Валерий Майнашев родился 25 августа 1948 года в аале Ах-Хол Усть-Абаканского района. И при рождении парнишку (есть такое удачное выражение) бог в темечко поцеловал. С таким даром жить трудно — с обострённым, до душевных ран, восприятием человеческих отношений, по-человечески же живой природы, контраста солнца и мглы. «Поэт непременно сталкивается с миром», — считает доктор филологических наук Виктория Карамашева.

«Мы померяем силу и высокое слово»

«Я родился, когда поспела брусника... Моё детство прошло в лесах и горах возле реки Нин. Как себя помню, с книгами никогда не расставался», — писал о себе Валерий Майнашев. И его «высокое слово» рождалось легко и точно, как дыхание, даже в самых ранних стихах. Ну а как и где «померять силу»? Этот внешний путь поэтической силы прослеживаем в строчках биографии. Здесь закономерным стало поступление на филологический факультет Абаканского государственного педагогического института. «Откуда в 1971 году, с пятого курса, Майнашев уйдёт, — пишет, в частности, журналист Галина Овчаренко. — Как утверждали его однокашники, причиной стало бурное чувство к девушке-землячке. Три года он будет работать учителем в сельской школе, затем корреспондентом в областной газете «Ленин чолы» и на телевидении. И всё это время Валерий пишет стихи. Их публикуют различные газеты и журналы. А после семинара молодых литераторов Сибири в Иркутске Майнашев получит рекомендацию именитых писателей для поступления в Литературный институт имени Горького в Москве.
О нём отзывались в превосходной степени и Моисей Баинов, и Михаил Кильчичаков. Однако Валерий бросает Литературный институт на пятом курсе. Возвращается в Хакасию, где несколько лет трудится чабаном в совхозе. В это же время к поэту приходит известность. Майнашев выпускает первую книгу своих стихов. Публикуется в сибирских и московских журналах. Его произведения в 1982 году даже включают в школьную программу. Свои стихи ему посвящают признанные столичные поэты. И вот в 1985-м
Валерия Майнашева принимают в Союз писателей СССР. При жизни он выпустил только две книжки: «Богородская трава» и «Голос поля». Третий сборник «Крашеные ковыли» увидел свет после смерти поэта. Кстати, к своим стихам он относился серьёзнее, чем к самому себе. И даже ставил оценки за вновь сочинённое».
Своего рода итогом пробы сил стало избрание Валерия в 1990 году ответственным секретарём Хакасской писательской организации.
Большинство произведений «хакасского Есенина» (по определению многих литературоведов) — на родном языке. Но Валерий Гаврилович с увлечением занимался и переводами как собственных стихов на русский, так и на хакасский русских классиков. Показателен и интерес к истории: Майнашев перевёл, к примеру, поэму «Сампир» археолога-востоковеда Леонида Кызласова. В свою очередь, стихи Валерия увидели свет в русском варианте (в частности, в сборнике «Крашеные ковыли») благодаря Наталье Ахпашевой, Александру Третьякову и Александру Щербакову. Но многие задумки поэта не осуществились: слишком мало отмерила ему судьба — 44 года всего-то. А он мечтал перевести на хакасский язык «Леди Макбет» Шекспира и, конечно же, любимого всем сердцем Александра Пушкина. И об этом особый разговор.

«Что под солнцем высоким и ясным только раз прозвенеть нам дано»

— Зинаида Семёновна, как вы познакомились с будущим мужем? — спрашиваю заслуженную артистку России и Хакасии, солистку Хакасской республиканской филармонии, вдову поэта Зинаиду Аршанову.
— Однажды мне принесли сборник Валерия Майнашева, чтобы написать песню на его стихи. Стала переводить их на русский просто дословно, а получился отличный белый стих. Я почувствовала мелодику строк, а главное, душу поэта. Знаете, бывает такое безусловное предвосхищение: я почему-то ясно поняла, что вот он, мой муж, и он меня ищет! Реальное же знакомство состоялось несколько позже. Однажды мы с композитором Татьяной Шалгиновой подготовили программу романсов на стихи Пушкина. Дело было летом, на эстраде в парке «Орлёнок», прекрасная погода — собралось довольно много зрителей. И на этом же концерте стихи классика и свои о нём читал Валерий. Там нас и познакомили.
— 6 июня, день рождения Александра Сергеевича, всегда был для Майнашева особо значимым, — вспоминает Зинаида Аршанова. — Он с утра наряжался, надевал всё самое лучшее и... исчезал на ведь день: «Не ищите меня сегодня!» Пушкина любил как самого близкого человека, как брата. Да, ещё в своё время в Москве Валера здорово учудил: забрался на памятник поэту, видимо, чтобы признаться в любви. И столичной милиции пришлось его сбивать оттуда брандспойтами...
— Авантюрист?
— Полный! Майнашев очень смешливый был, даже с хулиганским юморком таким. Помню, как-то в Туве попенял членам одной делегации: «Это безобразие — не выпить в центре Азии!» Абсолютно творческая личность, можно сказать, совершеннейший ребёнок даже в свои сорок с копейкой. Но по большому счёту наша совместная четырёхлетняя жизнь — сложная история. Мне он «достался» почти убитым...
— ?
— У Валерия жена умерла родами: хоронил и её, и ребёнка. А он сам, повторю, чистый как дитя, человек без кожи, ранимая душа — и остаться дальше жить с такой трагедией... Это сломало его жизнь, которая начала было тогда налаживаться: семья, у него-то, скитальца между городом и деревней — четырёхкомнатная квартира (которую забрали родственники жены, хотя выделяли именно ему, плюс всё мало-мальски годное). А тут я, девка молодая, красивая, здоровая. Думаю: буду его спасать, ведь сильная, ничего не боюсь.
— Спасали в том числе и общие интересы?
— Разговоры о поэзии, иногда чуть ли не сутками. Он ценил, что я человек читающий, есть интуиция на хорошие стихи и определённые способности. К слову, я сержусь, когда встречаю в Сети непрофессиональные переводы произведений Майнашева, когда теряются и смысл, и мелодика.
— Кстати, о мелодике. Вы же поёте песни на его стихи...
— Это случилось позже, после ухода мужа из жизни. А в своё время он чуть ли не плакал: почему никто не пишет песни на мои стихи? Был случай, когда он «Одинокую сосну» запел сам... В его стихах уже заложена мелодия, нужен музыкант, который бы её услышал и расписал, зная хакасский язык, интонацию. И постепенно хоть что-то начало появляться. Олег Токояков написал, в частности, «Песню о друге». Передаю смысл своими словами. В печи, в огне, сильно трещат поленья — знак, что к нам кто-то едет. Давай кормить огонь — араки в него, еды. Тогда гость не заблудится в степи, и дверь моя всегда открыта для него... Помните, у Пушкина: «Выпьем, няня, где же кружка?» Мы с Валерой шутили-хохотали, что Александр Сергеевич няню спаивал... И для песни такой и надо-то две-три нотки, чтобы подчеркнуть всеобъемлющий смысл стихов. Кстати, если русские переводы самого Майнашева хороши, то хакасский их текст — велик.
И, возвращаясь к вашему вопросу, у нас с Владимиром Графом есть программа, где большая часть — хакасские песни (ведь я выросла на музыке Челборакова и тахпахах), в том числе на стихи Валерия. Муж мне в своё время сказал: «Ты не пой плохие стихи, графоманские. Пой хорошие, лучше — мои!»

Город в сверкании инея словно в серебряном сне.
Белые, снежные лилии снова цветут на окне.
Ты мне приснилась. За окнами смотришь на эти цветы.
Только такая далёкая в кружеве инея ты...

Виктория Карамашева, друг семьи Майнашевых, исследователь творчества Валерия: «Майнашев относится к тем поэтам, кто способен ощущать ход бытия в шуме метели, запахе талой воды, тишине прошлого, аромате богородской травы». Вот оно, подсознательное знание единого бытия... «Чем-то радостным и древним веет в душу мне весна...», «И так смеялась, плакала берёза, чтобы потом не раз присниться мне...».
Поэт Наталья Ахпашева:
— Валерий самый тонкий лирик во всей плеяде хакасских поэтов. Когда читаешь, хочется плакать... Другого такого у хакасов нет. В основе книги «Крашеные ковыли» его собственные переводы. Мне же предложили перевести в этот сборник его поэму «Чатхан». Это был мой первый опыт переводческой работы. Общаясь с Валерой, я поняла, как это надо делать... Он ранимый, отзывался на все несправедливости душой. Я в девяностые годы была его заместителем в нашей писательской организации и ясно видела, что Майнашев переживал развал Союза как личную трагедию. «Всё, страна кончилась», — горько говорил он.
Возможно, это моя личная ассоциация, но мне кажется, что стихотворение «Крапива» вполне соответствует состоянию души поэта тех дней, когда они «отлетали в одежде белой».

Исчезают шумные селенья,
Города теряются вдали.
Ты стоишь на поле погребенья —
Горькое растение земли.

«И вот однажды как-то утром я встать впервые не смогу»

— Валерий знал, что судьба ему уготована трагическая, — собравшись с духом, говорит Зинаида Семёновна. — Ведь все творцы в определённом смысле провидцы. «Валера, тебе нас с дочкой не жалко?» — говорила я, ведь он заранее готовил нас к жизни без него. Это было страшно. Сбылось и то, о чём муж предупреждал: у меня скопились большие долги по квартире, а порой просто нечего было поесть...
Мистика и явь переплелись. Через полгода после ухода Валерия Майнашева лопнул дарёный ему чатхан, да так, что разлетелись струны и косточки.

И опять увиденный когда-то
Сон один и тот же снится мне:
Вслед за светлым солнцем, всё к закату,
Мчусь я на игреневом коне.
* * * * * * * * * * * * * * * * *
По поверьям, что хранит родня,
Если еду на закат во сне я —
Близкая кончина ждёт меня.

О гибели Валерия 19 декабря 1994 года Зинаида узнала в Алма-Ате, куда ездила в составе культурной делегации от Хакасии. Официальная версия — он задохнулся дымом загоревшегося от сигареты дивана. Но Зинаида Аршанова-Майнашева не верит этой версии: муж никогда не курил дома.

«И лёгким ветерком к потомку на подоконник опущусь»

Тогда меня уж не разбудят
Ни мать, ни друг, ни птичий свист.
И всё пройдёт. И мир забудет
Свой отлетевший в сумрак лист.

Но мир не забыл. И прежде всего — дочь Алина, артистка театра «Читiген».
— Я любовалась, когда муж выходил гулять с дочкой, — вспоминает Зинаида Семёновна. — Фигура, походка, повадки — всё от него. Я до сих пор жалею, что не настояла на её учёбе в консерватории: девочка хорошо поёт. Но она выбрала актёрскую стезю. Нынче дочь сделала моноспектакль об отце. Сценарий, режиссура, текст, песни, пластика, танцы — всё сама. Сейчас «обкатывает» его по школам, училищам республики, приоритет — родному для Валерия Усть-Абаканскому району. И я уже начинаю думать: может, мы правильно поступили? Ведь когда молодая девушка так рассказывает об отце, ребята её отлично понимают. Майнашев и его Алина становятся им близкими людьми. А у нас с дочкой есть программа: песни и романсы на его стихи.
Не забыли Валерия Гавриловича и в Усть-Абаканском районе. Год с небольшим назад по инициативе совета старейшин района на фасаде Чарковской школы, где с 1960-го по 1964 год учился Валерий, появилась памятная доска поэту. Здесь же впервые состоялись республиканские Майнашевские чтения (районные к этому времени стали уже традиционными). Тогда Зинаида Аршанова говорила ученикам, учителям и многочисленным гостям мероприятия о солнечной силе лирики Валерия, о том, чтобы его поэтические строки рождали в юных душах справедливость и сострадание ко всему живому на земле... А ещё полгода спустя Чарковская школа стала носить имя Валерия Гавриловича Майнашева.

Пусть будет так. Но я восстану
Через века, в лучах зари,
И поднимусь из-за кургана
На крыльях вечности парить.

И это не пафос, как думают некоторые. Это убеждение поэта в том, что жизнь вечна — для всех нас.

Татьяна ПОТАПОВА

В поезде

Еду в поезде нашей сторонкой,
Одиноко сижу у окна.
Снег, курган, и на камне ворона,
Клюв об идола чистит она.

Вид знакомый, скупой изначально —
Степь да небо, серо да бело —
Обдаёт мою душу печалью,
Как неспетая песнь о былом.

Нет, не застит прошедшее света,
Но до боли мне степь дорога,
Даже если колючие ветры
Вслед швыряют пески и снега.

Поезд мощный простором открытым
Мчит, с приплясом входя в поворот,
И, сверкнув на прощанье копытом,
Словно конь, торжествующе ржёт.

Но лишь только в окошко я гляну,
Всё мне кажется, тих он и слаб
Против тех, оседлавших курганы,
Степью скачущих каменных баб.

Сон

Печальный сон приснился мне,
Что я во мраке леденящем
Мчусь на игреневом коне
Вослед за солнцем уходящим.

Беззвучно скачет конь — вот-вот
Я догоню пожар косматый.
Но голос матери зовёт:
«Вернись, мой сын, вернись с заката!»

И тени предков говорят:
«Так далеко уходит солнце!
Во сне летящий на закат
Уже обратно не вернётся».

Я обернусь назад — туда,
Где ночь темна и непроглядна.
Нет, нет, мой конь, мы никогда
Не повернём с тобой обратно!

Мы будем мчаться далеко,
Покуда жизнь не оборвётся.
Смелее! Умирать легко,
Когда в глазах так много солнца.

Беззвучно скачет конь — вот-вот
Схвачусь за солнца край косматый.
Но голос матери зовёт:
«Вернись, мой сын, вернись с заката!»

Валерий МАЙНАШЕВ