Каданс — это ступень к совершенному звучанию

№ 40 (24855) от 11 апреля
Это о ней, Марине Штарк: «Но, словно крылья за спиной, возникает музыка моя...» Это о ней, Марине Штарк: «Но, словно крылья за спиной, возникает музыка моя...»
Фото: Лариса Баканова, «Хакасия»

Марина Штарк явно поскромничала, в своё время назвав теперь уже знаменитый хор «Кадансом», определив это слово как предпоследнюю ступень к совершенному звучанию. На взгляд и слух зрителя — его сегодняшнее звучание вполне совершенное… Доказательство тому — выход в финал программы телеканала «Россия-1» «Ну-ка, все вместе! Хором!». Это прежде всего личный успех Марины Геннадьевны — создателя и бессменного хормейстера «Каданса». А ведь любые «вершки» вырастают из «корешков»…


Высокий голос бабушки

Её детские воспоминания, как говорит Марина Штарк, чётко разделяются на две половинки. Первая — дом бабушки Марины Мироновны Солодкиной в красивой деревне Заречное Иркутской области. Из её 12 детей выросли девять, и у каждого в свою очередь появилось по двое-трое ребят. Всю эту шумную ораву внуков «сдавали» бабушке на лето, хоть и было в доме всего две комнаты, в одной из которых заслуженное место занимала русская печь. На обед щи в печи, к ним буханка хлеба и кринка молока. Сделайте по хозяйству то и это, наказывала Марина Мироновна, а дальше — вольные казаки. И отпущенные с чистой совестью на волю внуки переправлялись на другой берег живописной реки, где деревья, карьеры для игр — на что азарта и фантазии хватит. Тот берег имел и вполне «общедеревенское» значение. После сезонных работ сельчане, выгрузившись из лодок, расстилали на траве скатерти. А главное блюдо праздника?
— Песни. А уж как пели! Бабушка — невероятно красиво! — улыбается воспоминаниям Марина. — Многоголосие, и над всеми голосами высокий красивый бабушкин. Когда она пела, я всегда плакала… А ведь жили тяжело, что только ни испытали люди того поколения. Я как-то спросила бабушку, помнит ли революцию (родилась она в 1905 году). «Ой, детка, не знаю», — развела руками Марина Мироновна. Не до политики было, лишь бы выжить. В двадцатых годах вымирали от голода целыми белорусскими деревнями. Люди шли хоть куда-нибудь. Так и Солодкины (тогда Солодкие) оказались в Сибири. «Я помню только, — рассказывала бабушка Марина, — мне надо было перебежать на ту сторону улицы, да не успела — обозы сплошняком шли. Трое суток лежала в сугробе…» Вот такая революция… Но при любых обстоятельствах хотелось — петь! Потому, видно, и выжили.
И то, что внучку Марину назвали в честь бабушки, вполне можно считать «указующим перстом» в сторону будущей профессии. В своё время дочка Люба приехала перед родами из Абакана к маме в Заречное. И когда пришла пора, её увезли в роддом города Тайшет. Девочка родилась ночью, а уже наутро Марина Мироновна стояла под окошком больницы — добралась сюда пешком за несколько километров. Позже «сданная» бабушке на лето Марина устраивала для благодарных зрителей — родни и соседей — концерты.
— Девчонок-подружек собирала, составляла какие-то ансамбли. Я, конечно, руководила, — смеётся наша героиня. — Помню, когда появился у нас малюсенький чёрно-белый телевизор, я услышала песню Людмилы Зыкиной «Волгоградская берёзка». И прямо-таки заливалась слезами: «Лежат под берёзкой ребята…»

Скрипка и друг «Енисей»

Вторая половинка детских воспоминаний — жизнь в Киргизии, с четырёх до десяти Мариночкиных лет.
— Мы с мамой оказались там, когда она рассталась с моим родным отцом, — рассказывает Марина Геннадьевна. — Я много позже узнала, что родители жили в Абакане. Отец окончил музучилище, говорили, был талантливым музыкантом, баянистом. Играл в Русском народном хоре Михаила Шрамко, а мама Люба была там солисткой и ведущей. Я в детстве только однажды спросила, кто такой Геннадий Попов? «Марина, это твой отец, — ответила мама, — но он меня обижал, и я от него ушла». Вот так прямо, никаких рассказов об отце-герое. Маму обижал? Всё, закрыта для меня эта история. С мамой мы жили душа в душу. Но она строгая, и это хорошо: ведь я своенравная была, вечно с какими-то желаниями, стремлениями, следовало держать меня в правильном русле.
Когда я училась в восьмом классе, у меня появился другой отец. А мама моя — красотка, талантливая певица, залюбуешься — как и бабушкой. Любовь Юрьевна в свои нынешние 79 лет выглядит на 58… Я называла её мужа дядей Жорой. И только когда мы с Андрюшей Штарком поженились, он предложил звать его отцом. В точку: он действительно отец-отец! Но тогда, в Киргизии, были только я у мамы и мама у меня. В музыкальную школу мы с ней… ну взяли и зашли. Там, прослушав, спросили: «Какой инструмент хочешь?» — «Да на какой подойду!» Вызвали маму: мол, у девочки отличный слух, запишем на скрипку. Мама расстроилась: ну что за инструмент, говорит, в списках никого нет на скрипку. Потому и нет, объясняют ей, что никто больше не подошёл, только ваша девочка. Я два года училась, очень скрипку любила. Получала пятёрки с плюсом.
Затем мы перебрались в Тайшет. Мама нашла дело по душе — стала солисткой и ведущей в коллективе «Бирюсинка». Но в тамошней музыкальной школе не было класса скрипки, и я стала играть на фортепиано. Совсем было сложно у нас с деньгами, я каждый день через весь город добиралась до музыкалки. А потом школа дала нам напрокат огромный инструмент. В комнате моей напротив кровати появилось пианино. Проснусь — и глазам своим не верю, вот он, друг по имени «Енисей». Да, я любила петь, играть, но как все дети была нормальной ленивой девчонкой. Случился даже соблазн — всё бросить. Мама сказала твёрдое: «Нет!» Но была и страсть — хор, где я солистка. Помню, всех «загоняют» на репетиции, и я делаю такой вид, что хочу сбежать, а сама думаю: хоть бы занятие состоялось! Ближе к окончанию школы уже была любовь — любовь к музыке. И учителя очень хорошие, какие-то домашние… Когда я сегодня еду в Иркутск, по пути всегда даю концерт в своей бывшей музыкалке. И вижу в глазах педагогов гордость, счастье за своих… даже не учеников, детей. Теперь я это чувство особенно понимаю — испытано на себе.

Где рождается страсть

— Не знаю, почему, но я как-то интуитивно выбрала для дальнейшей учёбы Абакан, — продолжила Марина Штарк, — а мама мне: «Надо же, как тянет. Ничего не проходит бесследно», имея в виду их жизнь в этом городе с Геннадием Поповым. Абаканское музучилище, и это вполне объективно, реально сильное. Его же в своё время приехали поднимать музыканты со всей страны — стоит только начать перечислять фамилии…
Марина Попова хотела поступать на теорию музыки (в своё время влюбилась в этот предмет), но дело оказалось не только в некоторой нехватке подготовки, но и в репликах педагогов: такой голос у девочки! Процесс же «влюбления» в будущую специальность во многом определила педагог дирижёрско-хорового отделения Галина Николаевна Рудакова.
— Страстный, грандиозный учитель, она дала мне и эту страсть, и это упорство. Или быть всем, категорично заявляла Галина Николаевна, или пошла вон! Практически все хормейстеры Абакана прошли её школу, пели в её хоре и, конечно, по жизни любили и любят своего педагога. Она всё какие-то хоры организовывала, в том числе камерные, и бесплатно: «Девчонки, не ленитесь, мало у кого есть коллективы, где поют та-а-кую музыку!»

В этом искусстве выкупавшись

— Мы поженились с Андрюшей Штарком, когда я была на четвёртом курсе. В 1985 году родился сын Женя, а распределение к тому времени отменили. Ну я, кормящая мать, немного поработала с хором школы № 4, а затем помогла та же Галина Николаевна Рудакова: «Марина, во Дворце пионеров освободилось место — срочно беги!» Там у меня сложился ансамбль из девяти-двенадцати девочек. Хотелось… масштаба, что ли. Во Дворце мои коллеги работали с разными хорами: пора, думаю, нам объединяться. В то время в стране были не столько, может быть, модны, сколько перспективны хоровые студии: это немного школа, потому что есть общеобразовательные предметы, но фишка в том, что дети в студии объединяются именно вокруг хора.
— Ну я и полетела, понеслась по стране искать такую модель, — продолжила рассказ Марина Штарк. — Нашла в Новокузнецке, там при школе была студия «Вита». Всё здесь соответствовало моему желанию: коллектив-семья, со своим климатом, мировоззренческим устоем. Не просто, как в муз­школе: пришёл — спел — ушёл. В студии дети живут в одном биении сердца, мечтами общими. Появилось немного свободного времени? Ребята, педагоги вместе пьют чай, общаются, кто-то уроки делает. Потом занятия в хоре. Ну и созваниваются, списываются. Точнее и короче: построен мир, в котором дети счастливы.
И я подала челобитную директору: чтобы создать у нас студию, новых ставок не надо, ведь у всех хормейстеров Дворца пионеров она уже есть (хоть и не ахти какая, понятно). Я взяла на себя главную роль. Мы это дело систематизировали: сделали младший хор, кандидатский (с перспективой) и старший. Ввели сольфеджио, фортепиано, скрипку. Более того, мы оказались настолько сумасшедшими, что перестроили-перекроили помещения под занятия… Ну и ближе к дню сегодняшнему: из этих стен у меня вышли известные исполнители. Например, Алёнушка Шабалина, а Светочка Лачина нынче солистка Большого театра.
20 лет отработав по полной во Дворце пионеров, Марина Геннадьевна ушла в Республиканскую филармонию художественным руководителем, но все годы вела бесплатно свой хор: «Детей же не бросишь, потому что не платят... Я до сих пор дружу с ребятами всех своих выпусков, никто из них не выпал из поля моей жизни». В связи с этим стоит упомянуть и ещё об одной идее нашей героини «пионерского» периода работы, дающей плоды и сегодня.
— Мы с коллегами тогда по школам ходили и предлагали создать музыкальные классы. Но воплотила это начинание только Нина Фёдоровна Богинская, директор школы №25. Четыре года мы по очереди вели занятия с Татьяной Погодиной, моей подругой. Потом развалилось дело, поскольку школа хотела немедленных результатов. А ведь музыкальные данные могут и не проявиться вот так сразу. Та же Света Лачина была поначалу угрюмой, недоверчивой девочкой, но мы же видели в ней потенциал и разгребали, что «около» таланта, что мешает… Распространили нашу систему поисков одарённых детей на большинство школ города, работали на их базе. Некоторые ребятишки пришли в основной хор, мы его и пополняли таким образом тоже.
Работы всегда было чудовищно много. Приходилось и родителей убеждать в том, что их ребёнок талантлив. Одна моя девочка из первого выпуска — Ирочка Тюленева — в своё время поступила в Санкт-Петербургский институт культуры на хоровое отделение. Для меня тогда это был просто космос: где мы, а где Питер? Отец же её загодя был против: у меня, мол, девочки в офисе больше получают. Я ему: ваша дочь, в этом искусстве выкупавшись, уже девочкой в офисе не станет… Он мне поверил, увидел, что я шибанутая совсем; пусть, говорит, побалуется. А сегодня, когда я приезжаю в Питер, Ирочка набирает телефонный номер (отец её тоже переехал в Петербург): «Марина Геннадьевна здесь!» Он в ответ: «Марина Геннадьевна, в очередной раз — большое спасибо!»
Сегодня приходят ко мне 30 — 40 ребят кандидатского хора, мальчишки тоже. С ними легче психологически: они честнее, естественнее. А девчонки? Они такие дев-чо-о-нки! Люблю, конечно. С парнями был новый опыт. «Не делайте так, — говорю им, — чтобы я вас при девочках ругала, исключите причины для этого — держите себя достойно!» Помогло то, что в моей семье мужчины настоящие. Кстати, о мужчинах и музах.

Любовь, Любочки и музыка

— Если для меня работа важна, то так же, даже больше, — моя семья, — отвечает на «личный» вопрос Марина Геннадьевна. — В городе и не только прекрасно знают моего талантливого мужа — Андрея Штарка, художественного руководителя муниципального духового оркестра Абакана. Мы с радостью собираемся всей семьёй: мои папа, мама, мы с Андреем, сын со своей семьёй и дочка Любушка (чаще по видеосвязи из Питера). Сын Женя после музколледжа окончил Красноярский институт искусств, он трубач. Мы не заставляли его заниматься музыкой; просто он однажды пришёл к отцу в оркестр, взял трубу и…стал играть! Сегодня великолепный музыкант, играет и в духовом оркестре, и в симфоническом. К тому же сын очень хороший человек. Когда, к примеру, мне хочется что-то понять, я его спрошу и обязательно получу развёрнутый толковый ответ. Уже в маленьком Жене были задатки крепкого жизненного стержня. В музыке воспитываются и две его дочки.
— А вашу, Марина, дочку почему назвали Любовью?
— Не в честь её бабушки, но всё же в честь! У меня в детстве все куклы были Любочки, мама Любочка. Когда я родила эту «куклу», то для неё было единственно возможное имя. В своё время моя Люба окончила Российский государственный институт сценических искусств (артистка мюзикла), работает в Александринском театре Петербурга.
— И не сомневаюсь, Любочка тоже очень хорошо поёт...
— Как-то получилось, что она в одном спектакле помогла артисту петь. По театру пошла молва, мол, Люба Штарк такая молодчина! Ей предложили стать хормейстером, заниматься с артистами, если в спектаклях есть музыкальная часть. К тому же она работает педагогом по вокалу в институте, где училась.
У четырёх вокальных муз семьи есть имена: Марина — Любовь — Марина — Любовь. Гены — вещь бесспорная. Хотя Марина Геннадьевна это несколько конкретизирует:
— Профессия музыканта вовсе не про то, что сядет человек зубрить — и запоёт или заиграет. Знаю тех, кто много занимается, а толку нет. Есть и другие примеры — озарение какое-то существует. От Бога? Да, но трудиться надо. Мы все проходили через это. Возможно, я или кто-то из нас достиг бы большего? Но кто знает, где и в чём это большее? Что в этой жизни должно быть? Может, такое сердечное натяжение — реализоваться в своих учениках…

Слышу голос из прекрасного далёка

Меня в разговоре с Мариной Штарк поразила такая её ремарка или реплика:
— Знаете, я ужасно любила людей. Лет до 23, точно. Доходило до того, что сажусь, к примеру, в поезд, а меня аж трясет от предвкушения: сейчас буду с людьми разговаривать! Жажда в людях была невозможная!
Будь иначе, стала бы Марина Геннадьевна до сердечной боли переживать за судьбу, за профессионализм хора и каждого юного артиста? У нас, зрителей, прямая связь (ассоциация): Штарк — «Каданс»», «Каданс» — Штарк. «Не было смысла менять имя хора с уходом из Дворца пионеров, со мной и дети ушли! Была детская студия, потом детский оперный театр Галины Вишневской, потом филармония. Но хор «Каданс» был всегда».
— Первое выступление в программе «Ну-ка, все вместе! Хором!» — «Русалки». Такой формат хорового выступления редко кто показывает, это же настоящая оперная постановка. Нам её поставила режиссёр из Санкт-Петербурга Ольга Маликова. Жюри конкурса — оценило! Ну и, конечно, «Прекрасное далёко», где крутые профи этого самого жюри не могли сдержать слёз. (Добавлю, не смогли и миллионы зрителей телеканала.) «Аришка твоя — это явление!» — сказал мне муж о солистке Арише Милованцевой. Песню сделала Ариша, но это было бы невозможно и без хора за спиной, хора с этими девчоночьими глазами, с этим звуком… Когда мы выбирали произведение, не могли предвидеть реакции. Ведь песня очень известная, даже великая. Но — получилось! И бесподобный Никита Тихонов с максимально выразительным жестовым пением — он делал это как дирижёр…
Не важно, что мы не взяли приз; важно, что прошли в финал конкурса. Последняя передача состоялась 8 марта, и мы выбрали «Весенний вальс» («На голубом Дунае»). Мне основатель канала «Хоровой портал России» написал, что мы сотворили чудо, с нами пришла в студию весна. А ещё: вальс «На голубом Дунае» в Вене 1945 года был признан гимном Победы… Всё сложилось, и я так счастлива! Мои девчонки говорят: жизнь поделилась на до конкурса и после. Важно, что хор прогремел на всю Россию. Может быть, кто-то, испытав потрясение, отведёт своих детей в такой коллектив, чтобы хор, именно хор, вернулся в нашу жизнь в полном объёме.
Напомним, что и «до» конкурса «Каданс» прочно вошёл в жизнь республики и за её пределами. С кем только юные артисты не пели! К примеру, с Валерием Михайловичем Халиловым. Он послушал и говорит: «Ребята, вы так здорово поёте! Давайте исполним ещё одну песню». Раздал партитуру за 40 минут до концерта — и «Каданс» запел. В копилке хора — мюзикл «Под первой звездой», где дети исполняют буквально все роли, восстановленная опера «Чанар Чус», «Алиса в Зазеркалье», «Зори здесь тихие»... «Зори» ставила Ольга Маликова, а курировала проект солистка Мариинского театра Татьяна Павловская.
— Опера — это страшно, — улыбается сегодня Марина Штарк. — Фильм-то все любят, вдруг не угадаем? Одно то, что девочки играли своих ровесниц, уже сильно... Зрители уходили в слезах. Эта работа вообще повернула сознание ребят.
Сознание, осознанность — тоже одна из аксиом Марины Штарк:
— Попасть в наш коллектив легко, удержаться трудно. Либо ты врастаешь в эту систему ценностей, которая у нас существует, либо не сможешь с нами быть. Можно прекрасно петь, но если ты не любишь людей — с нами не по пути… Я хочу, чтобы в Хакасии появился музыкальный театр. Ведь филармония выполняет сегодня функции и оперного театра, и оперетты, есть и этнический репертуар — всё на свете. Мы об этом говорим, пишем обоснования всевозможные. Я молюсь, я все время молюсь об этом.

Татьяна ПОТАПОВА



Просмотров: 161