Верхний баннер в шапке

Октябрь Эльзы

№ 118 (25081) от 23 октября
17:5523 октября 2025
Судьба отпустила Эльзе Михайловне Коковой чуть больше 60 лет, взяв за точку отсчёта срединный месяц осени.
Родилась 4 октября 1939 года. Ушла из жизни 1 октября 2001 года. В этих временных рамках — её любовь и боль, счастье творческих открытий и горечь разочарований в том, что лишь казалось прекрасным…


Вся палитра чувств, которые определяют каждый день человеческой жизни, осталась в воспоминаниях Эльзы Коковой. Записи театрального режиссёра, собранные в книгу, увидели свет стараниями её сына, драматурга и режиссёра Карима Чаркова. 
Казалось, знаю Эльзу Михайловну — не много, но и не так уж мало доводилось общаться с ней. И всё же мемуары позволили заново, более полно и объёмно, открыть для себя человека, который шёл по жизни с убеждением: «Самое важное для меня — театр, потом народ и, в-третьих, моя семья». 
При этом мне захотелось «опрокинуть» эту шкалу ценностей — настолько чистосердечны и беззащитны строки автора о личном. О ближнем круге, который и позволил ей в полной мере служить театру и народу. 

Родное тепло


«Когда мне было полтора года, мой отец умер. Это случилось 4 января 1941 г. Мы жили втроём — мама, бабушка и я. Жили в частном доме в Абакане. У нас была корова по имени Марфа. Мы её просто отпускали в город, и она сама ходила искала себе прокорм и вечером возвращалась домой. Её молоко для меня на всю жизнь осталось самым вкусным напитком, — вспоминает Эльза Кокова. — Зимнюю одежду для школы я носила с первого по десятый класс одну и ту же. Мама каждый год подшивала её и приговаривала: как же ты быстро растёшь, доченька… К десятому классу вся одежда состояла из многих слоёв лоскутков». 
А вот самое тёплое воспоминание из раннего детства: «Я любила зарыться под одеяло с бабушкой. Она поднимала одеяло, и мы оказывались в каком-то сказочном мире». Радости малышке добавляли сказки, выдуманные бабушкой и мамой. «Помню, как я лежала между ними, они показывали свои ладони, как будто это какие-то существа, а я пыталась их схватить. Они прятали ладони, и мы все смеялись. Была война, голод, холод, но объятия бабушки и мамы меня согревали, и я была счастлива». 
Дальше — новая история. «В 1945 г. моя мама познакомилась на танцплощадке с её <будущим> новым мужем — дядей Федей. Он только вернулся с вой­ны, вся грудь в орденах <…> У мамы с дядей Федей родились мои брат Коля и сестра Таня. Всё внимание мамы сосредоточилось на её новой семье. А я осталась на попечении моей бабушки». 
Спустя годы, когда Эльза Кокова обзаведётся собственной семьей, они поменяются ролями. «Как-то само собой было ясно, что бабушка будет жить с нами. Я даже об этом не задумывалась — она была словно частью меня самой». И тем добрым маяком, что светил внучке всю жизнь. Повезло. Ведь бабушка, Нони iҷе, то есть мама Нони (так называла её родня, часто приезжавшая из деревни), «жила по тем нормам морали, которые уже стали забываться в народе». Благодаря ей Эльза «соприкасалась со старой жизнью хакасов». 
С жизнью, которую исследовал дорогой обеим человек, Михаил Семёнович Коков, в первой драме национального театра «Акун». «В этой пьесе отец вывел главным героем мужа моей бабушки — Чобал-оола (командира партизанских отрядов во время Гражданской войны), — напишет Эльза Михайловна. — И живое общение с бабушкой создавало для меня какую-то другую реальность, можно сказать, театральную, в которой жили мой дедушка Чобал-оол, мой отец Михаил Коков и в которой я всегда могла укрыться от этого реального мира».
«Так как и мой дедушка, и мой отец были активными участниками строительства коммунизма, то и я со школьных лет принимала активное участие в комсомольской работе. По моей настоятельной просьбе меня перевели в старших классах в национальную школу. Там я впервые окунулась в хакасскую среду своих сверстников. Посещала танцевальный ансамбль и уже в выпускном классе точно знала, что хочу стать театральным режиссёром».

Приглашение на вальс


На подступах к этой сложной, считавшейся сугубо мужской профессии девушка освоила курс актёрского мастерства в Красноярской театральной студии. С чётким пониманием, что для неё быть актрисой — не то, не то! Благо педагог Дубинский придал выпускнице смелости: «У вас есть все данные для режиссёрской деятельности». В 1961-м Эльза отправилась поступать в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии. И поступила!
Учёба была сложной. Много времени отдавалось и посещению театров, картинных галерей, чтению и собиранию книг по искусству, ставших «подпиткой для воображения». Студентке легче было пережить голодные дни, чем отказать себе в удовольствии купить со стипендии очередной художественный альбом или даже индийский кувшин. А житейские невзгоды нипочём. Когда есть вера в будущее. И есть счастливое предчувствие перемен в личной жизни. 
Начало им положил Красноярск. «На одном из землячеств я познакомилась с Володей. Он только что окончил физкультурный институт имени Лесгафта, работал в политехническом институте. И вот пригласил меня на вальс. Танцуя, он сказал, что может запутаться в моих волосах, а я подумала: ещё запутаешься! Так и случилось. Мы стали встречаться, переписываться. Меня как-то сразу поразила его физическая красота, было в нём что-то от настоящего мужчины. Он был уже тогда совершенно самостоятельным». 
В то же время Владимир Чарков (а его ещё только ждала слава большого тренера, открывшего талант Ивана Ярыгина) произвёл на будущую невесту «впечатление бездомного пса». Когда он впервые переступил порог дома Коковых, его встретила Нони iҷе. Напоила чаем по-ширински. Поговорили, как в таких случаях полагается. И, похоже, в тот приезд для молодого человека всё и решилось. 
«Володя потом мне рассказывал, что, когда увидел меня с бабушкой, он как будто почувствовал, что наконец-то нашёл свой дом. Дом, за который следует бороться». В этой маленькой семье ему, тоже выросшему без отца, было очень тепло. Любимая Эльза. И бабушка, в которой Владимир разглядел родственную душу. От неё научился готовить хан и харта, от неё пристрастился к чаепитию. Благодаря ей заговорил на качинском диалекте, к чему очень стремился (вырос он среди сагайцев и шорцев, но сам, по отцу, был из качинцев). 
Молодые поженились, когда Эльза уже работала в Алма-Ате, в Русском театре драмы. По официальной версии, это была стажировка. Эльза же Михайловна поясняет: в Хакасский театр, хотя дипломный спектакль ставила на его сцене, её на работу не приняли. Мол, по своей инициативе поехала и отучилась на режиссёра (без рекомендации области). «Это был для меня большой удар. Пришлось поехать по распределению в Алма-Ату. Стала работать помощником главного режиссёра Мамбетова. Театр огромный. Всё походило на какой-то завод. Спектакли выпускались как на конвейере… Как копии из столичных театров — те же декорации, пьесы, такая же музыка». Через год Эльза Михайловна получила приглашение из Хакасского театра и сразу же его приняла.
Домой молодая семья возвращалась уже с дочкой Веточкой. «Мы её так назвали, потому что это первое слово, которое она понимала». 

Зелёный свет


На родине Эльза Михайловна осуществила свою мечту — поставила пьесу отца «Акун». «Было чувство будто я соприкасаюсь с его духом». Больше же режиссёру приходилось выпускать спектакли «о каких-то проблемах на заводе, в колхозе», предварительно просеянные через сито высоких комиссий. «На творчество оставалось очень мало времени. Но единственное, что меня тогда очень поддерживало, — это сотрудничество с актёром Щетининым. Очень талантливый актёр, он был ещё очень интеллигентным человеком, мыслящим глобально. Он никогда не требовал для себя роль, а думал как бы вместе с режиссёром — какая роль в спектакле с его участием наиболее подходит для раскрытия главного смысла пьесы. Я тогда не понимала, какой это был подарок для всего коллектива». 
Но со всей очевидностью понимала другое: труппа нуждается в притоке свежих актёрских сил. «Мы начали пробивать этот вопрос и вот получили зелёный свет для набора студийцев в мастерскую Гиппиуса. Я ездила, набирала студентов по всей Хакасии. И впоследствии именно этот курс стал на многие годы ядром нашего театра».
За год до его выпуска режиссёр, мама уже двоих детей, сама отправилась в Ленинград. На учёбу в аспирантуре. Но главным её делом «являлась работа со студийцами, постановка с ними спектаклей, преподавание». С собой Эльза Михайловна забрала Вету, а двухлетнего сына, Карима, оставила на попечение бабушки Нони. Ну а муж, Владимир Ильич, весь год летал туда-сюда.
Ленинградский год, сложный для семьи Чарковых — Коковых, принёс плоды, которые оказались во благо всей Хакасии. Тогда Эльза Кокова познакомилась со скульптором Ириной Карачаковой. Вникла в её проблемы и как человек деятельный помогла Ирине Николаевне «с получением отдельной квартиры через Угужакова и наш облисполком». Спустя годы Карачакова завещала свою знаменитую коллекцию народу Хакасии и доверила её привезти на родину именно Коковой. 
Это было в 1989-м. Заручившись поддержкой властей Хакасии в доставке наследства, Эльза Михайловна вылетела в Ленинград. Там её встретил адвокат с завещанием и списком предметов коллекции. «Мы идём на квартиру и там по списку начинаем проверять все предметы коллекции. Приезжает машина, всё грузят <…> Охрана с автоматами и собаками. Только тогда поняла, насколько моё путешествие было опасным. Квартира Карачаковой была с сигнализацией и под охраной (имущество коллекции оценивалось в 2 млн долларов в то время)». Ценность собрания подтверждают ещё несколько строк от первого лица: «Представители Эрмитажа, Русского музея и т. д. требовали оставить коллекцию в Ленинграде. Я им ничего не отвечала, подняла только лист завещания перед собой и так проходила через рой негодующей элиты». 

Секрет полной отдачи


В 1974-м студенты выпускались из вуза. Ну и Эльза Кокова засобиралась домой: «Нужно было помочь им в обустройстве... Во-вторых, я сильно скучала по сыну. Всё взвесив, я решила написание диссертации отложить на будущее». 
По возвращении домой работа в театре закипела. 
«С огромным трудом мне удалось пробить разрешения на постановку пьес Шекспира. О «Гамлете» я мечтала ещё с учёбы в Красноярске. Этот спектакль выдержал 28 аншлагов. Рекордное количество и в Абакане, и в моей творческой биографии. Гамлета играл актёр Салайдинов. Он работал над ролью постоянно, всё время развивая её психологическую сторону, обогащая новыми нюансами. Для меня «Гамлет» был знаковым спектаклем. В нём я смогла выразить свои чувства, связанные с памятью отца. Тень отца Гамлета (актёр Владимир Чустеев), словно тень моего отца, вдруг вышла на свет и заговорила, и я, как заворожённая, слушала, о чём он ведал нам». 
Дальше — «Король Лир» с незабвенным Килижековым в главной роли. Постановки по произведениям Мустая Карима, Нодара Думбадзе, Чингиза Айтматова, с которыми Эльза Кокова была дружна. Спектакли по пьесам Михаила Кильчичакова, Валентины Шулбаевой, рождавшиеся в тесном сотрудничестве с ними. 
А вот комедии... «Комедии я как-то не ставила, но одна удалась. Это «Моя жена — лгунья». Спектакль всегда пользовался большой популярностью у зрителя. Но особенно он полюбился моему сыну. Однажды от смеха он упал со стула. Актёры шутили: если Каримчик в зале — значит, всё будет хорошо, и высматривали его со сцены».
Карим, как и его сестра, много времени проводил в театре. Благо до него рукой подать от дома, где на самом верху, на седьмом этаже, жила их дружная семья. Двери квартиры, считай, не закрывались. Здесь любили гостей.
«Однажды Володя привёл с собой Ивана Ярыгина, Сослана Андиева, Александра Медведя. Все олимпийские чемпионы. Володя говорит: «Смотри, Карим, сегодня наш дом озарился олимпийским светом». А они все огромного телосложения. И вот Иван взял и поднял на ладони Каримочку— и вверх, к свету люстры, а потом передал его Андиеву, а тот — Медведю. Я бегаю вокруг них, смотрю на Каримочку и прошу их: «Осторожней! Осторожней!» А Иван говорит: «Вот так он полетал на наших руках вокруг люстры».
По приглашению Эльзы Михайловны тоже кто только не бывал в их доме: от скульптора Карачаковой до музыкантов, ещё только обещавших раскрыть свои таланты.
Когда же у режиссёра начинался период репетиций на сцене, ей было не до задушевных посиделок. Домой «приходила только поспать, поесть что-то...» «В этот период всё по дому делал Вова. Он и кушать готовил, и убирался, и готовил нам застолье. У нас однажды гостила художница из мусульманского мира, так она была просто шокирована: у нас мужчины никогда ничего не делают по дому!»
По признанию Эльзы Михайловны, она «всю жизнь прожила без всяких забот по домашнему хозяйству». «Я была защищена с тылов и могла отдаваться работе на все сто процентов». Благодаря мужу, а ещё бабушке — хранительнице семейного очага. Но и сама Нони iче была под защитой любимых домочадцев. Это же счастье — чувствовать себя нужной и на склоне лет быть окружённой заботой и вниманием. Перед уходом из жизни, а случилось это в 91 год, «она пела часто песни о своём муже, о своих родителях, мы только стояли у двери и слушали. Я ухаживала за ней до её самой последней минуты».

Возрождение


Эльзе Михайловне был очень дорог ближний круг. 
«Меня в моём таланте режиссёра всегда поддерживали Володя, бабушка и мама. Они как-то верили в меня, когда даже я сама начинала сомневаться в себе, и это давало силы продолжать». 
«Иногда, когда мне было особенно сложно, я шла к маме, мы запирались у неё в комнатке и много часов разговаривали. Я ей рассказывала о всех своих проблемах, она меня обнимала, гладила по голове и рассказывала что-нибудь о моём папе. После этого я вновь оживала». После разговоров с мамой, отличавшейся большим чувством юмора и позитивным настроем, они «уже смеялись до колик над всеми проблемами». 
И всё же проблемы во взаимоотношениях с вышестоящим начальством сами собой не разрешались. Да и в самом театре, так сложно сплетённом, не всё было просто. Коковой даже пришлось уйти на несколько лет. 
В 1991-м по просьбе актёров она вернулась. Чтобы возродить национальный театр. Создать те проекты, которые теперь принимаются на ура. Ну а тогда не просто было поднять древний культурный пласт: героический эпос, легенды, шаманские мистерии... Все сложности этого пути Эльза Кокова подробно описала в своей книге. И сегодня уже никому не отнять славу художественного руководителя театра, обратившего нас к истокам. Её постановки «Любовь Чингисхана», «Слеза огня» по пьесам Чако (это творческий псевдоним сына) получили награды на международных фестивалях. А «Последний шаман»! «Всем очень понравился спектакль. А я неожиданно увидела театральное хакасское зрелище, по энергетике сравнимое с виденными мной театром Но и французским театром Солнца. Я искала этот театр шамана в пьесе моего отца, и вот теперь мой сын осуществил на сцене эти поиски». Спектакль получил самую высокую оценку. «Актёры были очень воодушевлены. Я испытала вновь ощущения покорения снежных пиков тасхылов».


Жить



...«И тут ушла из жизни моя Вета во время родов. Её дочь Наташа тоже ушла вместе с ней, едва родившись. Это было как гром среди ясного неба, я совершенно потерялась, была смята, убита. Смерть 32-летней дочери была для меня необъяснима. Я стала выпивать красное вино, стала читать эзотерическую литературу, но ничего не помогало. Я хотела найти доказательства того, что душа моей доченьки жива… Я разбирала вещи дочери и так застывала, забывая о времени. Володя приходил домой, будил меня от забытья и старался как-то развеять меня. Но я не хотела с ним разговаривать. Вскоре мы перестали совсем разговаривать. Тогда Володя воздействовал на меня через сына. Карим попросил меня разговаривать с отцом, и я как-то машинально стала вновь общаться с ним».
Невозможно читать!.. Помню же замечательную, милую Вету-Веточку. Подруга и самая настоящая опора мамы, она была как солнечный лучик...
«Карим сказал, что мне нужно что-то поставить из классики. Посоветовал «Марию Стюарт». Начала пролистывать эту пьесу, и неожиданно сердце откликнулось на великолепные стихи Шиллера. Мне захотелось поставить красочный костюмированный спектакль в память о дочери. Сестра Танечка написала прекрасную музыку — она очень сильно была привязана к Веточке, и это была музыкальная память о ней. Главные роли исполнили актрисы Света Чаптыкова и Маша Кыстоякова. Они просто заблистали в этой пьесе…» 
«Во время репетиций я всё время как бы чувствовала присутствие Веточки. И это доставляло мне какое-то чувство успокоения, обретения внутренней цельности. Я осознала, что только благодаря театру, творчеству смогу жить дальше. Всю жизнь моя семья была на третьем месте по шкале моих ценностей, и теперь, осознав это, я прошу у тебя прощения, единственная моя любимая доченька Веточка...»

* * *


Дело Эльзы Михайловны продолжает сын. Со своей семьей, детьми и женой (это актриса Сари Тирконен), Карим Чарков живёт в Финляндии. В Турку вместе с супругой он создал театр, где ставит спектакли на общечеловеческие темы, пишет пьесы, продолжает пропагандировать историю и культуру хакасского народа.

Вера САМРИНА



Подпись к фото:Семейный портрет Чарковых — Коковых. Эльза Михайловна и Владимир Ильич вырастили достойных детей.
Источник фото:фото из семейного архива Т.Ф. Шалгиновой
Комментарии: 0 шт
78
Оставить новый комментарий
0 / 300
Комментарий будет отображен после проверки порталом
Добавить комментарий