Окончание. Начало в № 88 от 11 августа 2022 года
Места остановленных часов
В небольшое путешествие по тропе Даниэля Готлиба Мессершмидта 1721 года (маршрут почти точно был повторён им в 1722-м) мы, журналисты Вера Самрина и я, археолог Валерий Балахчин и гид из Усть-Бюра Валентин Березовский, отправились чудесным июльским утром. Хотелось почувствовать, увидеть «кусочек» пути легендарной экспедиции — почти от Балыксы до Усть-Бюра. Из дневника Мессершмидта: 5 июля 1721 года, после трёхмесячного пребывания в Томске, Даниэль Готлиб с Карлом Шульманом (племянником шведского капитана Филиппа Табберта, попавшего в плен в Северной войне, с кем Мессершмидт сблизился в Тобольске и который присоединился к экспедиции позже), Даниэлем Кеппелем (квартирмейстером), Петером Кратцем (слугой, стрелком, к тому же владеющим разговорным русским) и поваром выехали в Кузнецк. 9 августа экспедиция отплыла вверх по реке Томь и по её верховьям на небольших шорских челноках доплыла до татарских юрт Балык-Су (ныне село Балыкса). Далее на 14 лошадях путешественники совершили переход через Белые горы (хребет Кузнецкого Алатау) и спустились в Уйбатскую степь.
Ну а нам лошади явно не по карману, зато в Усть-Бюре знаток маршрута Мессершмидта, а также тайги, степи и иже с ними Валентин Березовский пересадил нас на почти вездеход, в котором на 99 лошадиных сил больше, чем было у команды Даниэля Готлиба. И 70 километров до заветной точки отсчёта (немного не доезжая до Балыксы) мы ехали (и как ехали!) часа четыре. Однако сутки Мессершмидта и наши часы не имели значения — всё замерло в бесконечном настоящем…
Старая лесовозная дорога оказалась «вымощенной» огромными лужами, захлёстывавшими машину по самые окна. Валентин же правил этими 113 лошадьми играючи; а почти перелёты через речушки, ручьи по прозрачной сверкающей на солнце воде — это нечто! Как известно, ландшафт Хакасии не менялся тысячелетиями, значит, и Мессершмидт со спутниками видели всю эту сногсшибательную красоту: горы, заросшие почерневшими от времени елями, среди которых вспыхивали светлые хороводы берёзок… Огромные поляны, доверху, как корзины, наполненные яркими зеленью и цветами, особенно нежно-розовым кипреем почти в человеческий рост. Другое дело, что ахать-то Мессершмидту было некогда — он собирал, тщательно классифицировал, описывал это немыслимое таёжное богатство. И работал над коллекциями допоздна, а часто — захватывая ночь, уже устроившись в экспедиционной палатке.
Валентин пояснил, что дорога Мессершмидта, а точнее путь, с большой степенью точности проходила именно здесь, по теперешнему рекреационному району Синегорья усть-бюрской тайги. Ведь люди ходили, где удобно, и ходили тысячелетия до экспедиции немецкого учёного. Другого пути не дано: ведь с одной стороны горы, с другой — река Уйбат. Наш же вездеход, весело пофыркивая соляркой, остановился на месте, где и начинался усть-бюрский отрезок пути убежавшей во времени экспедиции. Уже вблизи мы увидели упомянутые в дневнике учёного Белые горы, по подножию которых шёл Мессершмидт. На одной из вершин отчётливо белеет снежник. Сверкающий холодный ручеёк образует небольшую заводь, прозрачную до каждого камешка. Из этой вкуснейшей водички закалённый тайгой Березовский смастерил удивительный чай с кипреем и листьями смородины. Наверняка доктор медицинских наук, исследователь всего, что произрастает, Даниэль Готлиб и в подобных делах был на высоте. Но не чаем единым жила его экспедиция: охота, нежнейший хариус в прозрачной речке Теренсуг… Здесь её исток, слагаемый серебряными ручейками (похоже, целебными).
Место, полное чудес... Вон там Чёрная гора, просвещал нашу благодарную аудиторию Валентин, а на её вершине скважина с колодцем! Предполагаемо радоновым. И поскольку эта территория была освоена хакасами с незапамятных времён, туда добирались лечиться. «Рассказывал прадед моего одноклассника, что его уже недвижимого предка увезли на эту гору, положили в колоду с водой и… оставили. Обратно тот пришёл уже сам».
А каких тут только названий нет, имя дано чуть ли не каждому кустику, правда, это уже более современная история: и долина, и разложье (слово-то какое точное) Каролиновка, лога — Ореховый, Каменный, Магнитный… Исчезнувшие деревни (тот же Сагай), о которых напоминают только просторные поляны с травой и цветами, окружённые деревьями, как стенами уже мифических поселений. Во времена Мессершмидта топонимика была, скорее всего, иная. Но суть-то, душа красоты, та же!
От верховьев Теренсуга Мессершмидт шёл до реки Уйбат. Можно ориентироваться по гольцовой горе Изых, показал куда надо рукой Березовский. Тут мы немного замешкались у развилки тропы: какая из них «мессершмидтнее»? Даниэль Готлиб прошёл чуть правее Изыха, а мы лишь чуть-чуть обогнули его дорогу по дуге, успокоил Валентин. И вновь наша команда присоединилась к экспедиции, которая стала для нас ближе если и не во плоти, то по духу. Догоняем столетия по мере воображения и сил… На тропе этой есть почти что заколдованное место — «граница погоды», по определению Валентина. Скрупулёзный Мессершмидт не мог не заметить этой аномалии. «Вот тут идёт, допустим, дождь или снег, — показывает Березовский, — а сразу за мостом уже сухо. И наоборот. Граница эта чёткая и видимая».
Итак, тропу мы видим и даже ощущаем, а что за человек, с каким характером был Даниэль Готлиб? Попробуем хоть немного, ориентируясь на дневники учёного, представить его внутренний портрет. («Внешнего» нет. То изображение, которое гуляет по интернету, ничего общего с Мессершмидтом не имеет.) С интеллектом понятно: доктор медицины, окончивший университет в саксонском городе Галле. К тому же натуралист, музыкант, филолог, этнограф, лингвист… По свидетельству современников, был он человек мягкий, но сумрачный и необщительный. Но, похоже, с большим человеческим достоинством: Даниэль Готлиб считал неуместным просить хотя бы положенную премию за экспедицию, да и жалование не ахти какое… «Великий неудачник», по определению В.И. Вернадского. Да, что касается житейских благ и судьбы с множеством «подножек» и испытаний. Великий в другом — в науке и чистом сердце.
О первой расскажет его исследовательская «кухня», ведь выбор и содержание информации связаны с особенностями личности и мировоззрения. О втором качестве — сердце, читаем выдержку из дневника уже июля 1722 года. «В 1 час по полудни я отправился от устья Сургуча и достиг в 3 часа реки Уйбат, и далее выше устья Бири на Уйбате находились уже упомянутые юрты Улагаша, хотя они… в большей мере были его зятя, как на той стороне Уйбата раздалось два выстрела из мушкетов. Это он меня встречал с уважением вместе со своим другом, но это не выглядело как угодливость, которая повсюду встречается у русских, а также частично у немцев, при встрече с вышестоящими и из-за страха перед ними. В этом смысле ему нечего было меня бояться, потому что я не считал это необходимым, между тем такого рода оказание или свидетельства чести не является образцом внутреннего почтения, но истинное проявление чести состоит в том, когда мы от вышестоящего требуем справедливости, служим ему с готовностью и охотно... И происходит это как исполнение обязанности перед вышестоящими, подобно добровольному служению людей Господу Богу… Богу нужно не такое внешнее служение, но внутреннее, а именно добровольное послушание, стремление изо всех сил извлекать плоды веры по велению Святого Духа... При моем прибытии Улус подарил мне молодого бычка, служилые и денщики его сразу зарезали, а также 5 1/2 аршин тафты укрывать постель, желудок бобра, которого он назвал Sare-Kundus, т.е. желтый бобер, за что я его угостил табаком и водкой». Как видим, местные жители уважают заезжего учёного, значит, есть за что.
О мужестве же и даже изрядной физической силе руководителя экспедиции говорят не только трудные конно-пешие переходы, но особенно ярко — история, случившаяся позже на Енисее. Был сильный шторм, шесть человек и тюки с багажом тонули. Мессершмидт (сам чуть было не утонувший) бросает товарищам верёвку: «…стал грести изо всех сил против ветра, за Батенев бык к левой стороне Енисея. Река здесь широкая, на два пушечных выстрела». Заметим, что у нашего героя действительно много получалось ещё и потому, что он «неуклонно взращивал плоды веры».
Любопытно и то, как Даниэль Готлиб относился к местным поверьям, с которыми он встречался почти на каждом шагу. К примеру, как-то один татарин сообщил Мессершмидту, что на Чёрном Июсе есть высокая гора, на вершине которой стоит большой железный идол, но из-за древности уже наполовину упал… Учёный решил послать туда своего денщика — осмотреться. Но как только остальные татары узнали об этом, они так напугали рассказчика, что он стал всё отрицать. «На следующее утро, — пишет Мессершмидт, — упомянутый татарин сбежал, чтобы я не настаивал на этом дальше». Так и видится: Даниэль Готлиб только плечами пожал: се ля ви... Ну не вышло на этот раз удовлетворить чисто исследовательское любопытство. И только любопытство, без примеси мистики. Зато чётко фиксирует чисто исторические моменты. Эта запись касается уже «нашего», уйбатского отрезка пути: «…Некоторые ушли с киргизами, но многие остались здесь. Первым был бельтирский род, живёт здесь на реке Уйбат и платит свой ясак в Кузнецк». И будучи беспристрастным историком, наш герой живо интересуется местными обычаями: тем, как хоронят умерших, как дают имя новорождённому, клятвами, которые по разным случаям дают здесь…
Послушный, как добрый конь, Березовскому вездеход, поднимая сверкающие на солнце брызги, легко и, похоже, с удовольствием пересекает то вплавь, то по едва держащимся мосточкам прозрачные ручьи-речки, связанные с одной из главных рек маршрута (до верховья Уйбата) — Теренсугом. Валентин поясняет, что ещё не очень давно Теренса (её и так называют) была более полноводной, не говоря уже о времени Мессершмидта. Здесь вовсю работала пристань для гружёных лодок — и, представьте, лоцманы при деле. Но экспедиция 1721-го уже от Балаксы прочно сидела на лошадях. И не скажем, конечно, за всю их «одессу», но наша все глаза «иссмотрела»: окружающая красота дарила даже не минуты и часы очарования — она дарила вечность, связывая нас тем самым с путешественниками трёхсотлетней давности.
Тем временем тайга, вздохнув свежестью, расступилась — и вот мы уже едем по Уйбатской степи, где нас, как и соратников учёного, окружили с одной стороны щедро поросшие лесом горы, с другой — пойма реки Уйбат. Долина Булангол буквально усыпана древними ритуальными камнями. Могильники эти живописно растянулись среди сочной травы и цветов, похоже, на много километров. И здесь наш археолог Валерий Балахчин, простите, как у себя дома. «Если подробно смотреть, — поясняет Валерий Порфирьевич, — здесь могут быть и памятники более ранних культур». Поднялись мы и на ритуальную площадку, «оконтуренную камнями разной породы». И руны найти возможно тоже, считает Балахчин.
Но здесь Мессершмидт ещё не особо интересовался древними изваяниями (до встречи со знаменитым сегодня памятником, где и состоялось открытие орхоно-енисейского письма и пробуждение как раз археологического интереса). Но вполне можно предположить, что путешественники слышали от местных связанные с камнями легенды; например, о богатырях-алыпах с волшебными рукавицами, которые давали владельцам необоримую мощь, чтобы бросать во врагов огромные обломки скал (швырялись глыбами за милую душу…) Камни втыкались в землю — да так и оставались там. Чаатасы — «камни войны» ещё и потому, что рядом с ними зачастую хоронили воинов Древнехакасского государства, павших в сражениях. «Может, на каком-то камне и Мессершмидт посидел?» — с надеждой сказал кто-то из нас.
…Далеко затемно мы подъехали к началу нашего путешествия — Усть-Бюру. Валентин Березовский, наш сегодняшний гид, здесь и родился, и живёт (не считая нескольких лет учёбы и работы в Москве). Тайгу, повторю, знает даже не как свои пять пальцев, а все десять.
— Валентин, — спрашиваю, — а с каких пор вы так заинтересовались экспедициями Мессершмидта?
— Пожалуй, с 2001 года, с того времени, когда в Уйбатской степи была установлена стела (в чём активное участие принимал Валерий Балахчин) в честь 280-летия экспедиции и открытия древней хакасской письменности. Кстати, сегодня этот памятник считается одной из визитных карточек нашей республики и вехой на дороге к известнейшему Уйбатскому чаатасу. А для меня главный интерес в том, что упоминание о посёлке Усть-Бюр было в дневниках Мессершмидта. В них есть зарисовка деревянной юрты, описание, что это было первое поселение в устье реки Бирь. Конечно, более 300 лет назад здесь стояло всего несколько юрт. Ну а места эти — тайга, степи — с детства родные.
…И время здесь легко и естественно меняет свой вектор.
Татьяна ПОТАПОВА
Усть-Абаканский район
