Игорь Кызласов: «Знали бы вы, какое удовольствие – копать…»

Хорошо известный своими трудами по археологии Южной Сибири и Центральной Азии, истории и культуры хакасского народа, монографиями о мировоззрении древности и средневековья ведущий научный сотрудник отдела средневековой археологии ИА РАН доктор исторических наук Игорь Леонидович Кызласов на днях побывал в Хакасии. Впрочем, здесь он частый гость: учёного прекрасно помнит и самое первое поколение абаканских историков 1980-х бывшего АГПИ, и сегодняшние студенты ХГУ имени Катанова с радостью посещают его открытые лекции. 

На этот раз в Хакасии Игоря Леонидовича поджидали Государственная премия Республики Хакасия им. Н.Ф. Катанова и плотный график работы на VIII Международной конференции «Народы и культуры Саяно-Алтая и сопредельных территорий», посвященной 300-летию открытия памятников енисейской письменности. Ну а круглый стол «Актуальные вопросы археологии Южной Сибири и Центральной Азии» коллеги полностью посвятили 70-летию со дня рождения учёного. 

Должна признаться, помню Игоря Леонидовича со студенческих лет, и признать, мало изменился он, перешагнув 70-летний рубеж. Лишь остроумнее стали шутки, а неспешная беседа с учёным показалась ещё увлекательнее.

- Игорь Леонидович, приятно вновь с Вами встретиться и вдвойне рада, что нашли время на интервью. Вы представитель династии исследователей хакасских древностей и, видимо, с раннего детства проявляли интерес к археологии, которому не изменяете всю жизнь. Помните своё первое знакомство с археологическими артефактами? Что это было?

- Видите ли, Леонид Романович в детстве не оказывал на меня никакого влияния, чтобы как-то профессионально направить в археологию. До старших классов я вообще увлекался биологией. Но поскольку отец каждый год выезжал в Хакасию и в Туву с экспедициями, его оттуда все ждали, встречали, то и я, конечно, просился с ним поехать. На что мне было сказано, что до 14 лет человек в археологической экспедиции, где надо нормально работать, бесполезен. Когда мне, наконец, исполнилось 14 лет, у Леонида Романовича случился инфаркт и несколько лет он не мог никуда ездить. Потом, восстановившись после болезни, он проверил свои силы в Подмосковье с практикой студентов-археологов на раскопках славянских курганов. Тогда я был уже 15-летним парнем и имел моральное право участвовать в экспедиции. В тот же год из Подмосковья я уехал в экспедицию на Украину. Копать и находить мне понравилось. Закончилось всё тем, что с 1968-го года, будучи ещё школьником, я впервые оказался в Хакасии.

- Вероятно, в составе экспедиции, сделавшей в тот период множество научных открытий и обогатившей местный краеведческий музей, который сегодня именуется Хакасским национальным краеведческим музеем имени Леонида Романовича Кызласова? Недавно довелось побывать в особом зале музея, полностью посвящённому известному учёному – Вашему отцу - и раскопкам тех лет…

- В 1968 году Леонид Романович изучал крепость в горах Оглахты - самую большую в России средневековую крепость, сложенную из камня без раствора, с протяжённостью оборонительных сооружений 25 километров. Настолько крупных подобных археологических памятников нигде в мире больше нет. Перед экспедицией стояла задача определить время создания оборонительного сооружения, которое в форме каменной подковы прижимало к Енисею горный массив размером 9х13 километров на высоте птичьего полета. На реку выходили неприступные скалы, которые не позволяли врагу подобраться с другой стороны. Вдоль стены располагались средневековые курганы. Все они были сооружены на защищаемой площади. Леонид Романович, предположив, что курганы могут принадлежать защитникам, их копал. Школьник Кызласов тоже занимался этим вместе со всеми.

Не дарите мужчинам цветы…

В общем, археология мне весьма понравилась, а Хакасия – тем более. На следующий, 1969-й год, я уже поступал в Московский университет с намерением получить археологическую специальность, окончил курс кафедры и пошло естественное такое продвижение. Каждый год я работал в экспедициях. Кстати, точно не знаю, но своя статистика показывает, не многие дети археологов, выросшие в экспедициях, пошли по стопам родителей. Если брать в экспедицию совсем маленького человека, археологом он обычно не становится.  Таким образом, отцовская выдержка меня подальше от археологии до 15-16 лет сработала на пользу дела. Поэтому именно в Хакасии поразили меня первые памятники, а Оглахты – моя археологическая родина. Если окажетесь там, то и вы увидите удивительные древние ландшафты. До того, как попасть в Хакасию, я считал, что пейзажи Рериха - фантазия. Но полюбуйтесь, как чисто меняются цвета в степи. В Туве они ещё чище, а в Гималаях, наверное, именно так, как на пейзажах Рериха. В общем русско-индийский художник-пейзажист Николай Рерих для меня оказался реалистом.

- Вас можно назвать представителем московской научной элиты…

- Нет, с элитой не надо. Такое красивое слово обычно употребляют по отношению к власть имущим. Вся прочая элитарность выглядит не так серьёзно. Я, например, не откликаюсь, когда ко мне обращаются «господин». У господина должна быть прислуга, а я - трудовая интеллигенция. По-старому, по-советски. Я вообще, в отношении русского языка, – шовинист. Можно, повредничаю?..

- Имеете право, как герой публикации…

- Не обзывайтесь. Персонаж…

- Тем не менее, 28 августа Вы отметили 70-летие. Здесь Вы презентовали свою новую книгу, получили Государственную премию Республики Хакасия им. Н.Ф. Катанова. Как так вышло, что масштабно отмечаете юбилей на исторической Родине? Простите, с мужчинами же можно говорить о возрасте?

- Конечно. Мужчинам цветы дарить не надо, как мне сегодня. С юбилеем ситуация такая, поскольку родился я летом, в разгар полевых работ для археолога, то все свои дни рождения встречал под брезентом. Товарищи по экспедиции меня, конечно, поздравляли, но празднования проходили в работе. У археологов выходной, когда дождь и нельзя копать. Если погода нормальная, в экспедиции не отдыхают и праздников не устраивают. У археолога, как в сельском хозяйстве - день год кормит. Ну а в городе никто не видел от меня юбилейного стола, поскольку я возвращался к родным, когда листва уже опадала.

- И вот в один из юбилеев…

- Приехать в Хакасию я планировал раньше, потому что были планы на маршрутные археологические работы. Но оказался здесь, когда проходили этот великолепный форум и большая конференция, посвященная 300-летию открытия енисейской рунической письменности. Меня просили сделать доклад на эту тему, поскольку круг людей, которые занимаются древним енисейским руническим письмом, изучают его, крайне узкий, и я в него попадаю. Подобный доклад в Абакане я уже делал в 2001-м году, когда отмечали 280 лет с начала изучения енисейской письменности. На этот раз у меня был доклад об итогах и перспективах изучения рунического письма. О том, насколько за 20 лет продвинулась эта научная дисциплина. Потом оказалось, что круглый стол по актуальным проблемам археологии беззастенчиво посвятили моему 70-летию. Но ехал-то я не на юбилей, а с рабочим настроением. Конечно, было известно, что правительство наградило меня за изданный в 2017 году труд «Хакасы. Основатели хакасоведения о важнейших вехах истории. К 100-летию возрождения народного имени». Я предполагал, что поездка в Хакасию совместится с получением государственной награды. В день открытия конференции мне торжественно это всё вручили Валентин Олегович Коновалов, Владимир Николаевич Штыгашев и другие наши официальные высокие лица. Я получил награду из рук Главы Республики, председателя Правительства РХ и второй день хожу горжусь. Это высшая награда субъекта Российской Федерации Республики Хакасия в области науки и различных отраслях искусства. Николай Фёдорович Катанов – первый хакас профессиональный учёный с университетским образованием, первый профессор, получивший звание, его имя носят государственный университет и национальная гимназия в Хакасии. Премия имени Катанова учреждена в 1993-м году и первым получил её мой батюшка Леонид Романович Кызласов. Поэтому возникла очень торжественная преемственность.

«Кусок моего зеркала…»

Вы же знаете, как проходит юбилей в науке. Юбиляр встаёт и делает доклад. В данном случае я оказался вместе с коллегами, которые смягчили такую мою участь, но два доклада на разных заседаниях я должен был сделать.

- На одном из них довелось присутствовать. Вы сказали, будто среди древних наскальных надписей, помимо эпитафий и родовых тамг, встречаются… молитвы древних людей. Получается, теперь наука знает, о чём просили богов наши предки…

- Да, наскальные надписи — это всё молитвы. Но на стелах - полноценные надгробные надписи-эпитафии. А знаете, сколько обнаружено владельческих надписей?! Я об этом не говорил. На монетах, на кинжале, на зеркалах… «Моё имя такое, а это - кусок моего зеркала», - начертано на осколке дорогого зеркала, великолепной бронзы, в котором просверлили отверстие и носили с собой. Надпись на пряслице: «Вращайте веретено». Множество надписей на китайских монетах, которые были здесь в широком употреблении - «расхожая деньга», «медная деньга», «ахча»… Слово «ахча» до сих пор существует в хакасском языке и переводится «беляшка», то есть серебряная монета, белая монета, блистающая. Но в данном древнем случае она тоже была из бронзы. Все эти надписи выполнены рунами. На курганах встречаются пограничные надписи. «Это камень, стоящий на моей восточной границе», - написано на межевом камне. 

Понимаете, грамотность периода, 8-9 веков, когда здесь существовала руническая письменность, была очень широкой. Причём не только среди мужчин, но и среди женщин. «Вдова Йоло Апа. Презренная возвысься». Что это? Обращение к женщине, имя и титул супруга которой хранит теперь древняя надпись, или она сама так молилась? Я не знаю. На берега Енисея в восьмом веке проникло манихейство – вероисповедание, возникшее в Месопотамии ещё в третьем столетии. Вероисповедание, требующее грамотности от мужчин и от женщин и, в нашем случае, записанное рунами. Это к вопросу о дикости наших мест. На надгробном камне, найденном здесь в начале 18-го столетия немецким медиком и ботаником на русской службе Даниилом Готлибом Мессершмидтом, среди прочего написано: «Этот человек знал языки всех народов». Вы же знаете, что эпитафии пишутся от первого лица, как бы говоря голосом умершего. Так вот, оказывается, у нас здесь погребён некий человек, знающий языки всех народов. А по фразам свойственным множеству эпитафий, найденных на Енисее, «я такой-то, этим в жизни не успел насладиться», можно составить целый список, о чём горюет ушедший человек. Правда, нет пока ещё такой публикации.

- И о чем же горюют ушедшие?

- О жизненных ценностях того времени. Знаете, какая первая? Ни хан и ни бог.  Прежде всего, ушедший человек горюет, что не насладился общением с женою, с детьми, а потом уже с ханом. Третья позиция, о чём он сожалеет – боевые товарищи, после чего перечисляется, что не насладился он, к примеру, шестью тысячами своих лошадей, столькими-то коровами, множеством монет, что у него было «как волос на голове» и так далее. Надписи эти короткие, но первая ценность жизни древних людей, погребённых с особыми почестями и, соответственно, относящихся к княжескому сословию – жена и семья. Получается, не было здесь никакого многожёнства, парная семья считалась у древних богоданной. Наверху не один Бог Неба – Тенгри. У Бога Неба есть супруга Умай. Поэтому Каган и Катун – семейная пара правителей. Муж и жена в каждой семье - воспроизведение небесной пары и освещённая традиция.

«Вложите в меня совершенную душу…»

Возвращусь к вопросу о молитвах. Всего семь букв на одной из надписей, обращённых к богу, гласят: «Вложите (в меня) совершенную душу». Душу, это я так перевожу. Буквально, совершенное нутро просит человек. Совершенное, в духовном отношении. У тюркских народов ведь не сердцем любят, а печенью. Ребёнка чувствуют печенью, родню и так далее. Тамга надписи аристократическая, то есть человек этот князь. И он не скота себе просит, ни денег, а духовного совершенства. Неподалёку от села Новосёлова есть древнехакасская надпись, где сначала написано имя человека: «Я такой-то. Когда небо и мать река Енисей соединяются в гармонии, мы создаём подлинную драгоценность. Тогда мы получаем звание. Так и я стал богатым». Мне понятно, что это пишет священник, чьи знания зависят от степени его духовного совершенства. В природе должна быть гармония между небом и землёй, где река – мать, а небо в данном случае - отец. Когда всё в гармонии, то мы и совершаем благие дела и становимся достойны, получить звание. Речь идёт не о воинском звании, а о положении в церковной иерархии. Понимаете, это манихейство, религия пророка Мани, его философская доктрина, которую построил он на Ефрате (современный Ирак). Жизнеописания пророка впоследствии найдены и в Восточном Туркестане на тюркских языках, и у нас, на Енисее, написанные в данном случае ещё и руническим письмом! Так вот представьте себе, сегодня мы читаем жизнеописание Христа, жившего чуть менее двух тысячелетий назад, а живший на Енисее в девятом веке человек читал то, что происходило в третьем веке на Ефрате! Вот такие у них географические и хронологические представления были. Давайте оценим глубину и широту нашего открытия: в енисейских надписях есть заимствования из китайского языка, из санскрита, их носители были знакомы с буддийской литературой, встречается иранская терминология... Таким образом, манихейство пришло в наши места с миссионерами из Средней Азии, теперь тому есть материальные подтверждение: «Вложите в меня совершенную душу».

- Невероятно! Получается Вы человек, который всё знает…

- Поверьте, я очень скучный собеседник. Только про древности могу рассуждать. Сел на своего конька и всё. В остальном я совершенно малообразованный. Сами судите, у вас выпадает всё лето, потом пишется научный отчёт о работе, ведь вы раскопали курган, который больше никто никогда не увидит. Его больше нет! У многих такое светлое представление, мол курганов много… Да не было никакого конвейера в их производстве! Ни один курган не похож на другой, способ захоронения - тем более, а условия захоронения – третье. 

Исчезающие контексты Хакасии

Всего я не знаю. Моё дело надпись скопировать и понять, что она значит. Сложность в том, что у нас – рунологов - нет контекста. Только семь букв. А контекстом к ним являются все краткие надписи на скалах! К примеру, вижу слова «бен бетидим» («я написал») и вспоминаю Собор Святой Софии в Киеве, весь исписанный на уровне колен крестами и древне-киевскими надписями подобными, скажем, наиболее известной «Ивашка псал» («написал Иван»). Для меня это простая параллель: человек молился и отметил это надписью. Только у нас здесь не церковь, а горные культы, через которые древний человек обращался к единобожию, которое здесь уже было. Кто знает, что у тюркских народов с восьмого века существует единобожие? До христианства и ислама! Это очень большое открытие, и сделано оно в Хакасии.

- Если у специалиста нет контекста, то обычный путешественник может вообще не догадываться о том, что перед ним не просто красивая скала, а божественное место множества минувших людей, наших предшественников…

- Так и есть. Нигде нет археологически изученных манихейских храмов, а у нас на станции Ербинская стоит. Пойдёте прямо по улице Степной и между 110 и 112 домами можете повесить надпись «Храм 8-го века». Мы его копали два года. Приезжаете на 34 километр Аскизского тракта, где все купаются. Там 12 святилищ и храмов. Пять веков в той точке храм сменялся храмом! Понимаете, какой силы это был духовный центр? Теперь там поставили камушек, чалома вяжут, мол у людей здоровье улучшается. Слава богу, пусть улучшается - место намоленное… А мы там 10 лет копали, потому что развалины сырцовых стен сохранились до четырёх метров высоты. Но какая была интрига, когда оказалось, что каждый из этих храмов имеет свой план! Вот копаете вы христианскую церковь, и сразу ясно, что это церковь, будь она православная или католическая. Даже если там один кирпич остался, померьте аккуратно, куда аспида повёрнута, и по углу сможете определить, в какой день храм заложен и какому святому посвящён. Копаете мечеть – похожая история… А тут – каждый план новый! Чтобы понять, что мы раскопали, пришлось отыскать и соединить арабские свидетельства 10, 12 и 14 веков (на это ушло 16 лет), где было описано, как манихеи поклонялись планетам, и Солнцу, и Луне. Для каждого небесного тела они создали храм своего плана. Вот тогда и стало понятно, что копали мы храм Солнца, что рядом - храм Луны, что мы копаем звездопоклонников… А это астрономия, и манихеи считались самыми точными астрономами своего времени. Вот какая была религия, а мы до сих пор думаем, будто шаманизм – высшее достижение нашей территории! Так и живём. Сами себя обманываем и окружающие народы. А врать стыдно. Значит, надо копать.

- Так договоримся до того, что станем считать людей, в глаза не видевших кроссовок и никогда не покупавших кофемашину по акции более продвинутыми…

- Чем кто? Чем наши современники? Да, многие. Мне вот всегда неадертальцев жалко. Все в рай, а этих куда? Разве они виноваты, что родились за тридцать тысяч лет до Христа? Вот идёте вы мимо древнего камня, который стоит здесь много веков, и ничего вам не говорит, а древний человек знал и почитал это место… Так вот мы грамотные, или они неграмотные?

- Ох… А есть у нас что-то общее?

- Да много всего! В рунических надписях даже хакасский диалект прослеживается. Северные надписи – это теперь кызыльский диалект, а южные – качинский. Произношение сходное и даже разговорный язык прорывается сквозь книжный. Это объяснимо, ведь не бывает письменности без школ, и школа здесь существовала своя, местная. А мы сейчас что умеем? Дым пускать, добывать уголь на территориях, представляющих колоссальную археологическую ценность! Ещё раньше утопили в Красноярском водохранилище цветущие районы. Такое только высокая цивилизация может!

- Юбиляров принято спрашивать о дальнейших планах. Нет ли среди ваших намерений сохранения археологических памятников для науки?

- А я ничего не могу сделать. Чтобы охранять у нас существуют охранные структуры. Археологи не охраняют, археологи — это аварийные работы: давайте скорее хоть чего-нибудь успеем, пока не появились бульдозер с экскаватором! Вот что такое сегодня археология. Вообще-то есть фундаментальная наука, когда учёный целенаправленно ищет объекты, раскрывающие загадки истории, скажем, храм или надпись, а нам строитель диктует, что копать. Скажем, не хочу я здесь копать, а кто меня спрашивает? Так вот аварийные работы, это не спасение памятников. Это спасение для науки того, что будет уничтожено. Есть разница? А знали бы вы, какое это удовольствие - копать…

Беседовала Татьяна КОРНЕВА