Евдокии Артемьевне Липковской на днях исполняется 93 года: не тот возраст, чтобы его скрывать... По людям, которые улыбаются нам через десятилетия по сегодняшний день, можно изучать историю Абакана, Хакасии, страны из первых рук. Их опыт дорогого стоит.
У наших старых, наших маленьких ворот
Деревянные двухэтажные дома Абакана, наш — по Ленина, 33. Я его помню с середины 1950-х, а жизнь здесь кипела ещё с начала 30-х. Жизнь почти общинная: двери квартир не запирались, многочисленные дети самых разных возрастов, изредка покинув улицу, особо не заморачивались, где перекусить — к кому из соседей забегут, там и стол. Удобства во дворе, а сараи с погребами, дровами и углём одним прекрасным летом начала 60-х стали жилыми комнатами — барак капитально ремонтировали. Стихийно возник почти что табор с общей (махом сложенной) печкой и палаткой Липковских посередине просторного двора. Волейбольная сетка, теннисный стол; концерты, которые серьёзно и ответственно готовили дети (одно только Нинкино «Ах, Самара-городок» пронзительным сопрано встряхивало два квартала), а каждый взрослый зритель тащил себе видавшую виды табуретку...
Романтическими вечерами звучал аккордеон Эдика Шаталова, студента, приезжавшего на каникулы, гитара Роберта Интутова и ритм на гулком ведре — ударника Юры Вахрушева. И тогда: «Танцуют все!» А на лавочке за воротами собирался умиротворённый к ночи народ постарше: посудачить и о том, и обо всём, вдруг взрываясь хохотом от забористых реплик тёти Таси Вахрушевой. Добрыми взглядами бабоньки провожали модниц (с гордостью — наши!), в том числе обаятельную Евдокию Липковскую, которая придумывала фасоны и сама шила себе (случалось, и молодым соседкам) платья. Кружок вязания она тоже не обошла стороной: так кофты, связанные себе и мужу Сергею Фёдоровичу, стали лучшими на городском конкурсе, а автора наградили аж картиной маслом.
И кто только в этом доме не жил! Первая пионерка Хакасии баба Клава Интутова (без неё — ни один сбор ни в одной школе...). Загадочная старуха Лепестинья в деревенской кофте и косичках с верёвочками, послюнив палец, листала... журнал мод. Некий дядя Саша, пришедший после смены на мясокомбинате, доставал из широченных запорожских шаровар колбасу: «Марьванна, купишь?»
Но в основном здесь обитали люди весьма интеллигентных и самого широкого диапазона профессий: от кондитерской фабрики, типографии и больницы — до театра и сферы образования. Последнее напрямую касалось и нашей сегодняшней героини; её коллеги и соседи — Нина Павловна Добротворская, преподаватель психологии в педучилище, Тамара Михайловна Боргоякова, учитель областной национальной школы, Галина Васильевна Прокофьева, ведущая историю в школе № 1... У каждого в этой сведённой жизнью команде своя судьба, свои радости и горе. Но в какой-то важной точке пересечения судеб — дружба и доверие. Евдокия Артемьевна говорит, что годы жизни в этом «таборе» стали для неё самыми счастливыми. Так и хочется добавить: «И ещё подписи 40 жильцов», — которые чуть ли не в полном составе набивались по вечерам в комнату Липковских: у них первыми в доме появился телевизор, «Воронеж», кажется.
Девочка с периной
— Родилась я 1 марта 1931 года в селе Таскино Каратузского района Красноярского края, — начала рассказ Евдокия Артемьевна, — в крестьянской бедной семье. «Бедной» следовало добавлять для «чистоты биографии». Хотя отец — Артемий Поликарпович Григорьев, был действительно из бедной многодетной семьи. Из 16 детей сумели вырасти десять. Пять парней ушли на фронт в сорок первом, и только один вернулся... Мама же — Ксения Ерофеевна Щеглова, из семьи богатой. Когда Щегловых раскулачивали, забрали даже дом.
Артемий и Ксения выросли — полюбили — поженились. И на свет появились Вера, Ефим, Евдокия (Володя, «нечаянный ребёнок», родился уже на Севере). О жизни в Таскино у Дуси остались в памяти лишь фрагменты-картинки: с большой русской печки — прыжок на полати, где ребятишки спали. И уже сверху открывался вид на добротный стол с лавками углом и железную банку с самодельными игрушками... В Красноярск семью Григорьевых позвал грамотный брат Артемия — Максим. Отец устроился на стройку, а мама — поваром в детдом. Семьи строителей поселили в холл дома по Маркса с общей кухней, соседей отделяли друг от друга лишь тонкие перегородки. Шумно, но дружно: вот такая закалочка коммуналкой. Тот же дядя Максим переманил родственников уже в Североенисейск: на дворе 1938 год, взрослые уже знали, что впереди — война... Артемий Поликарпович поначалу работал на лесозаготовках, позже мыл золото.
— У меня есть фотография папиной бригады, — Евдокия Артемьевна бережно распрямляет пожелтевший прямоугольник, — снятая 22 июня 1941 года. Назавтра этих мужчин уже погрузили в кузов полуторки. Как плакали и кричали женщины... Из бригады мало кто вернулся. А отец долгое время считался без вести пропавшим. Жили мы очень трудно, ведь даже не было пособия, которое полагалось на погибшего. Когда я училась в 9-м классе, маму позвали в Минусинск сёстры — вместе легче выживать. И она уехала по зимнику. Мы же с Володей остались, чтобы окончить учебный год, и летом тоже собрались в дорогу. Это трагикомедия — как мы ехали с маленьким братом! Прилетели с болтанкой и грехом пополам в Енисейск на «Дугласе», были такие самолёты американские по ленд-лизу. В Енисейске надо было на пристани ждать пароход до Красноярска. Парохода нет, билетов нет, а народу тьма-тьмущая, весь песчаный берег усыпан людьми.
С самого начала поездки у юной Дуси Григорьевой был на попечении не только братишка, но и... перина, на которой они с Володей спали. Вот и здесь: расстелили своё добро на песке, найдя зазор между телами ожидальцев, и попытались уснуть. Какое там: рядышком цыганский табор — пляшут да поют. А от немытого народа вши друг к другу в гости ходят.
— Билет купили, но не в каюту (там блатные), а на палубу. Когда грузились, нас чуть в воду не столкнули, ведь попробуй забраться по трапу: и Володю надо держать, и вещи, и кое-какую еду и, конечно, перину. Но я успела занять место у трубы — там потеплее, — смеётся Евдокия Артемьевна.
По прибытии Дуся с братишкой шли с этой периной через весь Красноярск (автобусы не ходили) до бабушки — дальней родственницы. Она накормила юных Григорьевых супом с лебедой, да и помыться как-то умудрились. А далее был пароход до Минусинска, тоже не без приключений.
Хитрый жених
— Десятый класс оканчивала уже в Минусинске. В это время случилась свадьба двоюродной сестры. Я никогда раньше не сидела за праздничным столом, чувствовала себя как мокрая курица. Ведь на Севере гулянок не было: соберутся вместе две-три женщины, выпьют браги, если она есть, да поплачут о своих, не вернувшихся... И вдруг рядом садится дяденька-фронтовик (старше меня на 11 лет), у него и девушки, понятно, были. А потом Сергей Липковский просто стал приходить в наш дом, помогал в хозяйстве тёте и маме. Ходит дяденька, ну и ходит. Меня никуда не приглашал. Да я и не ждала, ещё ни один парень даже за руку не держал... В 1949 году я поступила в только что начавший работу Абаканский пединститут, на исторический факультет. Сергей Фёдорович тут же перебрался в Абакан, а поскольку фронтовик — его взяли на работу в уголовный розыск. Стал приходить ко мне в общежитие, в кино сводит, благо «Победа» рядом, и доставит обратно. А сам, похоже, по своим взрослым амурным делам отправляется. Меня же опекал, жалел, да маме моей докладывал, мол, у Дуси всё в порядке.
Случилось, что однажды темпераментный Сергей разнимал драку, собрался выстрелить в воздух, но его задели по руке, и милицейский пистолет вскользь поранил хулигана. Липковского судили, впрочем, сидел он не больше двух месяцев (но потом его всё же определили на другую должность). На время «сидения» Сергей велел: «Дуся, переходи в мою комнату, там вещи, документы». Ну, Дуся и перешла... Поженились мы уже после окончания института, в 1953 году. Правда, по дороге в загс поссорились, и регистрация состоялась два дня спустя, — смеётся Евдокия Артемьевна.
«Друзей моих прекрасные черты появятся и растворятся снова»
Хочется продолжить цитату из Беллы Ахмадулиной: «На том конце замедленного жеста» — именно так толстые альбомы фотографий любовно разложила Евдокия Липковская по годам и событиям, сегодня неспешно вынутым на свет памяти... Первый коллектив — в Хакасском институте усовершенствования учителей, куда Евдокию направили методистом сразу после окончания АГПИ. Нового сотрудника тоже учили, причём в Центральном институте повышения квалификации министерства просвещения страны, собравшего людей со всех республик СССР. Сначала занимались в Ленинграде, причём в Зимнем дворце (!), затем в Москве...
В 1954 году родился сын Валера, и Евдокия Липковская уже не могла ездить в регулярные командировки по Хакасии. Так появился второй коллектив. На хранимых без малого семь десятков лет фотографиях — ученики 9 — 10-х классов Хакасской областной национальной школы, где Евдокия Артемьевна проработала два года воспитателем и учителем истории. «Представляешь, я до сих пор дружу с ними! Созваниваемся, а с Марией Чертыковой мы ещё недавно гуляли в Преображенском парке»... А позже в жизни нашей героини появился Дом пионеров — под крылышком его директора Ефросиньи Николаевны Добровой — и здесь родились и долгая дружба, и интересная работа. У Липковской — всё взаимно. И она тянулась к людям с добрым сердцем, и люди к ней...
— Настал вполне бытовой момент, когда помощи мамы Ксении, время от времени приезжающей из Красноярска, оказалось недостаточно. Дочке Тане было четыре месяца, и мы с Сергеем
убегали друг от друга. Я убегу — он водится, и наоборот (муж строил железнодорожные мосты, был начальником по снабжению). У меня дошло до слёз. И костюмер в Доме пионеров предложила взять в няни её свекровку, которую она выставила за дверь. Меня предупредила, что Агафья Васильевна в возрасте, да ещё больная. Еду туда, где бабуля избушку снимает. Идти в няни Агафья Васильевна категорически отказалась, но я уговорила её съездить к нам на день-два в гости. Приехали вместе: не топлено, Сергей Фёдорович в ватных штанах и унтах Таню качает. Я предложила быстро налепить пельменей, всем вместе. Вместе поели, и я постелила бабе Гане на диване. И с того дня Агафья Васильевна ни разу не заговаривала — будет у нас жить или нет. За четыре года нам мамой и бабушкой стала. Когда её сын вернулся в Красноярск, то забрал мать. Я потом к ней в гости ездила, она — к нам. (Добавлю, что баба Ганя пришлась ко двору на Ленина, 33. Провожали мы её к сыну если не всем «табором», то представительной делегацией.)
Другая глава жизни с другими фотографиями: в 1961 году Евдокии Артемьевне предложили стать директором Дома учителя — это уже ведомство профсоюза работников просвещения. Десять лет активной организационной работы самых разных направлений. Например, поездки, экскурсии учителей Хакасии: в Новосибирский академгородок, Красноярск, на Саяно-Шушенскую ГЭС... А вот поездка по ленинским местам была приурочена к 100-летию вождя пролетариата. Группе наших учителей довелось встретиться в Ульяновске с родной племянницей Владимира Ильича — Ольгой Дмитриевной, которая приехала туда неофициально. Но вежливой и обаятельной Евдокии Липковской удалось через директора дома-музея договориться о встрече с ней, заинтересовав Ольгу Дмитриевну горстью земли из Шушенского, места ссылки Ильича. И как-то странно было так близко прикоснуться к истории: ведь уже вполне бронзового и мраморного вождя кто-то запросто называл дядюшкой... Все эти хлопотные годы Евдокия Артемьевна была членом президиума Хакасского обкома профсоюза работников просвещения, высшей школы и научных учреждений. В президиум обязательно входили и лекторы вечернего университета марксизма-ленинизма и общества «Знание».
— Я тоже лектором «Знания» была, — говорит моя собеседница, — окончила вечерний университет с отличием по двум специальностям: научному атеизму (до сих пор не пойму, что это такое) и более внятному — международных отношений. Там учились все директора школ и не только. Например, с Галиной Яковлевной Ремишевской мы сидели за одним столом. Бежала на учёбу каждый понедельник после работы. Муж ворчал: да ты просто так ходишь!
Но ничего не бывает в жизни просто так: и знания, и впечатления, и дружба, игнорирующая бегущие десятилетия...
— Как-то Николай Степанович Абдин, тогда председатель нашего обкома профсоюза, организовал целый железнодорожный состав для учителей Хакасии и Красноярского края по республикам Средней Азии, в том числе были коллеги из Североенисейска, где я окончила девять классов. Волнуясь, нашла их вагон: «Узнаёте?» — «Вы Липковская, знаем». — «Да Дуся я, Дуся Григорьева!» Узнали! Видимо, всем нам хочется, чтобы кто-то помахал рукой из детства и юности, — говорит Евдокия Артемьевна.
Валерий Липковский улыбается в ответ на моё замечание, до чего точна и честна его мама в своих воспоминаниях. «Знаешь, насколько ответственно и скрупулёзно мама готовилась к пленумам, лекциям, занятиям! Да у неё всё всегда по полочкам разложено было». Гляжу — правда. На всех фотографиях указаны время, место, имена и даже комментарии к событиям. Например, Москва, МГУ, съезд профсоюзов СССР, где представлены все республики, от Хакасии — одна Липковская.
Ей-богу, наша красивее всех. Или — слёт передовиков народного образования в Красноярске, где предусмотрена экскурсия на Саяно-Шушенскую ГЭС (есть даже фото на фоне того самого гидроагрегата, ещё целого, до трагедии, случившейся много позже). Знаковый семинар-совещание в Шушенском, где «вся Сибирь» с московским начальством...
— Сколько у меня случалось пересечений в жизни, судьба сводила с замечательными людьми, — благодарно улыбается моя бывшая соседка. — Навскидку? Например, с Василием Архиповичем Угужаковым: я ещё в пединституте секретарём комсомола была, а он секретарём обкома ВЛКСМ. Он и научил порядку, строго спрашивал. Случалось, хвалил: «Тихоня, но работаешь хорошо». И уже много лет спустя радостно обнял меня на какой-то конференции. Я и жён практически всех наших известных людей знала, с некоторыми — дружила. С Анной Сергеевной, женой директора педучилища Петра Петровича Изместьева. Помнишь жуткий случай, когда горел вагон поезда Красноярск-Абакан? Взорвались цистерны, и Анна Сергеевна сама вся обгорела, спасая людей...
И сколько видано-перевидано! В своё время Евдокия Артемьевна, как руководитель и организатор, возила группу учителей Хакасии практически во все страны, как тогда определяли, социалистического лагеря: Восточную Германию, Чехословакию, Болгарию... И уже пенсионерку Липковскую пригласили учить вьетнамцев и китайцев разговорному русскому языку.
— Когда предложили такую работу, я боялась, — рассказывает Евдокия Артемьевна. — Но с нами, а таких учителей было несколько, специалисты провели двухнедельный семинар. Кроме того, я по собственной инициативе изучила методику, с которой познакомила меня дочка Таня — язык телодвижений. Дело в том, что её сын родился не совсем здоровым, и Татьяне пришлось после иняза учиться на логопеда — заочно, в Московском институте дефектологии. (Она пять лет туда ездила, а я с её семьёй была.) С девушками-вьетнамками мы сначала занимались в аудитории, а потом на трикотажной фабрике — их готовили к такой работе на родине. Девчонки хваткие — они трудятся, а я все процессы называю по-русски. Вьетнамки уехали, и на смену им пришли парни-китайцы. И с теми и с другими я начинала знакомство так: «Здравствуйте! Я учительница». Так они до конца учёбы меня и звали — учительница, так и открытки мне адресовали, уже с родины.
Мир раскрывал Евдокии Артемьевне и широкие горизонты географические. В 1986 году большой компанией провожали близкую знакомую — сотрудницу университета Этель Володину в Америку (волна еврейской эмиграции). Народ намекал Этель Ефимовне, мол, пришлите вызов, посмотреть страну. Евдокии Липковской это и в голову не приходило. Но спустя какое-то время гостевой вызов пришел именно ей.
— Отвечаю на звонок: не хочу, да и денег нет. Этель же — найдите только на дорогу туда. Так и сложилось, что я была в Америке четыре раза, в общей сложности два года прожила там. Просто потому, что Этель Ефимовна в силу многих обстоятельств очень нуждалась в моральной поддержке. И хотя она младше на 20 лет, довериться могла почему-то только мне. К слову: мы были на «вы», звали друг друга по имени-отчеству. Знаешь, искренняя привязанность вовсе не предполагает фамильярности.
Вообще тема «Наши люди в Америке» — отдельный разговор. Если коротко, то Евдокия Липковская объездила много штатов из «места дислокации» — Балтимора.
— Я была и в школах на уроках, посещала госпитали, курсы английского вместе с Этель Ефимовной. Она, зная язык, училась разговорному английскому, я же выучила несколько необходимых фраз — и только. Были у нас, конечно, культурные программы; к тому же хоть сейчас назову даже кафе в городах Америки, где мы бывали; казино, там я проиграла три доллара...
А история с потерей паспорта на обратном пути в Москву — вообще детектив. Но главный результат переживаний и главный вывод — добрые люди есть по всем сторонам границ. Каким захватывающе интересным становился «глобус» в натуральную величину! Круиз по семи странам: Дания, Франция, Англия, Португалия, Италия, Испания. Турция... Незабываемые Греция и Индия. Надо ли говорить, насколько путешествия раздвигали горизонты ума, острого до почтенных лет, горизонты чувств и впечатлений. Но оказалось, что уезжаешь только затем, чтобы возвратиться! К детям, внукам, правнукам, к городу, знакомому до дерева в сквере. Когда «итожишь то, что прожил». Евдокия Артемьевна уже на склоне лет пережила две сложных операции. Но воля к жизни и интерес к ней возвращали в мир любимых людей и благодарных воспоминаний. И — надежд на будущее!
Татьяна ПОТАПОВА
