Накануне Второй мировой и накануне своего ухода из этой жизни Татьяна Михайловна Шаталова собрала сыновей — Ивана, Алексея, Павла и Тихона: сказала, что грядёт большая война, вы все пройдёте страшное её пекло, но вернётесь живыми.

От Хабыка до Галлиполи

Семейное предание гласит, что мама велела своим парням зашить, куда надёжнее, листочки с молитвой. Какими словами благословила — уже не спросишь, некого... В своё время мой отец говорил: Татьяна Михайловна владела и какими-то знахарскими, лекарскими навыками, за что её очень ценил народ, населявший деревню Большой Хабык (сегодня Идринского района Красноярского края), основанную аж в 1775 году и ставшую родовым гнездом Шаталовых на многие десятилетия, точнее, столетия. Удивительное на растяжку понятие — столетие. Всего лишь деды наших героев — рукой подать, а цифры солидные: Пётр Григорьевич и Анна Петровна Шаталовы родились в 1862-м и 1863 году соответственно. Скорее всего, ещё их родители добрели сюда из-под Полтавы, а уже давненько в низовьях реки Хабык селились, насколько позволял кочевой темперамент, цыгане, верховья же облюбовали татары.
Русские, как всегда, посерединке. Да и местность — пологие холмы, заросли боярышника и цветущие луга — напоминает среднюю полосу России; лишь чуточку поодаль возвышается гора с татарским названием Кортуз, обложенная природным архитектором огромными валунами. А во дворах Большого Хабыка, до поры до времени не сильно-то зависящая от политических ветров, шла привычная крестьянская жизнь.
Излом и даже слом этой повседневности случился в начале века двадцатого. Младший сын Петра Григорьевича и Анны Петровны — Лаврентий, был раскулачен и арестован в 1937-м по 58-й политической статье, получив десять лет лагерей. (Реабилитирован в 1958-м и позже прославился в Большом Хабыке как замечательный столяр и плотник.)
Судьба старшего сына, моего деда Василия Петровича, круто изменилась ещё
в 1914-м, на фронт Первой мировой войны он призван в 20-й Сибирский стрелковый полк. В 1916 году Василий Шаталов был ранен, контужен и вернулся в Большой Хабык откуда-то из-под Риги. К тому времени у них с Татьяной Михайловной были сыновья Иван, 1905 года рождения, Алексей — с 1911-го и Павел, появившийся на свет в 1915-м. В 1917 году родился Тихон, которого отец уже не увидел, отправившись в Русскую (Крымскую) армию генерала Врангеля. Дальнейшую его судьбу скрыло безжалостное время. Известно лишь, что Русская армия Врангеля через Болгарию добралась до военных лагерей местечка Галлиполи, что в 200 километрах от Константинополя. Пережил ли Василий Петрович знаменитое «Галлиполийское сидение», а если пережил, то в какую страну попал? В любом случае связь с советской Россией была заказана, не говоря уже о возвращении.
Вот и пришлось Татьяне Михайловне одной растить сыновей. Иван и Алексей начинали учёбу ещё в церковно-приходской школе. К слову, перед своим уходом в мир иной мой отец — Алексей Васильевич, вступив в ряды ВКП(б) на фронте Второй мировой, вспомнил и «Отче наш», и «Богородице Дево...». А тогда? Детство в крестьянских трудах, какое-то удивительно чистое и с нашей точки зрения малость наивное. Четыре видных парня после трудов праведных любили прогуляться по деревне с таким вот «рэпом»: «По Хабыку мы пройдём, чего-нибудь наделаем, то заборы поломаем, моркови надергаем!» А когда разбросало их, повзрослевших, по городам и весям, братья собрались в родовом хабыкском гнезде на похороны мамы. Причём взволнованный Тихон добирался из Черногорска практически пешком — то машины ломались, то какие-то обстоятельства были явно против, но — успел.

Иван

— Мои родители поженились рано, в 1922 году, — рассказала дочь Ивана Васильевича Галина, сегодня живущая в Красноярске. — Ивану было 17 лет, его жене Наталье — 18. О войне папа никогда не рассказывал. Сначала отвечал на наши вопросы — малы, мол. А когда подросли... «Вам этого лучше не знать». Военные фильмы смотреть не мог, говорил, там правды нет.
О правде мы можем только догадываться, ориентируясь на факты. Призван на войну Иван Шаталов 10 октября 1941 года в 202-й артиллерийский полк 50-й стрелковой дивизии. ­Войну прошёл рядовым, хлебнув её горечи с лихвой... В составе Воронежского и 1-го Украинского фронтов участвовал в Курской битве, освобождении Киева, Берлинской наступательной операции. Заслужил медаль «За отвагу». Орден Славы III степени получил в мае 1944-го в бою возле населённого пункта Вултурул, что в Румынии. Там противник атаковал наш орудийный расчёт, который занял круговую оборону, но был выведен из строя. Тогда Иван Васильевич из личного оружия уничтожил пятерых фашистов, сам чудом оставшись живым. «Тов. Шаталов за период пребывания в полку в боях показал себя смелым, стойким воином...» — писал командир Краснознамённого артиллерийского полка полковник Гордейчук. Случилась у Ивана Васильевича и серьёзная контузия, но выжил, вернулся в строй. «Благодаря молитвам жены Натальи Михайловны», — говорит Галина. И поистине святому оберегу мамы Татьяны.
Старший сын Ивана и Натальи — Саша, был призван в апреле 1945 года, когда вошёл в возраст. Только успел доехать до части, и вот она — победа! Ефрейтор Александр Шаталов получил удостоверение участника Великой Отечественной, но никогда не пользовался положенными льготами. «Не успел повоевать», — объяснял принципиальный Александр Иванович, для убедительности поднимая подкрашенные шахтёрской работой брови. Довоенные ребятишки Ивана Васильевича — тот же Саша, Степан, Георгий, Елена, Галина — в полной мере испытали тяготы тылового детства, а Валентина — уже послевоенный «приз», жизнь полегче стала. В родовом шаталовском «гнезде» остался жить только председатель Большехабыкского сельсовета Георгий Иванович с семьёй.
Дом этот по улице Набережной цел до сих пор, хотя уже давненько живут в нём люди нам незнакомые. Для меня же и моих сестёр Людмил (родной и двоюродной) он овеян романтикой детского деревенского лета. И, безусловно, для многочисленных внуков Ивана Васильевича, считай, выросших на речке Хабык и высоком крыльце дома, которое с каждым годом почему-то становилось всё ниже... Помнится берущий за душу запах буханки хлеба, только что вынутой из тёмного чрева русской печки, которую, бережно прижав к груди, нарезала на крупные круглые ломти тётя Наташа. Пружинящие в руке куски эти окунали в свежайший, только что с пасеки, мёд, запивали парным молоком. Ведь и стадо прошло только что — по невесомо пыльной, благословенной мирным закатным солнцем улице.

Алексей

«В далёкий край та-а-варищ улетает!» — торопясь, в темпе марша пел отец, пытаясь побыстрей усыпить меня в видавшей виды кроватке-качалке (сам мастерил, как почти всю мебель в доме), разве что менявшей цвет от ребёнка к ребёнку. Эдик родился в 1937 году, спустя десять лет и целую войну — Люда, а ещё через шесть — я, по нечаянности.
«30 июня 1940 года, — писал Алексей Шаталов в кем-то заказанных ему «воспоминаниях», — я отвёл жену в роддом, а 1 июля утром, поцеловав четырёхлетнего сонного сына, отправился на абаканский вокзал к поезду». Соседка тётя Оля Кокова успела крикнуть идущему в колонне Алексею: «У тебя дочка родилась!» — «Назовите Галей» — сказал отец с повлажневшими враз глазами, он так и не увидел дочь, умершую через год. В Абакане же — голодный тыл. Мама зимой в лёгких туфельках (остатки театральных нарядов, всё «добро» ушло на лечение Галинки) — на службу. А маленький Эдик играл на скрипке бойцам эвакогоспиталя, что разместился в школе № 1. Но дело было даже не в скрипочке, а в ребёнке: раненые тосковали каждый о своём.
Боевой путь старшего лейтенанта 64-го гвардейского артиллерийского полка Алексея Шаталова — от обороны Москвы до Кёнигсберга и порта Пиллау. Брянский фронт, 1-й Прибалтийский, Белорусский (с последним — до победы). Особенно тяжёлые бои были с сильно укреплённой группировкой фашистов под Кёнигсбергом... В мирное уже 9 Мая отец надевал «спецпиджак» с орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.»...
«Сейчас у меня свободная минута, сижу как воробей в высоких коноплях, — писал Шаталов жене с фронта. — От Тихона что-то давненько не получал писем, а от Павлика нет уже год...» Но редки были такие минуты, а вот оберег мамы, Татьяны Михайловны, спасал её сына от верной смерти — и не раз. Так случилось, когда Алексей прилёг у стены штабного домика, укрываясь от немецких бомбардировщиков. Потом «отчего-то» вскочил и перебежал через улицу, а точнёхонько в то место, где только что хоронился, прилетела бомба, от домика и следа не осталось. Другой случай — на косе Фрише-Нерунг, что тянулась от Пиллау до Данцига. Пошли в бой советские ночные бомбардировщики, а снаряды посыпались и на своих тоже: сплошные разрывы, не поднять головы. ­«Шаталов, уводи штабную машину!» Алексей только крикнул шофёру: «Мотор!» — как рядом разорвался снаряд или мина, их с водителем обожгло... Когда же утром осмотрели машину — кузов и капот были изрешечены осколками, а у старлея с водителем — ни царапинки.
Алексею Васильевичу не чужды были некоторые символические... жесты, что ли, хотя по большому счёту ни он, ни Павел, Иван и Тихон не терпели пафоса, как и ложной сентиментальности: спасало от этих и других такого рода напастей зрелое человеческое достоинство и у всех — исключительное чувство юмора! Но фронтовой папин «жест» того стоил — письмо жене Марии от 9 мая 1945 года: «Сегодня я пишу тебе письмо в конверте, который положил себе в 41-м и загадал, что пошлю его своей любимой в день победы над врагом. Мы дождались победы! Мы дождёмся встречи!» А ещё, мне кажется, Алексей Шаталов сформулировал то, что чувствовали тогда все фронтовики: «Даже не доходит до полного осознания, кажется, будто рождён в войне и мир — это что-то новое, невиданное нами, в котором уже будто не знаем, как жить...»

Павел

К сожалению, о мире и войне Павла Васильевича Шаталова уже и расспросить некого... Известно, что он был кадровым военным, начав службу в 1936 году старшим лейтенантом; на фронт был призван Черногорским горвоенкоматом 7 июля 1941-го. Воевал в 41-й отдельной стрелковой бригаде, которая вошла в состав 1-й Ударной армии Западного фронта. Служба Павла — самая рисковая и уязвимая — фронтовая разведка, где наш герой получил погоны капитана, а потом и майора. К примеру, в 1942-м при активнейшем участии разведки наши перешли в решительное наступление под Волоколамском, в этом же году 41-я отдельная стрелковая была направлена на Северо-Западный фронт в район Старой Руссы, где, как говорят военные архивы, велась усиленная разведка, в том числе боем.
О фронтовом пути майора Шаталова красноречиво говорят его награды: ордена Красной Звезды и Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги», «За отвагу», «За оборону Москвы», «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги», «За взятие Вены», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.» Похоже, перечислены ещё не все награды — отец говорил, что на парадном кителе Павла почти не было «пустого» места...
Оберег мамы, Татьяны Михайловны, спасал отчаянного Павлика (как его звали братья) в ситуациях, казалось бы, смертельных. Случилось, что Павел в одиночку ворвался в избу, где заседал какой-то немецкий штаб. Секундное недоумение за столом — и в фашистов летит граната, которая уничтожила штаб со всем «содержимым». Сам разведчик, отброшенный непонятно какой силой в ближайшую канаву, чудом остался на этом свете. Пожалуй, уже из разряда легенд, но вроде бы был такой случай, когда Павел взял двух языков, и почему-то не они его...
Демобилизовался Павел Васильевич в ноябре 1954 года. Началась его мирная жизнь с женой Полиной и дочкой Людой (трое из четверых братьев назвали дочерей Людмилами, лишь Иван «воздержался») уже в городе Токмаке, близ столицы Киргизии — Фрунзе, теперь Бишкек. Это лишь предположительно, что Павел Васильевич работал преподавателем, ведь мы, дети, знали его только с родственно-бытовой стороны. Помню, когда дядя Паша приезжал к братьям в Абакан, уже с первых минут встречи нас окутывал чудесный аромат южных яблок, привозимых почти в промышленных масштабах. И ведь съедали всё, причём достаточно быстро, свысока глядя на местную неконкурентную в тот момент ранетку. А в доме устанавливался общий радостно-смешливый тон.
Трое Васильевичей обязательно посещали четвёртого — Ивана, прочно хозяйствующего в Большом Хабыке. «По Хабыку мы пойдём, чего-нибудь наделаем...» И конечно, конечно же — поклон могиле мамы — земной и небесный поклон... Были и неоднократные визиты местных Шаталовых, оптом и порознь, в солнечную Киргизию. Кроме Павла Васильевича с семьёй, в самом Фрунзе жил мой брат, крепко друживший с родным дядей. (Вот бы кто порассказал, но и Эдуарда Алексеевича нет на этом свете почти 15 лет). Я, маленькая, лет десяти, помню, с каким пристрастием выбирала на базаре дыни и арбузы тётя Полина, торгуясь и щурясь на яркий свет. А их квартира встречала солнцем и лёгким дыханием заботы о нас.
Ушёл из жизни Павел Васильевич Шаталов гораздо раньше своих братьев — в конце шестидесятых годов. Однажды, казалось бы, среди полного благополучия, на прозаической скамейке в ожидании автобуса — вмиг остановилось сердце совсем не старого разведчика...

Тихон

Тихон Шаталов был призван на срочную службу ещё до начала Великой Отечественной, в 1940 году. Оказался он на Дальнем Востоке, где и прослужил до 1946-го — окончательного разгрома Японии. До «официальной» Японской войны бойцам части 23487 Краснознамённого Дальневосточного округа был приказ: ни в коем случае не начинать боевых действий. Но негласно, «под шумок», СССР и США помогали китайцам и корейцам в борьбе с японскими захватчиками. Тихон Васильевич попал в зенитно-пулемётный расчёт, который сбивал воздушные цели; сначала — бойцом, а вскоре командиром расчёта.
— Пулемёт деда был четырёхствольный, — уточнил (из Новосибирска) его внук Роман Ловкис, полковник юстиции и военный по первому образованию. — Кочевали бойцы по Амуру, Китаю, Корее, практически по всему Дальнему Востоку, поэтому в боевых инцидентах недостатка не было (в 1939-м уже случился Халхин-Гол, где наши помогали защищать китайские позиции).
Роман прислал фотографию бойцов, подписанную Тихону Шаталову командиром части 23487: «Отличнику учебно-боевой и политической подготовки, примерному воину... Пусть эта скромная память будет Вам напоминать о Вашем честном, добросовестном отношении к труду и учёбе...» Кстати, истории, которые с неподражаемым юмором рассказывал маленькому Роме дед, выбирались специально, в расчёте на интересы мальчишки — приключенческо-авантюрные (об ужасах войны, сидении в засаде сутками в холодной амурской воде и прочем не только Тихон Васильевич, все фронтовики и рассказывать, и думать лишний раз не хотели). «...Плыли мы по Амуру на военном катере, где размещался и зенитно-пулемётный расчёт, — делал таинственное лицо дед, — навстречу лодка с местным жителем несётся с очень приличной скоростью, а туземный мужик панически машет руками». Оказалось, что лодку тащит на себе огромная белуга... Ну что ж, пообедали той белугой все вместе, предварительно расстреляв её с присущей военной точностью.
Оберег мамы, Татьяны Михайловны, сохранил для жизни и младшего Тишу. Шли наши солдаты по Корее — то ли строем, то ли рядом с расчётом, вспоминает дедов рассказ Роман. На Тихона Васильевича вдруг выскочил японский камикадзе, стремительно взмахнул мечом — целясь аккурат в сердце. Но Шаталов не менее мгновенно закрылся левой рукой (словно кто водил ею...), так что ему разорвало только бицепс. Самурая бойцы расстреляли как решето, а Тихон после госпиталя вернулся в строй: для жаркой короткой войны с Японией, где мало никому не показалось.
Когда же традиционно собирались у нас на 9 Мая Алексей, Тихон Васильевичи с семьями и сын старшего брата — Александр Иванович, порой и Степан, то на «спецпиджаке» дяди Тихона было много медалей. Точно — «За победу над Японией», а остальные сегодня невозможно восстановить, попросту говоря, «куда-то делись», кажется, ими играл сын Володя. (орден Отечественной войны II степени Тихону Васильевичу вручили уже в 1985 году). Переживать по этому поводу, а тем более ругать мальчишку никому не приходило в голову, «слава» была далеко не на первом месте среди жизненных ценностей братьев Шаталовых. Да и об архивах не думали.
А тогда, в 1946-м, Тихон с фронта сразу приехал к брату Алексею. И тут, по соседству, приглядел красавицу Анну, тоже участницу Великой Отечественной: она преподавала немецкий язык курсантам — будущим солдатам (где и каким, уже не узнать). Всё как в песне, которую любили петь братья, приняв сто фронтовых грамм: «Здесь у нас в районе, песнями богатом, девушки уж больно хороши». Послевоенная судьба ещё молодых тогда Тихона и Анны поначалу предлагала им кочевые варианты: от Абакана до посёлка Орджоникидзевский, называемый тогда Гидро, и до украинского Ворошиловграда (Луганска), где прожили с детьми Владимиром и Людмилой десять лет. Но притяжение Хакасии вновь оказалось сильней.
«Мир — это что-то новое, невиданное нами, в котором уже будто не знаем, как жить», — повторю строки фронтового письма Алексея Шаталова. Это как выйти из преисподней, сумев сразу, не впав в депрессию или заглушив боль водкой, вдохнуть и принять мир, который сложился к тому времени. Принять и внутри себя, и начать обустраивать снаружи. Внутри — жгучая память о погибшем товарище, с которым только что раскурил папироску, и многом-многом другом. О том, как страшно не только погибнуть, но и убить самому... В 50-х ещё разъезжали по городу калеки на низеньких тележках, помогая себе руками в грязных мозолях, те, от кого осталось, считай, полчеловека...
Братья Шаталовы сумели ­обустроить мир, как миллионы и миллионы наших солдат. Потому что сражались за Родину.

Татьяна ПОТАПОВА

P.S. Благодарю за информацию при подготовке материала Анатолия и Дмитрия Шаталовых, Романа Ловкиса, Галину и Виталия Меркуловых, Любовь и Валентину Потылицыных.