Баловство до добра не доводит, и всё равно…

Мы с сёстрами скачем по кухне, повторяя только что сочинённую присказку: «Кочерыжка-кочерга, у тебя одна нога, эту ногу мы съедим, мы ногою похрустим!» Исполненное в три горла пятьсот раз произведение кому-то может показаться бессмысленным или даже глупым, но у нас же праздник! Взрослые капусту квасить собираются, и значит, будет суета, беспорядок, гости придут, а нам достанутся сладкие хрустящие кочерыжки.
Дверь распахивается, и на пороге появляется мама. Взгляд её… Ну да, не предвещает ничего хорошего. У неё бывает такой, когда мы совсем уже достали. Сейчас мы «орём на всю деревню», и мама смотрит на нас так, как горгона Медуза в мультике про Персея. Как тут не окаменеть! Мы замираем на полушаге, полувздохе. Тишина! Даже последняя осенняя муха предпочитает залететь за печку и, укрывшись веником, притвориться насовсем дохлой… Нам, по сути, тоже нужно обсыпаться пылью и тихо забиться в щели, но ситуацию спасает папа. Он появляется в дверях, весь в клубах пара, как ранний Дед Мороз, и в руках его чудо-расчудесное — огромная бочка, которую он долго парил в бане. Бочка пахнет волшебным тёплым деревом, она горячая, как пирог.
Мама отводит взгляд, и мы, разом отмерев, бросаемся к бочке. Эх, можно было бы в неё забраться, так мы все влезли бы и, как царь Гвидон, катались бы по синему морю! Но пока мы получаем только полотенцем по загривку и приказ идти на веранду мыть морковку. Её много — большой таз. И воду папа приготовил в эмалированных бачках — мыть и полоскать. Это даже веселее, чем Гвидону в море. Помыл, перебросил, которая понравилась — надкусил. Сладкая! Море уже вокруг нас, и хорошо, что первым это всё видит папа. Он тоже делает нам большие глаза, потом, как разведчик, даёт младшей в руки веник и совок, нам — тряпки, и, не привлекая внимания, мы быстро наводим порядок. Через пять минут мама видит прекрасных улыбающихся ангелочков и гору чистой морковки.
Мы получаем от неё заслуженную папой похвалу и по конфете, он облегчённо улыбается и выталкивает нас из кухни, переодеваться. Переодевшись, сухие и нарядные, чистим капусту. Гора толстых хрустящих вилков лежит в углу кухни. Прохладные и крепкие, будто налитые соком — но не арбузы, жалко. Хотя никто не мешает представлять, что на самом деле это как раз арбуз. Стянув со стола огромный нож, вырезаем из кочана «арбузные» ломти, садимся по-турецки и хрустим капустой, как стадо голодных зайцев.
Заходит папа, видит растерзанный кочан, весёлых дочек, огромный, остро наточенный нож на полу, снова молчаливо делает «глаза» и успевает в секунду уничтожить последствия нашего «арбузного» пиршества.
Но в любом случае мы спасены. Мама заходит в дом не одна — с гостями, тётей Светой, папиной сестрой, и её мужем, дядей Колей. Впрочем, это для нас они гости, на самом же деле главные засольщики. У тёти Светы получается всегда самая вкусная капуста: не кислая, хрустящая, и остаётся такой до весны. И все капустные приметы Светлана Ивановна знает точно: и день недели, в который можно солить капусту, и куда должен смотреть животик луны, и какие присказки говорить. Я и сегодня помню, что для засолки капусты подходит четверг на растущую луну, а в среду перед этим вся семья должна сходить в баню. Но пользуюсь этими приметами редко. Не квасим мы сейчас капусту в кедровых бочках. Больше в магазинах покупаем, на вес, по килограмму. Но не будем о грустном.
…Когда все в сборе, начинается настоящий праздник. Мама трёт морковку, папа с дядей Колей по очереди, на специальном станке, режут капусту, тётя Света отмеряет соль и семена укропа. На дно бочки слоем укладываются капустные листья. Капусту замешивают порциями в эмалированном тазу. Когда он заполняется, тётя «колдунскими», на мой взгляд, движениями добавляет туда морковь, жменю соли, жменю укропного семени, перемешивает всё, чуть приминает, ещё перемешивает — и всё это с пришёптываниями и приговорами. Один таз, второй, третий. Капусты будто не становится меньше, бочка наполняется туго. Зато мы с сёстрами уже набиты сладкими кочерыжками так, что и шевелиться не хочется. Осоловело сидим под столом и смотрим, как ноги старших ходят хороводом вокруг большой бочки. Она заполнится тогда, когда солнце начнёт клониться к закату. Папа принесёт из бани большой деревянный круг и три горячих булыжника. Круг разместят на капусте — целая бочка получилась! — сверху придавят каменюками. Нас вытрясут из-под стола, заставят убираться на кухне, пока женщины готовят нехитрую снедь, а мужики курят на крылечке.
Потом, под яичницу на сале и варёную картошечку, они обязательно поднимут стопочку «за капусту» — чтобы удалась, получилась. Ведь на всю зиму еда!
Бочка будет десять дней стоять на кухне, и мы с сёстрами, приложив уши к её гладким бокам, будем прислушиваться к её дыханию, бурлению её чрева. Кот Пушок, проходя мимо нас, тоже будет делать «глаза», а иногда и лапой у виска вертеть: что там интересного? Да, это было интересно. И капусту ели всю зиму — с подсолнечным маслом, с лучком. Вкусно!

Елена АБУМОВА