Иван Ананьевич Байкалов родился в станице Монок, начал воевать рядовым красноармейцем-лыжником в 1941 году, когда оказался среди защитников Москвы, затем на Северо-Западном фронте. Шёл третий год войны...
В предыдущих тяжёлых оборонительных боях с противником наша 264-я стрелковая дивизия понесла большие потери. Поэтому части дивизии 8 марта 1943 года получили приказ перейти к обороне на рубеже село Камышеватое — станица Власовская — деревня Попивка. Мы должны были защищать соседний со станицей небольшой казачий хутор Данилкин. В состав нашей группы входили учебный батальон и разведрота дивизии, в которой я служил с весны 1942 года. Командование поставило задачу: отсечь пехоту противника от идущих вражеских танков и уничтожить. Было известно, что справа от нас держит оборону 146-й гвардейский стрелковый полк, а слева находятся позиции 138-го гвардейского полка нашей же дивизии. В тылу остался передовой наблюдательный пункт командира дивизии: радиостанция, штабные машины, ездовые и посыльные штаба, множество санных повозок. Разведчики вырыли примитивные окопчики прямо в снегу и залегли. Неподалёку, в полках, пока было тихо — ни единого выстрела. Однако ближе к полудню в этой напряжённой тишине отчётливо стал слышен шум моторов. Это на наши позиции пошли немецкие танки.
На нас двинулись более десятка танков. Тут же началась перестрелка. Сначала ударила наша артиллерия, затем к ней подключились пулемёты и автоматы. Подразделения дивизии, стоящие впереди нас, вступили в огневой бой с наступающими немцами. Примерно в километре от нас, на самом гребне холма, уже замерли, догорая, две или три подбитые советской артиллерией вражеские бронемашины. Но другие фашистские танки и бронемашины врага продолжали своё движение вперёд и вскоре открыли шквальный огонь по хутору. Сразу загорелось несколько казачьих хат-мазанок и сараев. На улицах хутора тут же задвигались машины и повозки. То тут, то там мелькали фигурки солдат.
Справа и слева от нас стали видны группы советских бойцов — это под сильным вражеским огнём отходила в тыл пехота. А немецкие танки всё приближались. Вот они направили свой огонь и на нашу залёгшую цепь. Среди нас тут же появились первые убитые и раненные в этом бою. Делать нечего, боясь попасть в немецкое окружение, мы сразу начали отход с занимаемой позиции. Взвод стал обходить хутор с восточной стороны — бойцы собирались занять оборону на склоне небольшой балки. Однако и там задержаться мы не сумели: лавина отступающих войск катилась по степи и слева, и справа. Зацепиться нам было просто не за что — вокруг ровная как стол, заснеженная украинская степь...
Возможность остановиться и задержать противника появилась у нас в районе небольшого украинского городка Валки, находившегося в пяти-шести километрах к северу. Через этот городок проходила шоссейная дорога Полтава — Харьков. Естественно, все отступавшие советские подразделения, а в первую очередь их тылы и штабы, устремились к этому единственному шоссе. Немцы же любой ценой стремились перерезать эту дорогу и одним ударом окружить все советские подразделения, которые к тому времени скопились в украинском городке. Создалась реальная угроза полного окружения частей нашей стрелковой дивизии в районе населённых пунктов Валки — Люботин.
В этой опасной ситуации командование нашей дивизии решило спасти знамя части. Эту задачу поручили решить группе из девяти разведчиков, среди которых оказался и я. Руководил группой сам командир дивизионной разведроты капитан Козырев — дважды орденоносец, человек отменной храбрости и хладнокровия. Мы получили приказ начальника штаба дивизии: любой ценой вынести знамя дивизии в тыл. С наступлением сумерек двинулись вперёд, шли балками и оврагами, по глубокой снежной целине, временами проваливаясь то по колено, а то и по пояс. Населённые пункты мы обходили стороной, и всё равно нашей группе дважды пришлось вступать в бой с немцами. В ход пошли автоматы и гранаты, четырёх наших разведчиков убили. К концу следующего дня, пройдя более 50 километров по заснеженной степи, группа со знаменем дивизии наконец-то оказалась вне опасной зоны. Повезло выйти на позиции соседней с нами 180-й стрелковой дивизии. Так мы оказались на дороге, идущей к Харькову, и вскоре среди массы движущихся по дороге автомобилей заметили штабную полуторку нашей дивизии. Капитан Козырев тут же доложил начальнику оперативного отдела дивизии майору Ершову, что приказ командования выполнен, и лично передал ему знамя нашей воинской части.
Так наша стрелковая дивизия не только смогла избежать полного окружения и разгрома, но и сохранила святыню — боевое знамя. Подразделения дивизии отступили, но постоянно контратаковали противника, и это позволило избежать ещё больших потерь личного состава, стрелкового оружия и воинского снаряжения.
Мы заняли оборону в районе железнодорожной станции Основа. К этому времени в городе сосредоточилась огромная масса отступивших советских войск. Командование вновь предприняло попытку удержать Харьков, но противник оказался значительно сильнее, особенно танки и авиация. Множество немецких самолётов бомбили его несколько дней без перерыва.
Позднее за спасение знамени дивизии вся наша группа была награждена боевыми орденами. Командир роты награждён орденом Красного Знамени, а рядовые бойцы, и я в том числе, получили ордена Красной Звезды. Кстати, это была первая и самая дорогая для меня награда, полученная на фронте, в боевой обстановке.
А вскоре меня ранили. Осколок мины, разорвавшейся перед нашей наступающей цепью, ударил в козырёк моей шапки-ушанки, изуродовал металлическую звёздочку и почти разрубил пополам изящную металлическую чайную ложечку, которую я днём ранее подобрал среди городских развалин и зачем-то засунул за козырёк шапки. Похоже, что именно этот «трофей» тогда и спас от смерти. Выходит, не зря в народе говорят: «не знаешь, где найдёшь и где потеряешь». Конечно, повезло, что перед этим осколок ударил в кирпичную кладку и потерял при этом почти всю убойную силу, мне достался лишь рикошет, чиркнув по коже. Из глаз посыпались искры, я упал на спину. Помню, в голове мелькнула мысль: «Всё, Ваня, отвоевался...» Однако я быстро пришёл в себя. Ощупал рану на голове, убедился, что кости целы, а осколок лишь рассёк кожу. Кровь заливала мне глаза, поэтому я отошёл назад, метров на 100, и укрылся за кирпичным зданием.
Здесь находились ещё пять-шесть бойцов. Я достал из кармана шинели индивидуальный пакет, а какой-то незнакомый парень туго перевязал мою рану. В возникшей неразберихе никто из нас не знал, где искать медсанбат. Поэтому, несмотря на то, что после ранения я плохо себя чувствовал, всё-таки остался среди своих, в своей роте. После боя я нашёл санроту дивизии — в подвале какого-то большого, почти целиком разрушенного дома. Фельдшер обработал рану и сделал ещё одну перевязку. Несколько дней у меня кружилась голова, а затем стало полегче.
А удержать Харьков нам так и не удалось. Ровно через месяц после взятия советскими войсками этот стратегический пункт на востоке Украины вновь был сдан врагу. Наши войска отошли за реку Северский Донец, где и заняли прочную оборону в районе деревень Хотомля и Мартовка. Именно в это время в моей военной «карьере» произошли изменения. Мне было присвоено звание гвардии сержанта, я стал командиром отделения пешей разведки. Нас вновь отвели в тыл, пополнили свежими бойцами и дали небольшой отдых. Немногим ранее описываемых событий, в январе 1943 года, в Красной армии по приказу Верховного главнокомандующего была введена новая военная форма: гимнастёрки с глухим стоячим воротником и погоны. Признаюсь, я с большим удовольствием нацепил на свою новенькую гимнастёрку полевые погоны с тремя красными лычками. Я вновь был готов воевать с ненавистным врагом. До Победы оставалось ещё два с половиной года.
Записал Сергей БАЙКАЛОВ
