У народной артистки Хакасии и заслуженной артистки России Светланы Чаптыковой уже вполне взрослый юбилей. Сегодня же, словно фонариком, высветим лишь очень немногие эпизоды её жизни по ту и эту сторону кулис.
Февраль-март и вид с печки
Светлана родилась холодным днём 6 февраля, да таким снежным, что даже ворота дома в Усть-Киндирле (Бейский район) открыть не представлялось возможным. Мама, Вера Чебодаева, родила дочку дома.
— А когда я уже в Ленинграде получала паспорт и заглянула в свою метрику, оказалось, что появилась на свет 6 марта 1954 года.
— Почему?
— На всякий случай: а вдруг ребёнок не выживет? Но мне больше нравится февраль: уж до того ярко мама рассказывала о том снежном дне... И самое близкое, ласковое и дорогое — воспоминания о детстве, — улыбается Светлана Семёновна.
Пора представить главных героев ласкового детства: кроме мамы, это бабушка Фёкла Дмитриевна и дедушка Николай Егорович Чебодаевы. Из самого раннего Светлана помнит огромную русскую печку, на печке — шубы, а в шубах — девочка. Слегка привязанная к гвоздику: не дай бог, что с дитём случится, ведь все взрослые работали. Дед — мельником, а это неблизкий путь через лес. Мама — завфермой в совхозе. Бабушка по хозяйству: армия домашней птицы, корова, лошадь... К тому же Фёкле Дмитриевне пришлось в своё время семерых детей поднимать. Старший — Евгений, погиб на фронте, как и его друг Михаил Чебодаев, Герой Советского Союза.
Дедовы вилы
— С дедом мы скворечники строили, — с удовольствием вспоминает Светлана. — И вообще он был мастером на все руки: делал телеги, сани, мебель — шкафы, топчаны, сундуки. Мы с ним в горы ездили за палками для деревянных вил. И то, что я знаю, как обращаться с долотом, зубилом — от него. К тому же дедушка отличным охотником был: я свою пьесу «Хубай — сын охотника» с деда писала. Как уходил он на Покров в тайгу, так только зимой возвращался — с ведром орехов кедровых (щёлкал вечерами у костра). Да с целым мешком шкурок белок, ведь хакасы их мехом шубы отделывали.
С хариусами вообще трагикомедия. Привезёт два ведра этой рыбы, а я чистить должна. Мне было так неинтересно... кидала её время от времени то собакам, то курицам, лишь бы поскорее играть пойти. До сих пор мне эти хариусы снятся.
Бабушкина закваска
— А бабушкин хлеб? — говорит с восторгом Светлана Чаптыкова. — Прадедушка, Егор Кузьмич, к слову, из раскулаченных, признавал только бабушкины во-о-от такие буханки. И рабочие совхоза (для них пекла Фёкла Дмитриевна) «небабушкин» не жаловали. У неё была своя закваска в солдатском таком котелочке, её никому нельзя было давать. Как-то я поделилась ею с соседкой — и хлеб долгое время не поднимался. Бабушка: «Почему не спросила? Эта закваска — всё равно что моё дитя, оберег дома». Мы вместе с бабулей хлеб ставили, я и сегодня сумею.
— Бабушка верила в приметы, традиции?
— Да как сказать... Она, наша певунья, мастерица — дама весьма своеобразная. Как-то случилась засуха, и все пожилые женщины пошли в гору с образами и молитвами о дожде. «Ты лентяйка, Тырта, — говорят они, — не молилась Богу». На что бабушка: «Я сама полью свой огород, пусть вымоленный льёт на ваши!»
И всё-таки...
— Бабушка была необыкновенной красоты, одни глаза — большие, как у коровы. Но стоило ей немного выпить — и она сбегала в горы. Дедушка её ни к кому не ревновал (а прожили в ладу 60 лет), но в таких случаях говорил: «О, балам, смотри за бабушкой, а то она опять к своему горному мужу побежит»... В конце 50-х годов газета «Ленин чолы» начала печатать сказание «Алтын Арығ», там и про горных дев тоже. Дедушка читает, и в некоторых местах мы дружно плачем. Бабушка заходит: «Ну что, грамотеи? (У деда приличное по тем временам образование — четыре класса). Ты, старый дурак, зачем заставляешь девочку рыдать?»
Я верила в эти предания, кажется, и видела кое-что... Лежу на печке, слышу топот коней и колокольчики. Бабушка дверь открывает, а на разделочной доске стаканы с аракой позвякивают. То ли привиделось... Кстати, мама, а она всю жизнь строила коммунизм, ругала стариков за араку почти всерьёз: «Я вас в тюрьму посажу!» И деды прятали от «партейной» дочери аппарат в лесу, благо лес у нас сразу за огородом.
Зачем плакать, если никто не видит?
— Мама доярка, заведовала фермой. И я вместе с ней с 10 лет коров доила. (Стоит отметить, что все годы войны портрет Веры Чебодаевой, как лучшей трактористки совхоза, не сходил с Доски почёта). В спектаклях, которые я сегодня пишу и ставлю, сплошь мамины коровы — Майки, Ноябринки... И однажды, хотя мама знала, что эта вот корова опасна, она слова не сказала, когда я подсела к своевольнице со своей табуреточкой. А что, и рогов у неё даже не было. Как сейчас помню ласковую шёрстку этой красавицы. И всё вроде шло нормально, а потом она меня ка-а-к лягнёт! Я приземлилась прямо в навозную кучу, вымазавшись с ног до головы. Вроде плакать надо, но гляжу, все заняты своими делами, им не до меня. Ну, думаю, никто не видит, значит, реветь не буду.
Вот он, мелькнувший огонёк будущей рампы.
Редиска и кино
— Что в то время значило кино для нас! Это же, это же... Даже приходилось тайком сдавать в магазин яйца из нашего курятника — всё копейки на билет. Финансовая ситуация улучшилась, когда я в пять лет научилась сама расписываться в ведомости, где мне полагались ежемесячные пять рублей от государства — как «безотцовщине». Продавщица однажды сказала маме:
— Хорошо, когда твоя дочка получает свою зарплату!
— А почему? — поинтересовалась мама.
— Тогда Света килограммами конфеты покупает и всех одноклассников, да и всю улицу кормит.
Так что в один прекрасный летний день с кошельком для кино проблем не было. Проблемы были с подружкой Верочкой Сагалаковой, которую строгие родители не пускали «в картину», пока девчонки огород не польют. «Гляжу, а одна редиска из земли вылезла, валяется. Ну я её и съела», — рассказывает Светлана. А вскоре гроза случилась, которую наша героиня очень боялась (шутка ли, нескольких человек в селе молнией убило). Вездесущая бабушка тут как тут.
— Чего ты там под одеялом прячешься? Может, что-то соврала или своровала?
— Я не спросила у Верочки, да редиска всё равно на земле валялась.
— Никогда! — с нажимом вещала бабушка. — Никогда даже иголку чужую, не спросясь, не бери.
Вот так. На всю жизнь.
И старик незнамо откуда
— Я в пять лет в школу пошла, сначала — таскать тетради тётушке, маминой младшей сестре, а потом как-то незаметно она стала моей первой учительницей... Иду из школы, мороз, терплю-терплю да и поставлю новенький коричневый портфель на обочину дороги, а сама дальше, руки грею... Позже брат с друзьями идут этим же путём, ну он и прихватывает мой одинокий портфель. «Ну что вы её (претензии родным) так рано в школу отдали, стыдно же!»
Но получать пятёрки Свете было вовсе не стыдно, как и много позже красный диплом Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК).
— Ещё одна моя тётя работала медсестрой, — продолжила Светлана, — а поскольку меня деды готовили к профессии врача («Мы уже старенькими будем, ты станешь нас лечить»), то тётя оставляла мне какие-то безобидные таблетки. Я по всей деревне ходила с ридикюльчиком и спрашивала: кого надо лечить?
Но, похоже, судьба решила во что бы то ни стало поступить со Светой по-своему. А звоночки-то были... Так девочка уже в 8 классе на Новый год нарядилась стариком, благо в доме подходящего реквизита хватало. Зашла в таком виде в магазин (место сбора сельчан по поводу и без), а люди, включая мать родную, стали спрашивать-гадать: что за старик, откуда он?
После 10 класса, опять-таки у магазина, нашу девочку «выловили» и сосватали в ЛГИТМиК мастера сцены и преподаватели из Хакасии и Ленинграда. Не без сопротивления с её стороны: подала-таки документы в Красноярский медицинский. Но судьба, повторю, бдительности не теряла и перевела Светлану Чебодаеву сразу на третий творческий тур, минуя второй (где, собственно, и было продемонстрировано сопротивление: «Я не хочу, я не готовилась!»)
— И вот мне 15 лет, я еду в Ленинград со справкой (до паспорта не доросла), ситцевыми платьишками, пошитыми мастерицей мамой, дефицитными туфлями, 100 рублями и дедовым напутствием: «Ты едешь далеко от родины, бери все знания, что сможешь. Будь лучшей!»
«Слушай, Ленинград, я тебе спою...»
Если «рыться в днях, ярчайший где» — в этом ряду годы учёбы в ЛГИТМиКе у ведущих педагогов, знаменитых мастеров сцены, большинство из которых пережили страшные 872 дня блокады города на Неве. Отец родной — мастер курса Сергей Васильевич Гиппиус, переписку с которым Светлана Чаптыкова вела до последних дней его жизни. «Главную радость ты, масенькая, — писал он, — будешь находить в творчестве, и это творчество будет тебя спасать». Дружба с Ариадной Николаевной Кузнецовой и Любовью Михайловной Субботовской растянулась на долгие-долгие годы... Кстати, в дипломном спектакле «Акун», который приехала ставить Эльза Кокова, Светлана играла Анну. И не подвела! Ведь эту героиню играли легенды хакасской сцены Екатерина Павловна Начинова, Клавдия Семёновна Чаркова, Нина Дмитриевна Баинова-Саражакова. Двое из них — студентки той первой ленинградской студии, в полной мере хлебнувшие горе, холод и голод блокадных лет. Светлана Чаптыкова поставила (не могла не поставить!) спектакль «Первая Ленинградская». Представляю, скольких душевных мук и откровений это стоило нашей актрисе — уже как драматургу и режиссёру... Спела. Смогла.
Мгновения под софитами
— В пьесе Алисы Кызласовой «Священная гора» мы, ещё молоденькие — я, Аля Майнагашева и Анна Туртугешева, играли семидесятилетних старух. Как играть? Для меня вопросов не было — я помню свою бабушку, как она ходила, как говорила... Ещё Сергей Васильевич Гиппиус учил: будьте внимательны, ищите характеры, типажи среди народа. Перевоплощение в другой образ — очень сложный труд. К примеру, Александр Васильевич Тугужеков поставил спектакль «Чили — боль моя» Генриха Боровика. Я играла Клару Фастос. Такую халду, лавочницу. В её образе я даже ржала, как лошадь, что мне абсолютно не свойственно. Анастасия Ивановна Тодикова на сдаче спектакля (а мне посчастливилось работать и дружить с артистами легендарной первой студии ЛГИТМиКа) спросила, указывая на меня: «Кто это? Новенькая?» Я считаю, что это большая удача, когда режиссёр даёт почувствовать актёру такие несвойственные ему качества (открывает эту способность), хотя жизнью ты воспитан иначе.
Когда Эльза Михайловна Кокова решила в 1981 году поставить «Короля Лира» Шекспира, я думала, что буду играть младшую дочь короля. А она мне предложила Регану, стерву ещё ту. И спасибо ей! В моей профессии были такие герои, которых я ненавидела как человек, но играла как актриса. В жизни мы тоже должны были держать планку. Александр Васильевич Тугужеков говорил: «В актрисе всё должно быть идеально: и причёска, и маникюр, и духи, и спина!» Кстати, о спине — её приходилось мне держать даже после новокаиновой блокады: вместо того, чтобы лежать — тут же бегом на репетицию. Ведь это спина королевы английской в «Марии Стюарт» Шиллера.
...И перед кинокамерой
И эта ипостась не минула нашего мастера перевоплощений — кино, от которого в детстве дух захватывало. «Киргизфильм» оказался всерьёз и надолго: здесь Светлана Семёновна снялась в пяти фильмах. «Потомок белого барса»: героине Светланы — Сонун — предстояло проскакать на коне по обрыву над ледяной горной речкой. Самой, ведь с детства верхом на лошади. Но режиссёр Толомуш Океев всё же расставил вдоль дороги спасателей: «Лошадь пусть уплывёт, а хакаску держите, я не расплачусь за неё!»
— Бабушка с дедушкой говорили: ты богатырка, алып, любую беду преодолеешь. Может, поэтому мне очень дорога главная героиня в фильме «Лунная ведьма» — Асылкан... И ещё незабываемые мгновения, когда я с вертолёта рассыпала белые треугольники солдатских писем (из сна Эркина). А какая красота открывалась с этой высоты! В кино всё натурально, на крупном плане вовсе не надо интенсивно хлопать глазами и делать гневное лицо. Этому научили не только мастера Ленинграда, но и режиссёр Владимир Саруханов в мосфильмовском «Конец императора тайги».
Есть ли у немцев темперамент?
Оказывается, ещё какой огневой при случае. Не коснёмся сегодня других зарубежных гастролей нашей героини. Скажем так: Финляндии — финляндиево, а Франции — прочие галантности. Но вот Германия, где Светлана Чаптыкова была в составе театра «Белый олень», куда кроме хакасских ещё входили артисты из Тувы, Алтая и Бурятии (автор — Александр Чапрай), мягко говоря, удивила.
— Мы играли на улицах, в камерных театрах, музеях, библиотеках, — говорит Светлана Семёновна, — как принимали! Я никогда не думала, что немцы могут быть такими эмоциональными. Они топали ногами, свистели, орали! Ещё бы: у нас шаманы, у нас хай, чатхан, бубен... Это стало триумфальным путешествием.
Перешагнув порог дома
— Мы с мужем (Геннадий Чаптыков, народный артист РХ и заслуженный артист РФ), только поженившись, договорились: как только переступим порог дома, о работе, о театре не говорим. Пока идём пешком — могли до слёз разругаться по поводу роли, «выяснять отношения». Но дома — табу: там сыновья, моя мама. (К слову, когда я родила первого — Владислава, мама переехала к нам: «Я всю жизнь строила коммунизм, пора помочь тебе, доченька, стать актрисой».) Нельзя нарушать тёплую семейную ауру. Хотя дети, и не только наши, выросли за кулисами. Помню, ставили мы «Восемь влюблённых женщин» Роберта Тома в Ширинском районе. И из автобуса вышли не только «влюблённые женщины», но и 12 их детей. Народ ахнул. Та же реакция была в Красноярске.
— И, наверное, многие ребята продолжили династию?
— За себя скажу: из троих сыновей только Каскар, наш младший, сегодня режиссёр в театре «Читiген». И то только потому, что никогда не ездил с нами на гастроли! Мы с Геннадием прожили без года 50 лет. И я уверена, что самая трудная работа — создать и сохранить семью. Сегодня старшему внуку 22 года, сын Каскара пошёл в первый класс, а внучка Софья Владиславовна как-то сказала деду: «Я тебя очень люблю. Если что надо — помогу». Дедушка чуть ли не в слёзы...
Чего не терплю
— Нет идеальных людей. Чаще всего приходится себя сдерживать — в самых разных ситуациях. Но чего не терплю — унижения, никакого! Не забуду случай конца семидесятых — начала восьмидесятых годов: ничего на прилавках не было, изредка «выбрасывали» ту же колбасу, давки страшные. Напротив ЗАГСа магазин был, и Агафья Владимировна, мать Михаила Чебодаева, маленькая, худенькая, робко так попросила: «Я мать Героя Советского Союза, дайте мне, пожалуйста, колбасы без очереди...» А какая-то корова (по-другому не скажу) всей своей кормой отпихнула её от прилавка. Я так орала, что народ притих, люди расступились. Никогда не забуду этот свой визг, ведь обычно сдерживаюсь, а тут как прорвало!
...Я на могиле Михаила Ивановича Чебодаева, что в Литве, побывала в 2017-м. Привезла горстку родной земли и пого, которое смастерила для него Светлана, жена племянника.
Всегда возвращайтесь
— Мы с Геннадием Николаевичем шефствуем над Усть-Киндирлинской школой, муж тоже там учился. Вот такая «кольцевая композиция» получается... Это правильно, и потребность такого прикосновения к истокам происходит даже на подсознательном уровне. Я и детям своим говорю: «Всегда возвращайтесь домой».
Да родное село и не уходило из жизни Чаптыковых. Супруги уже несколько лет дарят юным киндирлинцам за успехи в учёбе самые разнообразные подарки: мячи, кроссовки, книги, что-то ещё по потребностям (понятно, на свои деньги). И если раньше в школе было четыре «хорошиста», то теперь — 14.
— Иду как-то на речку, — рассказывает Светлана, — смотрю, сидит на берегу девчушка лет десяти и нянчит младенца. Подняла на меня глазки: «Я знаю вас, тётя Света, ой, простите, Светлана Семёновна, я тоже буду хорошо учиться!»
Но не хлебом единым, тем более, нашим героям... Это ещё и встречи с ребятами, поэтические чтения и многое другое — для ума и души. В театре Светлана Чаптыкова провела вечер памяти к 120-летию Александра Топанова («Рылась в архивах, и не только для этой встречи, но и для театрального музея, — поясняет Светлана Семёновна, — я человек консервативный, храню всю переписку с дочерью Александра Михайловича — Тамарой».) И к 100-летию мамы, Веры Николаевны Чебодаевой, ведь судьбы земляков особенно близки.
— А в нынешнем году мы с Геннадием ездили на открытие обновлённой после капитального ремонта Усть-Киндирлинской девятилетки. Я как увидела эту школу, руками всплеснула — такая красота!
Секрет фирмы
— Нынче исполняется 50 лет нашей третьей национальной студии ЛГИТМиКа, — этим юбилеем Светлана Чаптыкова озабочена гораздо больше, чем собственным. — Приедет новый режиссёр ставить по этому случаю спектакль (пьесу уже нашли). О чём, спрашиваешь? Секрет.
К слову, я вижу, что наш главный режиссёр Тимур Тамерланович Казнов старается вывести театр на новый уровень, о чём говорит, в частности, успех его спектакля «Мастер и Маргарита». А фундамент успеха? Любовь к жизни. И без любви же невозможно служить театру.
Татьяна ПОТАПОВА
