Когда ученье, спорт и труд рядом идут

№ 22 (24690) от 2 марта
Алексей Карамашев: «Я жил в аале Печень. Одно время он назывался колхозом имени Ленина. Был колхоз-миллионер. Единственный колхоз в Таштыпском районе (сейчас это Аскизский). Кого там только ни держали, даже енотов: пух сдавали государству. Я всегда говорю, чтобы дышать самым свежим воздухом в Сибири, нужно ехать в Печень. Аал находится в котловине, между горами... Территория там большая. Раньше стояло 70 с лишним домов, а сейчас их три…» Алексей Карамашев: «Я жил в аале Печень. Одно время он назывался колхозом имени Ленина. Был колхоз-миллионер. Единственный колхоз в Таштыпском районе (сейчас это Аскизский). Кого там только ни держали, даже енотов: пух сдавали государству. Я всегда говорю, чтобы дышать самым свежим воздухом в Сибири, нужно ехать в Печень. Аал находится в котловине, между горами... Территория там большая. Раньше стояло 70 с лишним домов, а сейчас их три…»
Фото: Александр Дубровин, «Хакасия»

Что, казалось бы, нового можно рассказать об Алексее Николаевиче Карамашеве? Спортсмен, тренер, учёный и даже в какой-то степени медицинский работник. Но повторенье, как известно, — мать ученья, и ещё никогда никому не шло во вред, тем более что повод для разговора более чем основательный — 3 марта человек, которого так и хочется назвать легендой, отметит своё 85-летие.


Спорт воспитывает и закаляет

— Самым важным для меня было выполнить обещание, данное матери, — окончить высшее техническое учебное заведение. Я обещал ей выучиться на инженера. А попутно стал ещё и спортсменом. Видите ли, в чём дело: спорт в те годы очень хорошо поддерживался на уровне государства. Например, люди, которые находились на учебно-тренировочных сборах, получали ещё и питание. За месяц ты мог съесть в два раза больше, чем на стипендию. Это было стимулом заниматься спортом, — говорит Алексей Карамашев. — Давайте я расскажу, в каком положении оказалась моя семья. У родителей родились сначала две дочери... Они умерли в раннем возрасте. Потом появился на свет я, а после этого брат… Он тоже умер. Отец погиб на фронте в 1943-м. Мама во время войны трудилась в колхозе, выполняя мужскую работу, — таскала мешки с зерном. Многие мужчины тогда погибли. Только из рода Карамашевых 74 человека остались на полях сражений. От тяжёлых нагрузок мама заработала себе болезнь.
Чтобы не оставлять больную маму одну в деревне, я уговорил её сойтись с одним человеком. Он был вдовцом с тремя детьми, фронтовик, инвалид 1-й группы, без ноги. Работал ветеринарным врачом. И маму он лечил теми же лекарствами, что и животных (а где возьмёшь другие?). Но самое главное, он поставил её на ноги.
Нужно было воспитывать троих детей. Я прекрасно понимал это, поэтому помогал финансово как только мог. Когда учился в Красноярске, для меня местом подработки стал угольный склад, находившийся на берегу Енисея возле комбайнового завода. Разгружу свою норму, весь пыльный, с лицом как у шахтёра иду в общежитие. Умоюсь и на тренировку. Спорт сыграл для меня ещё воспитательную роль, стал стимулом, чтобы поддержать маму с тремя детьми отчима. Они, кстати, все окончили высшие учебные заведения.
С седьмого класса Алексей учился в таштыпской средней школе. Русского языка он не знал. Жил в таштыпском пансионате вместе с эвакуированными в годы войны воспитанниками смоленского детского дома. И по сей день Алексей Николаевич готов говорить искренние слова благодарности учителям и воспитателям пансионата. Удивительные люди окружали его в то время, и забыть их просто невозможно.
Остались в памяти и сами воспитанники пансионата… Каждый был по-своему интересен.
— Навсегда запомнил историю, связанную с парнем, которого звали Мазай. У него руки были в полтора раза длиннее, чем у любого из нас. В карман залезть для него труда не составляло. Интересный был, общительный мальчик. Так вот он нашёл маму, а денег, чтобы к ней поехать, нет. Решил ограбить банк в Иркутске и попался. Вместо того чтобы встретиться с матерью, попал в тюрьму. Но в целом там были хорошие парни, — делится воспоминаниями мой собеседник.
— По окончании школы меня как одарённого спортсмена, члена юношеской сборной Красноярского края по лыжным гонкам, легкоатлета и футболиста, направили в Ленинградский институт физкультуры. Но так как с деньгами были проблемы, то доехал я до… Ачинска. Оттуда на товарняке добрался до Красноярска, где и поступил в Лесотехнический институт (потом его переименовали в Красноярский технологический институт). Считаю, что тогда мне очень сильно повезло… И потом везло на хороших людей. Я уже говорил про отсутствие денег. В 40-градусный мороз носил полуботинки брезентовые, ситцевые шаровары, телогрейку и кепку. Когда меня увидели в этом одеянии врач института, родители тех, с кем учился, в течение месяца снабдили зимней шапкой, телогрейкой, тёплыми штанами, кофтами, ботинками. Я плакал от радости. И по сей день благодарен этим людям, которые меня одели и обули.
— Вы ведь со школьной скамьи занимались лыжами, — направляю разговор в спортивное русло.
— Занимался. И всем советую. Но в то время вынужден был бросить лыжи и перейти в вольную борьбу. Опыт у меня уже имелся. В Таштыпе выступал на соревнованиях по борьбе курес. Пошла у меня и вольная борьба. Я стал чемпионом Красноярского края по добровольно-спортивному обществу «Труд». Потом был чемпионом Красноярска, Красноярского края. Попав в состав краевой сборной, начал ездить на все соревнования, проводимые на уровне РСФСР, Советского Союза. Становился призёром и победителем чемпионатов Сибири и Дальнего Востока, Москвы, России и СССР. В 1961 году выполнил норматив мастера спорта СССР по вольной борьбе. Получилось так, что я первым из спортсменов Хакасии получил это звание. И тем не менее никогда не забывал, что у меня там, в деревне, мама больная с тремя детьми. Чтобы помогать им, продолжал где-то подрабатывать. А чтобы она не переживала, старался сообщать о своих делах: учусь хорошо, активно занимаюсь спортом.
Однажды в Воронеже на проф­союзной спартакиаде России подошли ко мне москвичи. Я тогда почти все свои схватки выиграл досрочно. Им понравилась моя манера борьбы, и они предложили перебраться в Москву. А когда я ещё и на всероссийской универсиаде студентов победил, мои шансы на переезд заметно выросли. Сама идея жить и учиться в столице нашей Родины мне понравилась. Согласился, оставил в четырёх институтах заявление о переводе и заверенную копию своей зачётной книжки. И из всех вузов получил вызовы. Но чтобы уехать в Москву, нужны деньги. Маме говорю: «Меня на сборы пригласили, подожди, через месяц приеду». А сам стал днём и ночью работать. Делал студентам-заочникам курсовые проекты по деталям машин. За ночь двум нарисую. Днём два часа посплю, пояснительную записку напишу. Два проекта в сутки делал, получается. Хорошие деньги заработал. И когда маме сказал, что собираюсь в Москву, она заохала: «Сынок, у меня же денег нет». «Не надо, — говорю, — заработал».

Учёба — как пламенный мотор

— Остановил свой выбор на Московском авиационно-технологическом институте имени Константина Циолковского. Но у вуза не было общежития. Пришлось мне уйти в Московский энергетический институт, но... ненадолго. Попросился всё-таки обратно в авиационно-технологический. Там можно было учиться не с первого курса, а с третьего. Для меня это было важно. Сказал об этом ректору. «Сынок, — говорит он мне, — зимой не имею права переводить студентов, давай пойдём к министру высшего образования СССР Вячеславу Петровичу Елютину». И министр дал добро. Сдал все недостающие предметы и перевёлся с третьего курса на третий. А через год меня уже отправили работать, так как я попал в экспериментальную группу. Там учились не пять лет, а четыре года. На пятом курсе студентов направляли на заводы. Меня «откомандировали» в конструкторское бюро опытного завода, где занимались производством двигателей летательных аппаратов.
По окончании института намеревался вернуться в Красноярский край. Но так как я выступал за Москву, а потом ещё и за общество «Буревестник» в составе сборной СССР, меня так далеко отпустить не решились. Был распределён в Москве, в конструкторское бюро (КБ) Павла Осиповича Сухого. К одному из основателей советской реактивной и сверхзвуковой авиации. Он был дважды Героем Социалистического Труда, являлся лауреатом различных премий. Известнейшая личность в мире науки. Работал я у него в отделе двигателей. Трудилось там в среднем около 100 человек. Моя группа была связана с испытанием и комплексной оценкой параметров летательного аппарата. Очень рад, что попал туда и работал под руководством Ильи Моисеевича Загса, человека с большим опытом в этой области. До прихода к Сухому он был личным механиком лётчика Валерия Чкалова. Не просто обслуживал его самолёт в довоенные годы, а отвечал за прохождение полётов. Он многому меня научил. Раскрыл мне глаза как человеку, который хочет вплотную заниматься обеспечением работоспособности авиационных двигателей, устанавливаемых на Су. Как старший наставник и успокаивал, и воодушевлял. И поддерживал так, чтобы я работал с ещё большей отдачей. Однажды вызвал: «Я с вами, Алексей Николаевич, не могу работать, отдача большая, а денег мало. Не обижайтесь, старшим инженером будете!» И вот так повышал, повышал мой статус как специалиста. Он так мне доверял, что иногда просил заменить его на работе. Стараясь оправдывать доверие Ильи Моисеевича, я стал одним из ведущих конструкторов Московского закрытого учреждения по двигателям летательных аппаратов.
В те годы знали только ведущих учёных — Королёва, Челомея… А ведь было много опытно-конструкторских бюро: Сухой, Яковлев, Микоян, Гуревич, Бериев, Антонов... При Брежневе число этих бюро сократили. Произошёл отток специалистов. Мне доводилось видеть в деле генерального конструктора суперсовременных самолётов Андрея Николаевича Туполева. Передо мной в своё время стоял выбор, у кого писать диплом — у Сухого или Туполева. Остановился на Сухом. Дипломную работу признали одной из лучших.
В Москве во время учёбы познакомился с известными хоккеистами — братьями Майоровыми (Борисом и Евгением) и Вячеславом Старшиновым. Под их влиянием пробовал свои силы в хоккее с шайбой, выступая за команду «Буревестник». Говорят, что у меня хорошо получалось.
В те же студенческие годы вышла одна забавная история. Сейчас её можно вспоминать с улыбкой, а тогда было не до смеха. Так как у Алексея Николаевича имелся доступ к секретным материалам, внимание к нему было особое. Особое ещё и потому, что имелась у него странная привычка: записывать отчёты в «амбарную» книгу. Прочитать эти записи, кроме самого Карамашева, никто не смог. А бились лучшие умы — специалисты по странам Азии, Дальнего и Ближнего Востока, которые и не такое расшифровывали. Оказалось, что писал он конспекты на родном языке, используя немецкий алфавит.
— Только о вашей научной деятельности можно книгу написать. Анатолий Егорович Султреков в книге «Сэнсэй» затронул только самую малость, — проявляю осведомлённость.
— Много чего было на самом деле, — вздыхает Алексей Николаевич. — Приглашали меня принять участие в разработке многоступенчатого турбореактивного двигателя с осевым компрессором. Но наиболее значимой работой стала разработка новых узлов, агрегатов, которые являются элементами двигателя. А их требовалось испытывать и перед установкой в самолёт, и уже потом — во время полётов. Я выезжал в командировку вместе с лётчиком на месяц и там следил за всеми параметрами двигателя. Мне в этом отношении тоже повезло, очень хорошие, отзывчивые люди были. Например, сын авиаконструктора Сергея Владимировича Ильюшина, генерального конструктора по турбовинтовым летательным аппаратам (его КБ разрабатывало серию пассажирских самолётов Ил-12, Ил-14, Ил-18, Ил-62), Владимир. Герой Советского Союза. Генерал-майор. Очень хороший человек. Мы с ним друг друга понимали с полуслова. Ты начинаешь фразу, а он заканчивает.
Запомнился Сергей Соловьёв, тоже Герой Советского Союза. Он вообще по росту в лётчики не проходил. Вот у меня — 1 метр 64 сантиметра, у него — 1 метр 61. Но он делал как: два парашюта на сидение клал и садился сверху. Ногами до педалей не доставал, поэтому привязывал верёвку.
Конечно, ответственность была большая. И каждая разработка, доработка контролировались не только министерством авиационной промышленности, но и военно-воздушными силами. Они же являлись заказчиками летательных аппаратов, устанавливали сроки. Какие-либо задержки по времени не приветствовались.
В одной из работ, где я был ответственным, задача стояла придумать летательный аппарат с ускоренным взлётом и посадкой. Важно было его посадить на короткой дистанции. Разные же бывают экстренные ситуации. Поэтому предстояло придумать нечто такое, что было бы между вертолётом и обычным летательным аппаратом. Мы использовали миниатюрные турбореактивные двигатели. Лично я отвечал за входные устройства, обеспечивающие работу этих самых двигателей. И работу свою выполнил в срок, проведя все необходимые испытания. Меня тогда отблагодарили трёхкомнатной квартирой.
Но в какой-то степени мне повезло. У нас работал на одном из заводов КБ человек, причастный к разработке этого двигателя — кандидат технических наук Берман. Его уход стал для нас всех огромной потерей.
Интересные работы были ещё во время военных действий во Вьетнаме. При пуске ракет «воздух-воздух» или «воздух-земля» пороховые газы очень влияли на работу самого двигателя. Они же под крыльями размещаются, под фюзеляжем… И независимо от того, где они размещаются, при пуске ракет двигатель глохнет — кислорода недостаточно. Самолёт в таких случаях начинает падать, становится мишенью. Выходом было лишь то, чтобы самолёт не поднимался выше восьми километров. В пределах этой высоты ему кислорода хватает. Но во время войны ты же не будешь считать, достаточно тебе кислорода или нет. Могут возникать всевозможные непредвиденные ситуации, поэтому задача стояла одна — обеспечить бесперебойную работу двигателей при пуске ракет. И мы нашли выход. Испытания провели. Интересная была работа.
— А что вы придумали? — интересуюсь.
— Установили реле времени. В 1961 — 1965 годах не было такого электронного магнитного реле времени, точность срабатывания таймера которого была бы очень высока — до десятой или даже сотой доли секунды. Сейчас на Олимпийских играх это всё используется на фотофинише, а тогда предстояла работа, опыты. И что получилось… Вот произвели мы запуск ракеты. Вместе со спуском отсекаем топливо, а через две сотых секунды двигатель начинает нормально работать. На этом материале двое учёных докторскую диссертацию защитили.
Были и работы, которые вызывали нарекания в войсковых частях. Быстро переделывали. Мобильность была нашей отличительной чертой. И порой сам себе удивлялся, потому что никогда не думал, что доведётся заниматься дифференциальными уравнениями четвёртого порядка. К счастью, организовывались курсы повышения квалификации. Так, при механико-математическом факультете МГУ были организованы для сотрудников НИИ двухгодичные курсы по математике. Конкурс на одно место составлял обычно 50 человек. Я был зачислен то ли 43-м, то ли 47-м. Просто повезло! Я не знал предела радости. К нам приходили преподаватели лет 25, доктора физико-математических наук. Вот он говорит, тут же пишет, и надо только успевать фиксировать всё в своих тетрадях. Насыщенные были по нагрузке и времени лекции. Никто никого не заставлял: хочешь — работай, не хочешь — уходи. Но мне не удалось проучиться даже год. Пришлось пропустить месяц учёбы из-за командировки. А мне там так понравилось на лекциях, что чуть не плакал, когда уезжал. По возвращении спрашивал: догоню или нет? Мне показали две тетради конспектов. «Где ты догонишь? Лучше бросай!» И я бросил. Хотя тяга к знаниям была. Да ещё какая!
Подобные курсы потом окончил при институте электронного машиностроения. Было это уже после защиты диссертации («Способы испытания распылителей форсунок» называлась она). Там меня без экзаменов принимали, — улыбается он. — Математика меня всегда привлекала, сколько бы я её не изучал! Высшая алгебра, численное дифференцирование и интегрирование, вычислительная математика, метод конечных разностей... А я был связан с изучением напряжённого состояния деталей при их эксплуатации. Изучались температурные и физические нагрузки. То есть металл стареет, его структура меняется и становится хрупкой. Считать это с помощью дифференциальных уравнений очень тяжело, нужно использовать электронно-вычислительные машины, программы. А теория разных конечностей… Она до сих пор для меня как неопознанный человек. Привлекает своей неизведанностью. Поэтому считаю, что люди, занимающиеся математикой, являются ведущими специалистами на земле.

Не спортом единым

Тренерской деятельностью Алексей Карамашев занимается с 1980 года, со дня выдачи удостоверения тренера-преподавателя по карате спорткомитета СССР.
— Вы тогда уже в Хакасию переехали, — пытаюсь развить новую тему. Ведь спорт — не менее важная часть жизни Алексея Николаевича.
— И переехал, и работать устроился в Хакасский технический институт доцентом кафедры машиностроения, заведовал кафедрой физического воспитания. В ХТИ проработал 18 лет — с 1980 года по 1998-й. Параллельно, кстати, читал лекции в Москве, в политехническом институте, — объясняет он.
— Алексей Николаевич, про спорт вы никогда не забывали. И здесь, в Хакасии, за прошедшие годы создали федерацию косики карате республики, школу боевых искусств. В ДЮСШ единоборств администрации Абакана тренером-преподавателем по косики карате проработали с 2000 года по 2013-й. Вы — основатель спортивно-технической школы «Саньда», тренер высшей категории, у вас есть сертификат судьи международной категории по косики карате. А ведь начинали, по сути, с нуля…
— Начинать дело на новом месте всегда тяжело. На начальном этапе меня боялись поддерживать. Но всё же нашлись люди, которые подставили плечо. Был такой начальник УВД Абакана Анатолий Иванович Васильев, потом министр МВД Хакасии. С министрами внутренних дел мне везло — оказывали помощь на разных этапах Виталий Иванович Журавель, Илья Иванович Ольховский.
Но это было позже, а тогда… Своего зала не было, начинал в 5-й школе. В ХТИ долгое время тренировал. Выделили мне отдельное помещение. Я сам там всё сделал. Хороший зал. Он и сейчас есть. Ещё один зал мне дали в Центре детского творчества. И туда я вложил много своего труда. Чистил, всё расставлял, ночами дежурил... Тяжело приходилось.
— Карате в нашей стране то запрещали, то разрешали.
— Когда в 1983 году секции карате по стране официально закрыли, мне всё-таки разрешили продолжать работать. Я тренировал под контролем УВД. У меня занимались не только дружинники и милиционеры, но и другие ребята, в том числе нарушившие букву закона. Когда секцию закрыли и я сделал соответствующее объявление, почти все девушки, ходившие на занятия, заплакали. А их было больше половины. Причём разных возрастов. Что я придумал? Мы перешли на китайскую гимнастику ушу. Искал книги, которые рассказывали о ней, статьи в журналах. Занимались мы ушу до 1988 года, пока не сняли запрет с карате.
У меня даже есть документ, что Алексей Николаевич Карамашев — тренер по тайцзицюань. Это хороший вид спорта, а главное — очень полезный. Я его сделал оздоровительным. Ничего не переделывал, а сконцентрировал внимание на отдельных моментах. Тут важно знать, что у человека есть 360 активных точек. Чтобы их эффективно использовать, нужно комплексное воздействие на организм. Тайцзицюань в изложении Алексея Карамашева вылечивает от всех болезней. Сам не знаю как, но люди выздоравливают. Поэтому я и стал интересоваться всеми этими точками.
Многие говорят, что китайская медицина чем-то отличается. Да, отличается, она основана на активации энергетических точек по меридианам. Сейчас уже идёт тенденция к совмещению китайской медицины с западной. То есть добавляются лекарства. Но не все. Есть те, что вызывают побочный эффект. Обо всём сразу не расскажешь.
Однажды в очереди на приёме к врачу одной женщине стало плохо. Посадили её. Беру за руки — ледяные. Я тут же делаю массаж точки сердца. «Вы врач, наверное», — слышу. Легче ей стало. «Вот так, — говорю, — делайте: пальцы сжимайте в кулак и разжимайте». Если от сжимания пальцами, чувствуешь боль в ладонях — это признаки инсульта. К счастью, всё обошлось, рад, что каким-то образом удалось помочь человеку.
Мне помогали в выздоровлении людей карты тела. Они ни где не продавались, никаким образом не афишировались. Сами китайцы приезжали сюда с этими картами и начинали заниматься иглоукалыванием. Я таких знал. Но знал и тех, кто приезжал только ради того, чтобы потом улететь от нас в Америку. Из Китая летать в США было запрещено.
А ещё я интересуюсь растениями, которые можно применять при оздоровлении людей. Переписываюсь со многими, кто занимается облегчением жизни людей со злокачественными опухолями. Они, в отличие от меня, институты медицинские оканчивали и тем не менее со мной консультируются: почему это, почему то. Прежде чем что-то сказать уверенно, должен убедиться в своей правоте в реальности. А в реальности — это в том случае, если подтвержу явление во сне. Я же изначально не знаю, от чего болезнь. Но во сне стою за операционным столом. Вижу, какого цвета все органы. Беру скальпель и… делаю операцию. Были случаи, когда обращались люди с метастазами. И у меня в документах что-то подобное писали медики.
— То есть вы и себя излечили, и людям помогаете по сей день.
— Помогал тем, от кого врачи официально отказались. Одному человеку помог, а он потерялся из виду. Мне потом другие рассказали: жив-здоров, объяснили, но до вас дойти никак не может. В запое.
При лечении всё зависит от организма. Можно поддерживать на каком-то уровне человека, но излечить трудно. Надо не забывать, что в организме много накапливается яда в виде химии, встречающейся в еде, в виде лекарств, которые употреб­ляем. Одно лечим, другое калечим. Но по жизни очень важно оставаться оптимистом.
…Алексей Николаевич Карамашев — отличник физической культуры и спорта РФ, заслуженный работник физической культуры и спорта Республики Хакасия, первый мастер спорта СССР из Хакасии по вольной борьбе, обладатель 2-го дана и чёрного пояса по карате. В 2014 году А.Н. Карамашев награждён орденом «За заслуги перед Хакасией».
Среди его воспитанников чемпионы России, чемпионы мира, победители и призёры мировых первенств по косики карате, обладатели Кубка Европы: Геннадий Ощенков, Павел Тренин, Дмитрий и Сергей Казыгашевы, Александр и Никита Буйницкие, Денис Кокояков, Виталий Убелицын…
— Работая с ребёнком, нужно быть ещё и психологом. Без определённых психологических навыков с детьми заниматься нельзя. Можешь такого добиться, что все просто-напросто от тебя разбегутся, — подводит он черту в разговоре.

Александр ДУБРОВИН



Просмотров: 496