Глядя на светлые, яркие, глянцевые фотографии, трудно представить, что их автор 20 лет мотался по «горячим точкам», фиксировал страшную изнанку человеческих отношений. Но это так. Максим Мармур — с большим репортёрским опытом.
И проект «Люди угля» с выдающимися портретами шахтёров и горняков России, с которым познакомились жители Хакасии, — его рук дело. Фотограф приезжал в нашу республику по приглашению одного из крупных угольных предприятий. И мне удалось поговорить с мастером.
Знакомство
— Меня зовут Максим. Профессиональной фотографией занимаюсь около тридцати лет, — начал он общение.
Говорит, что в детстве хотел стать военным. Предпосылки были — отец уволился в запас будучи полковником российской армии. Максим для будущей карьеры активно занимался спортом. Но всё качнулось в другую сторону. Кстати, при участии отца.
— Увлечение фотографией началось, когда мне было лет 13. На дворе 1982 год, папа приехал в отпуск из Афганистана. С подарком — моим первым фотоаппаратом ФЭД-5В.
С этим аппаратом (или с ностальгией по нему) связана забавная история:
— Не так давно снимал на Красногорском заводе. Фотоаппарат был выпущен там. Нашёл женщин, которые работают на производстве с 1971 года. Быть может, и через их руки проходил мой ФЭД-5В... Волнительный момент.
Максим уверяет: сибиряк, мол, он. Машет рукой в неизвестном мне направлении:
— До Омска пара тысяч километров. Соседи…
В Омске окончил школу, учился в Кемеровском институте культуры. Оттуда же был призван в армию. Служил в Западной Сибири, в пехоте.
Трудовой путь начинал в газете «Молодой сибиряк». Потом «Омская правда», «Вечерний Омск». Последняя — невероятно прогрессивная по тем временам газета.
— Все строили новую страну, хотели жить по другому укладу…
В 1990 году Максим Мармур перебирается в Москву. Вспоминает, что жизнь страны на ту пору была полна всяческих катаклизмов, половина Советского Союза полыхала в локальных войнах.
К московскому периоду жизни Максима Мармура мы обязательно вернёмся. Сейчас отвлечёмся на проект «Люди угля», что долгое время украшал республиканский музейно-культурный центр. Именно благодаря ему Мармура узнали и полюбили в Хакасии.
Вновь про уголь
Проект «Люди угля» создавался три года.
— Изначально история не была чёрно-белой. Крупная угольная компания пригласила меня снимать годовой отчёт. И мы снимали — яркую, цветную, европейскую, динамично развивающуюся компанию. Параллельно я делал снимки своей чёрно-белой истории, движимый журналистским азартом. Снимал жизнь такой, какая она есть.
— Годовой отчёт-то сделали?
— Конечно! И он был с успехом продемонстрирован на конкурсе в Лондоне — The Corporate&Financial Awards. Получил там второе место среди отчётов энергетических компаний всего мира. Скажем так, «золото» он взял в Москве, на конкурсе, что проводила Российская торгово-промышленная палата.
Первое предприятие, на котором Максим Мармур побывал, — это разрез «Буреинский».
— Удивительно, но на разрезе я был впервые. Даже несмотря на то, что учился в Кузбассе. Да, бывал в угольных шахтах. Но здесь — на разрезе — увидел размах, огромные механизмы, огромные машины. Начинал работать на рассвете, заканчивал на закате. Командировки были по три-четыре недели. Тогда и приняли решение — после каждой съёмки не возвращаться в Москву, а перемещаться с запада на восток, из региона в регион, нивелировали разницу в часовых поясах, чтобы с меньшим ущербом для организма проходила акклиматизация. В половине пятого утра мы уже были на предприятиях. И на отвалах за неделю командировки я оставлял по пять килограммов веса.
Вспоминает, что приключений было много. Например, на Апсатском разрезе, где добывается самый качественный коксующийся уголь. Высокогорье. Захотелось попасть на Чарские пески.
— Была снаряжена экспедиция, выделен вездеход. Решили форсировать реку Чара, так как иначе на пески не попасть. Но перед нашим приездом две недели шли дожди, вода в реке поднялась довольно высоко. Черпанули воду, утопили вездеход — одна крыша торчала. И на этой крыше мы с моим верным помощником — «чемпионом мира по свету» Кириллом Пантелеевым подпрыгивали, ждали, когда нас спасут. Последовала целая спасательная операция, в ходе которой нас доставали с середины реки. В общем, пески нас так к себе и не пустили.
Вспоминал, как приходилось спасать дрон от настырного баклана Феди, что защищал акваторию Мурманского морского порта.
— Закончил работу над годовым отчётом, стал выкладывать чёрно-белую шахтёрскую историю на своей страничке в Facebook. Думал, что там она и останется. Но фотографии заметили. Первой откликнулась искусствовед Ирина Чмырёва — научный сотрудник Института теории и истории искусства Российской академии художеств. Попросила портфолио из 10 — 15 фотографий. Предоставил. Дело в том, что она читает лекции для редакторов некоторых корпоративных медиа.
И через некоторое время случился такой диалог:
— Ты не поверишь, — говорит Ирина Чмырёва.
— Что случилось? — спросил Мармур.
— Когда люди увидели портреты шахтёров — они заплакали!
Вот так. Большие журналисты, тёртые калачи, которые в своей жизни видели, казалось бы, всё…
— И, глядя на портреты мужиков, вышедших после смены из шахты «Северная» в посёлке Чегдомын в Хабаровском крае, начали пускать слезу.
Тогда Максим Мармур понял, что у проекта есть большие перспективы. Последовал фотофестиваль в Краснодаре. Там присутствовала итальянская делегация. Европейцы обратили внимание на снимки. И вот уже в Италии, в городке Орвието возле главного собора, висят огромные двухметровые полотна с фотографиями шахтёров...
— Собор — огромный. Очень светлый, ворота его всегда открыты для посетителей, — вспоминает Максим Мармур. — Портреты колышутся ветром. И оттого полное ощущение, что шахтёры — живые…
Это был успех. Выставку удачно провезли ещё через восемь итальянских городов. Потом выставили в Москве, в Центральном доме художника, где за три недели её посмотрели 50 тысяч человек.
— Весной этого года — в Кемерове. Ждал с невероятным волнением. Шахтёрский край, на открытии были угольщики. И когда они ко мне подходили, пожимали руку, говорили: «Спасибо», я окончательно понял: в своей работе не наврал ни на пиксель.
В сентябре, к слову, выставка будет в Китае — в Пинъяо, после — в Пекине...
Рядом с мэтрами
Делаем крутой разворот во времени. И возвращаемся к началу карьеры Максима Мармура. Там много жизни, там много смерти. И много репортёрского опыта, коим он всегда готов делиться.
Так вот. После службы в армии, после Омска Мармур переводится в МГУ на факультет журналистики. С начала 1990 годов работает в газете «Комсомольская правда», которая в ту пору выходила тиражом в 22 миллиона экземпляров.
— Совсем недолго послужил в журнале «Советский воин». Все наши командировки были невероятно плановыми. Доходило до того, что мы писали номер воинской части и заранее делали раскадровку, примерную схему будущих фотографий.
В «Комсомолку» сбежал довольно быстро. Ему позвонили:
— Макс, хотим, чтобы ты от нас съездил в командировку.
— Куда?
— А ты куда хочешь?
Максим прикинул: отец служил в Средней Азии. Неплохое место.
— Не пойдёт, там Володя Веленгурин всё оккупировал. Давай-ка в другое место.
И Максим двинул в Архангельскую область. Тогда там работал «совершенно невероятный» собкор «Комсомолки» Валентин Каркавцев. И с ним были подготовлены классные материалы о возрождении монастырей на Пинеге, о жизни в Архангельске.
— Попал на предприятие «Звёздочка», которое утилизировало по программе разоружения советские атомные подводные лодки. Материалы вышли, и им сопутствовал немалый успех.
Тогда редактор отдела иллюстраций говорит:
— Макс, всё отлично. Но давай ты съездишь в «горячую точку». И если всё будет нормально, примем тебя в штат.
Полыхнули Бендеры. В Приднестровье случилась жуткая резня. Весна, жарко. Трупы
лежали на улицах довольно давно. Воздух был пропитан запахом разложения.
— Неплохо там отработал. Приняли в штат, — краток Максим.
Вспоминает другое. С любовью говорит, что в «Комсомольской правде» тогда работал весь цвет российской фотожурналистики.
— Мне 22 года. Я молод, горяч, впитываю всё, как губка. А рядом Василий Песков, Илья Гричер, Саша Абаза, Сергей Кузнецов, Василий Корнеев, Владимир Шин, Анатолий Хрупов. Вот оно — наставничество. Они могли пожурить. Могли конкретно, но по-дружески высказать замечания.
И тут новые приключения. В стране случилось акционирование. «Комсомолка» разделилась на несколько лагерей. Кто-то остался, кто-то ушёл в «Московские новости», а часть во главе с Дмитрием Муратовым создала «Новую газету».
— Я был той частью, что ушла в «Московские новости», — вспоминает фотограф. — Когда случился грузино-абхазский конфликт, я получил, наверное, самый большой комплимент в жизни…
Дело было так. Фотографии Максима Мармура разложены на столе. Писателя Александра Кабакова просят написать к ним текст. Александр Абрамович смотрит на снимки: прилёт грузинских десантных самолётов, выгрузка военной техники…
— Я не вижу, что писать, — говорит в итоге писатель. — В фотографиях есть всё.
В итоге вышло четыре разворота со снимками. С одной лишь подписью: «Интервенция. Фото Максима Мармура».
По краю
— Главное — рассказать историю, — уверен фотограф. — До тех пор, пока в снимках её нет, они никому не интересны. Но для того, чтобы поведать историю, нужно и самому быть интересным человеком. За каждым снимком — всё пережитое. Все чувства, эмоции, влюблённости, переживания, радости, горести. И трагедии, конечно. Все прочитанные книги. Все просмотренные фильмы и картины. Человек пустой хорошим рассказчиком быть не может. И хорошим фотографом — тоже.
Максим Мармур почти 20 лет путешествовал по войнам. И видел всё.
— По краю проходили?
— Трижды водили расстреливать.
— Оппа…
— Вот тебе и «оппа». Всякое бывает. Это война. Молодой был, ходил в кругленьких очочках. Как ёлка новогодняя был увешан техникой. И всегда был там, где что-то происходит. А военных это всегда настораживает и нервирует.
Картина такая. В Таджикистане — гражданская война. В городе — дикая резня. Есть нечего, света нет. Здание Дома радио, что возвышалось над Душанбе, охраняли российские военные 201-й дивизии. У наших ребят вообще тяжёлая история: их отправляли воевать то за одну сторону, то за другую. В вечном стрессе находились. И вот к Дому радио выходят Максим Мармур (естественно, как «ёлка») и корреспондент «Комсомолки» Александр Хохлов.
Путь преградил боевой прапорщик:
— Кто такие?
— Корреспонденты.
— Какие к чёрту корреспонденты?! Бойцы, поймать шпионов. Расстрелять!
Бойцы ответили: «Есть». Скрутили журналистов, повели к забору. Печальный исход неизбежен, но в дело вмешался случай.
— Надо сказать, что мы в «горячие точки» часто летали бортами российской военно-транспортной авиации, — вспоминает Максим Мармур. — Со многими военными дружили, ели и даже немножко пили.
На крыльцо Дома радио вышел знакомый старлей.
— Серёга, — обратился он к прапорщику. — Куда пацанов повели?
— Шпионов-то этих? Да пусть расстреляют…
— Серый, ты чё творишь? Это свои пацаны!
Максим Мармур вспоминает эти моменты. И говорит:
— Повезло. Метров пять-семь до забора не дошли.
В следующий раз «расстрел» был менее интересным, более прозаичным. Вновь Мармура и Хохлова хотели казнить — приняли за дезертиров.
— Мы же за линию фронта ходили то туда, то сюда. А на войне через две-три недели ты грязный, ободранный. И не понять, откуда ты — журналист ли, солдат ли. Но удалось «отбояриться».
Круги надлома
— Первую чеченскую кампанию плотно работали с боевиками…
Округляю глаза.
— Ничего удивительного. С нашей армией тогда было невозможно сотрудничать. Пойми главное: любая война — это в том числе и информационная битва. И тот, кто выигрывает войну за общественное мнение, тот и побеждает. Боевики в нас были очень заинтересованы. Мы были с ними везде, чувствовали себя в полной безопасности. Всё это продолжалось до похищения Елены Масюк и убийства фотокора ТАСС Володи Яцина. На этом всякое сотрудничество прекратилось.
Вторую кампанию мне приходилось работать под разными легендами. Я тогда уже сотрудничал с France-Press, но от них попасть в район боевых действий не представлялось возможным. Потому у меня были удостоверения газет «Гудок», «Труд» и «Красная звезда»…
С последними «корочками» жизнь наладилась.
— Шевчук из «ДДТ» в интервью Юрию Дудю рассказывал о своей поездке в Грозный в 1995 году. О том, насколько тяжело выходил из этого ада. Мертвецки пил…
— Очень тяжело и я выходил. Были сумасшедшие проблемы со здоровьем. Что скрывать — пил тоже. Но ценой нечеловеческих усилий, с медицинской помощью удалось выйти. Моя война закончилась. Я больше не ору по ночам.
Шевчук не врал.
Максим Мармур был в Чечне, Абхазии, Грузии, Карабахе, Афганистане, Ираке. И это лишь то, что он навскидку вспомнил.
Хорошего немного. Но за военные кампании российское бюро Associated Press с Мармуром в составе номинировалось на журналистский «Оскар» — Пулитцеровскую премию. Доходили до финала. Но не срослось.
— Свои премии я получил. Picture of the Year International, The Best of Photojournalism. Одна за Чечню, другая — за беспорядки в Андижане.
В 2008 году фотограф закончил с репортажной журналистикой. Что-то в нём стало надламываться после Беслана. К слову, последние два места работы Мармура — агентства Associated Press и France-Presse.
— 20 лет я ходил по одному и тому же кругу. С утра — теракт, в обед — Кремль.
После увольнения Мармур решил поучаствовать в интересном проекте журнала GQ. В глянце придумали большую историю, о том, какой Россия переходит от одного президента к другому — от Владимира Путина к Дмитрию Медведеву.
— Мы с журналистами сели в автомобиль, проехали от Москвы до Владивостока, собирая маленькие истории из жизни огромной страны. Они сплелись в серию публикаций. Два журнала, восемь разворотов. Путешествовали месяц, накрутили 15 тысяч километров. Хорошая история получилась.
Пойманная красота
И решил Максим Мармур заняться новым направлением — студийной фотографией. В стране — расцвет глянца, Vogue, GQ — в фаворитах. Напросился в студию к своему товарищу Максиму Полубояринову.
— Посмотрел, как он работает. Жутко расстроился. Понял, что ничего не знаю и не умею. И пошёл учиться студийной съёмке. Следующие два года только этим и занимался. В 2010-м открыл свою студию. За три года прошёл путь от начала и до обложки GQ.
— И кто был героем обложки?
После некоторой заминки:
— Александр Роднянский. Продюсер российских блокбастеров «9 рота», «Жара», «Питер FM», «Сталинград», «Обитаемый остров», «Дуэлянт» и фильмов Звягинцева.
И поясняет заминку:
— Видишь, в чём дело. У меня профдеформация — лица, героев своих работ помню всегда. А вот с именами проблемнее.
— Не тяжело было оставлять репортажную съёмку?
— Я принял новый вызов. Если в журналистике ты большей частью наблюдатель, то здесь — творец. Вот ситуация: приходит в студию писатель и политик Эдуард Лимонов. У фотографа уже есть идея — как снимать, с арт-директором всё продумано, выстроена манера общения. А Лимонов с порога: «Я это не буду делать, это не стану, так не снимай». И ты понимаешь: надо всё перестраивать. И очень быстро. Вот тут журналистская закалка — умение подстроиться под ситуацию — приходит на помощь.
Смотрим работы Максима Мармура. С экрана монитора глядит актриса Анна Михалкова. Снимок сразу напомнил обложку альбома «25» британской певицы Адель.
— К этому результату мы с Аней шли часа полтора. Я придумал, что хочу увидеть её в образе Адель (надо же, угадал. — С.В.). Я увидел нужный мне взгляд, но сфотографировать не успел. И к этому состоянию мы пытались вернуться. Разговаривали, выходили попить кофе. И вдруг раз — нужный дубль с нужным взглядом.
Листаем дальше. Писатель Борис Акунин.
— Очень дорога эта картинка. В ней он весь. Со своим гонором, понтами, здесь же и Эраст Фандорин, и японская
сабля на стене. Акунин — человек думающий, мыслитель. На съёмку дал 15 минут. Вышел к нам в футболке-поло кислотного жёлтого цвета. Я опять понял: всё, что я себе в голове напридумывал, прахом. «А можно вас попросить переодеться?» — «Можно. Но только в другую футболку-поло». — «А каких цветов?» — «Серая и синяя». Я понял, что синий цвет в этой композиции будет идеален.
Модельер Вячеслав Зайцев с… зайцами. Продюсер Тимур Бекмамбетов на фоне мистической вечерней Москвы.
— Хотелось снять его в стилистике созданных им фильмов — «Ночного дозора», «Дневного дозора», «Чёрной молнии». Надо было найти место, чтобы открывался такой вид. Место нашлось на 26-м этаже гостиницы «Украина».
Со следующего снимка улыбается миллиардер Ричард Брэнсон — один из богатейших британцев.
«Постарайтесь увидеть будущее», — сказал ему. — «Гм, да без проблем». И тут же выдал нужную эмоцию.
Дмитрий Маликов с Хрюшей из «Спокойной ночи, малыши». Загвоздка для съёмки была в том, что поросёнок ни под каким предлогом не мог покидать Останкино. Пришлось нести многокилограммовую технику туда.
Уже упоминавшийся Александр Роднянский в декорациях фильма «Сталинград».
— Их из пенопласта делали. Стоят громадины, выглядят весьма устрашающе.
Ксения Бутусова — дочь лидера легендарной рок-группы «Наутилус Помпилиус» Вячеслава Бутусова. Сфотографирована в той же одежде и той же позе, что и её отец для альбома «Князь тишины».
— Мой князь, князь тишины-ы-ы, — захотелось пропеть знаменитый трек.
— Немножко ню, — продолжает фотопутешествие Макс Мармур. — А вот и Любимов в своём рабочем кабинете театра на Таганке…
* * *
— Про Ксению Бутусову вы рассказали. А в оформлении музыкальных альбомов участвовали? — спрашиваю.
— Было дело. Как-то на пляже запечатлел весьма колоритную даму в красном купальнике. Фотографию запостил в «Инстаграм». Пишет Серёга Шнуров: «О боги, мне нужна эта картинка для оформления пластинки».
— И?
— Подарил ему снимок.
В 2014 году у группы «Ленинград» вышел альбом «Пляж наш». Как всегда — трёхэтажно исполненный, скандальный, наглый. И оформленный снимком Максима Мармура.
Глаза мира
Напоследок вновь вернулись к трагичному. По экрану мелькают фотографии освобождения заложников в Нальчике. Потом — уникальные снимки похорон Ахмата Кадырова.
Май 2004 года. Страшный теракт во время Дня Победы уносит жизнь президента Чеченской Республики. Накануне похорон Чечня закрывает свои границы. Попасть — и так невозможно. Через своих людей — друзей, знакомых, коллег — Максим Мармур отправляется туда, куда вообще невозможно попасть журналисту — в родовое село Кадыровых — Центарой. Миновал многочисленные блокпосты, но всеми правдами и неправдами добрался.
И вот уже видна похоронная процессия. Максим вскидывает камеру. Но по объективу кто-то грубо бьёт. В живот фотографу упирается ствол калашникова.
— Нельзя, — цедит сквозь зубы вооружённый и опасный противник.
Мармур говорит, что главное в этом случае — найти правильные слова.
— Ты что, с ума сошёл? Убили твоего президента! Его хоронят, я об этом расскажу всему миру!
Слова оказались правильными.
— Я тебе помогу, брат.
Человек с автоматом подхватил сумку Мармура, и вдвоём они пронеслись проходными дворами, короткими путями — догонять похоронную процессию, которая уже далеко ушла.
Из фотографов на тех похоронах был только Максим Мармур. Сам он говорит, что в тот скорбный день был «глазами» мира...
Фотографии Мармура печатались на обложках и украшали первые полосы Time, Guardian, The Times, Washington Post, NY Times, LA Times, GQ Italy, GQ Russia, Madame Figaro, Stern.
Только ли на похоронах Кадырова он был «глазами» мира?
Сергей ВЛАСОВ
