцы сели напротив и… погас свет.

Темнота полная. Я на инстинкте схватился за сумку с фотоаппаратами, чтобы в темноте её не увели, заодно вспомнил о том, что Калькутта — город контрастов, и если в нём парочка иностранцев бесследно пропадёт, это никого не удивит. В общем, ощущения непередаваемые, но слышу чей-то голос: «Вы не переживайте, у нас так бывает. Это нормально. Сейчас починят».

Блеск и нищета

— Там вообще всё так — с одной стороны шикарные небоскрёбы, с другой — жалкие лачуги. Ещё появилось много беженцев из Бангладеш, которые жили прямо на улице в шалашах из тряпья и коробок. Существовала и каста нищих-попрошаек. У них дети лежали прямо на земле, на виду прохожих, с неестественно вывернутыми руками, ногами, пальцами. Рядом кружка или миска, мол, кидайте деньги. И тяжело было осознавать, что родители специально калечили своих малышей, чтобы денег больше давали. Такая своеобразная страна, большое население, очень грязно. Виталий Арутюнов нам говорил: «Ребята, будьте осторожны! Если где-то на улице питаетесь, лучше вечером сто грамм примите как лекарство для обеззараживания!» Ещё Индия — страна небогатая. Мы летели туда из Москвы через Дубай — солнце, пальмы и песок. Приземлились в аэропорту и увидели дьюти-фри, магазин, где было всё: от заколок до «Роллс-Ройсов», покупай не хочу. Я позже во многих аэропортах мира бывал и разные магазины видел, но этот не смог затмить никто. Кругом арабы в белых бурнусах, а полицейские стояли с пластиковыми дубинками. И первое, что мы увидели в Калькутте, — это полицейский в грязной синей форме и с бамбуковой палкой. Наглядная разница в уровне жизни стран.

Счастливого пути

Вылетали обратно также с приключениями. Индийцы нас уже проводили, дальше запретная зона, только для иностранцев. Мы идём со своим барахлом на регистрацию, и нам говорят: «Четверо? С вас 1200 рупий». Какие 1200 рупий? Оказывается, каждый улетающий обязан заплатить что-то вроде взноса — 300 рупий с человека. Мы, конечно, заработали деньги на фотоаппаратах, но к тому моменту и потратили, в том числе на подарки. Воеводин, как обычно, взялся права качать в своей манере, только забыл, что находится не в Шереметьево. Индийцам глубоко плевать, что товарищ от ЦК ВЛКСМ здесь находится. Связались с советским консульством. Ответил какой-то парень. Объяснили ему. Тот посочувствовал и сказал перезвонить через десять минут. Больше на звонки никто не ответил. Благо вышел наш представитель в аэропорту. Нормальный русский мужик. Алексей же без предисловий на него с матами полез, и мужик обиделся.

— Во-первых, я занимаюсь только грузами. Во-вторых, как ты вообще со мной разговариваешь, — сказал он, развернулся и пошёл.

Я догнал, извинился, объяснил ситуацию. Тот успокоился, но сказал, что делать нечего, придётся платить. Эти деньги индийцы никогда не уступят. И тогда молодцом показал себя Сашка Кузнецов. Схватил купленный здесь же фотоаппарат Nikomat, выскочил из аэропорта и продал его за 1200 первому попавшемуся прохожему. А тот стоил от 3000 до 5000 рупий. Снова прибегаем, сдаём багаж и опять перевес. Денег нет уже вообще и взять их негде. И тогда тот мужик нас выручил. Дал знак индийцу: пропускай...

Однако на том наши приключения не закончились. Мы взлетели, чтобы попасть в Москву, но через некоторое время (явно недостаточное, чтобы прилететь) наш Ил-86 неожиданно пошёл на посадку. Мы приземлились и... очутились в аэропорту Карачи, портового города на юге Пакистана. Не знаю, в чём были причина той остановки, но из самолёта никого не выпускали, а вокруг борта появились вооружённые люди. Естественно, мы благодаря Алексею вновь не усидели на месте и вышли на взлётную полосу через задний трап. Здесь наши любопытные носы сразу упёрлись в стволы автоматов. К счастью, пакистанские солдаты были настроены вполне дружелюбно, и мы с ними, опять же через мой английский, вполне мирно пообщались. И потом всё-таки улетели домой.

Такова история фотографии Алексея Воеводина, на которой бок о бок запечатлены легендарная мать Тереза и тогда ещё совсем молодой юрист, судья из Хакасии Юрий Ултургашев. Конечно, Юрий Степанович вместе со мной от души посмеялся над своими индийскими приключениями, пообещал как-нибудь показать свою знаменитую коллекцию оловянных солдатиков. А напоследок заметил: «Эту встречу можно назвать случайной, хотя ничего случайного не бывает. Для чего-то Господь сводит людей, но мы не всегда понимаем или сразу не понимаем, для чего...»