Работники редакции газеты и типографии знали друг друга очень хорошо: как официально, так и по дружбе. Даже многие праздники отмечали вместе... Сейчас, с компьютерной вёрсткой, конечно, нет той близости. А старая, ещё несколько десятков лет назад, технология прямо-таки толкала наши коллективы друг к другу в объятия.
Напомним, как это было. До пятидесятых годов прошлого века текст газеты — по буковке! — вручную набирали квалифицированные специалисты-наборщики. У виртуозов только руки мелькали над кассами с буквами, укладываемыми в «верстатку». Затем появились наборные машины — линотипы, где тексты отливались металлическими строчками, составляясь в колонки. Квалификация требовалась не меньшая, чем при ручном наборе, но скорость возросла в разы и разы. Хотя заголовки статей по-прежнему набирались вручную (каждый заголовочный шрифт имел своё название и размер — кегль).
Понятно, что редакционные корректоры сидели в здании типографии, чтобы проверять на предмет ошибок, не теряя времени, свежайшие оттиски будущей газеты. Были и ревизионные корректоры (читавшие уже почти чистые, без правок, полосы), и корректор ночной — перед запуском газеты в печать. Помню я серьёзнейшего ночного корректора Николая Козловского: в ожидании своей очереди он важно сидел за столом, где по правую руку громоздились ещё не прочитанные тома «Истории КПСС», плавно перемещаясь по левую руку — к томам, уже прочитанным. В моей тогда юной душе возникал какой-то восхищённый ужас... Прибавьте к этим редакционным заселенцам прибегающих время от времени сотрудников секретариата, дежурных редакторов, курьеров и, конечно, официального представителя газеты в типографии — выпускающего. Он (она) отслеживал все этапы вёрстки, читки, правки, носясь по цехам со второго этажа на третий с неплохой крейсерской скоростью, до сдачи номера в печать. Плюс — забегающие заполошные авторы материалов: вдруг не то сократят, да мало ли... Так что незнакомых особей в тандеме редакция — типография попросту не было.
Верстали же газету метранпажи (от французского «metteur en pages» — «верстальщики страницы»): колонки набора (по макету секретариата) занимали своё место в металлической раме размером газетной страницы. Строчка с ошибкой вынималась... обычным шилом, её заменяла вновь отлитая на линотипе (так называемая правка). Подписанный в печать номер, включая допуск цензуры, отправлялся уже непосредственно на печатную машину. В незапамятные времена это была машина плоскопечатная, а затем — ротационная (существующая до сего времени, не та, первая, но принцип почти тот же).
Кстати, типография обзавелась ротацией где-то в начале пятидесятых. И её почему-то не смогли собрать приехавшие для этого дела московские специалисты. И тогда мой отец, главный инженер Алексей Шаталов, махнув москвичам рукой, сам посидел несколько вечеров над чертежами — и ротацию собрали и запустили в работу наши, типографские.
Ещё и потому, что коллектив типографии был на редкость дружным. Вернулись с войны фронтовики (в их числе мой отец, гвардии старший лейтенант, артиллерист), и здорово взбодрили женщин, все суровые четыре года работавших на износ. Появилась даже художественная самодеятельность, мало того — театр. Репертуар был нехилым — ставили Островского и, не знаю точно, вроде бы замахнулись даже на Уильяма нашего Шекспира. Бог его знает, насколько это было профессионально, но играли, словно стряхивая с себя весь кошмар военного времени. Азартно, с огоньком. И женщины меняли тональность жизни на позитив, а ведь сколько пережили...
Старый метранпаж Анна Александровна Кокашкина (ей сегодня 93 года, дай бог ещё здоровья) пришла на работу в типографию в 16 лет — шёл 1943 год. Сначала ученицей в наборный цех. Вспоминает, что с весны по осень практически все ходили на работу... босиком. Одежда, говорит, кое-какая находилась, а вот обуви не было совсем. Холодно, голодно. Частенько работали при керосиновой лампе. И вдруг на Новый год Аню премировали... туфлями, «сверху которых надевали резиновые ботики с каблуками».
— В День Победы, — рассказывает Анна Александровна, — начальник наборного цеха Онна Константиновна Максимова налила нам по 50 граммов спирта. Девки молодые, спиртного сроду не пробовали. Упали мы на крыльцо — и плачем, и хохочем!.. Надо газету верстать, а мы не можем. Но сверстали, конечно. Победа!!!
После войны к театру прибавился и типографский огород (где, кстати, сажал свою редиску и некоторый редакционный люд). Это там, где теперь магазин «Аргумент» — чуть дальше, по улице Хакасская. Мы, дети двух контор, перезнакомились не только с лейками на огороде, но и на долгожданных типографских утренниках. Ёлка с Дедом Морозом и Снегурочкой (артисты из типографских династий — Корнеевых, Бешкиревых, Лысенко, Вахрушевых...). И, конечно, с подарками. Наталья Савина, дочка Анны Александровны, напомнила мне, что подарки были хорошие, вот только мандаринка в красивом кульке (ещё бы не красивом, своя печатная рука владыка) была только одна... Грустно, но не очень. Ведь мандарины в ту пору — это нечто сугубо новогоднее.
Но самая крутизна (в прямом и переносном смыслах), манившая нас на работу к родителям, — замечательная винтовая лестница — с первого на второй этаж старого деревянного типографского здания (там же, на Хакасской). Закрутишься напрочь, с восторгом закрутишься, пока залезешь, особенно если до перил не очень-то достаёшь. Иногда здесь отрывались и по случаю попавшие ребятишки сотрудников «Советской Хакасии». Конечно, взрослые всё же прорывались на лестницу по делу, но мы думали: странные они какие, почему громко не радуются, особенно директор типографии, дядя Костя Корнеев... Ещё одна мимолётная картинка перед глазами — картинка почти из моего младенчества. Папа подсаживает меня в какую-то огромную (почему-то плетёную) корзину-телегу, в которую запряжён тёмный конь Карька, перебирающий тоже огромными, на мой взгляд, ногами. Да, был в типографии наряду с грузовичком и этот сегодня почти мифический конь с телегой. А запах свежеотпечатанной газеты! Он вкусный и какой-то, казалось тогда, многообещающий: то ли иной, «пропечатанной» жизни, то ли просто жизни далеко-взрослой.
...И вновь пришлось её, типографию, понюхать, но уже на работе, когда приехала я в Абакан из Томска со свежеиспечённым дипломом университета. Иван Прохорович Говорченко определил меня выпускающей, тем самым связующим звеном между редакцией и типографией, «засланцем» тогда уже в полиграфпредприятие «Хакасия» по улице Щетинкина. Жизнь там била почти в буквальном смысле ключом по всем местам. Грохотали линотипы, курьеры носились взад-вперёд между редакцией и типографией (благо соседи) — раз по 20 в день. В редакции же жил своей столичной жизнью телетайп: машина такая самопечатающая, которая принимала информации и прочие материалы из Москвы (ТАСС), доставлявшиеся пешим ходом (через секретариат) в типографию. Особенно жарко приходилось в дни съездов КПСС, всяческих пленумов и прочих судьбоносных событий.
Чёртова машина извергала из своих недр километровые ленты текста. После всех мытарств с набором и вёрсткой ждали «эмбарго» — разрешение на печать. Учитывая разницу во времени с Москвой, почти каждый раз до утра. Перед этим слали поправки к тексту. Они в основном содержали следующее: после такого-то абзаца вставить в текст слово «аплодисменты», в другом месте — «бурные аплодисменты», а уже когда дело доходило до выступления «дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева», мы впихивали «бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию». Порой ночью за этими «простынями» бегали либо сотрудники секретариата, либо выпускающие (курьерши, по крайней мере в мою бытность, были порядком пожилыми).
Имел место и такой вот уникальный жанр времён развитого социализма: призывы ЦК КПСС к 1 Мая или 7 Ноября. Под номерами. Звучало примерно так: «Да здравствуют советские женщины, замечательные труженицы, матери...» И в том же духе — пожелания молодёжи, колхозникам, военным... Не забывали никого. Что-либо возразить на это было трудно, как и на то, что Волга впадает в Каспийское море. А что? В этом наивном оптимизме была своя традиционная прелесть. К тому же тебе вовремя напоминали, что ты, к примеру, и труженица, и мать... Тоже сидели, ждали, пока Москва охватит энтузиазмом все слои общества.
Забегу чуточку вперёд, когда я уже работала в секретариате «Советской Хакасии» (а какие знающие были ответственные секретари — это к слову: Эльвина Семёнова, Григорий Тарнаруцкий, Людмила Полежаева...). Так вот, когда партийные аксакалы-небожители страны стали один за другим покидать сей бренный мир, мы с Людмилой Петровной Чиркиной (как замы), здорово наученные похоронами «дорогого Леонида Ильича» (где в полосе ставить некролог, где медзаключение и так далее), на всякий случай быстренько заказали в цинкографии типографии портреты некоторых членов Политбюро. Ведь изготовление фотографий в цинке занимало много часов, всё это задерживало выпуск газеты. А теперь — кто, прости господи, помрёт — мы вытащим из коробочки уже готовое в металле фото очередного почившего вождя. Звучит несколько цинично, конечно. Но нам о выпуске газеты думать надо...
И возвращаясь к горячему производству конца 1970-х — начала 1980-х годов. Часто грохот линотипов и шум других станков перекрывали крики из цеха в цех: «Тебе говорю, тискай Ерашкину!» или «Почему Аткнина никто не тиснул!» Это значит, что с уже готового столбца набора (громко озвученных товарищей-линотипистов) следовало сделать оттиск, обильно намазав металлический столбик чёрной краской и прокатив валиком по узкой полоске бумаги, получить гранку.
Оные гранки «подбирает» к редакционной статье выпускающий и отдаёт в работу метранпажу. Потом делается оттиск уже свёрстанной полосы, и чумазые метранпажи передают его чуть менее чумазому выпускающему — и далее корректорам, тоже не лишённым боевой раскраски чёрной типографской краской (все названные и неназванные товарищи работали в чёрных халатах). Процесс идёт... Не сказать, чтобы быстрый. Когда как, но бегают все — и вот уже готовый в металле валик всех полос отправляют на печать в ротационную машину; работали типографские «первопечатники», как правило, ранней ночью. Вообще-то ночь в тогдашних полиграфических реалиях — понятие весьма растяжимое.
Случались времена, когда слияние коллективов было особенно плотным: должность выпускающего, к примеру, в 1957 году делили между собой метранпажи Анна Кокашкина и Геннадий Рукавишников. Вообще метранпажи — специалисты высокой квалификации. Вспоминаю чёткую работу Марии Алексеевны Баиновой (и какое-то время её сына Алексея, ныне пресс-служба минсельхоза), Геннадия Рукавишникова, Сергея Карамчакова и, конечно, Виктора Лютикова. Почему «конечно»? Всё просто, Витька (царствие ему небесное) — мой одноклассник. И если Рукавишников хорошо играл на баяне (все детские утренники — под его аккомпанемент), то Витя был отличным футболистом. Дамская часть типографского коллектива, глядя на него, принималась задумчиво петь: «Все Машки спрятались, явился Лютиков...»
Так уж тогда вышло, что на газете подобрался (в большинстве своём) «комсомольско-молодёжный экипаж». Очень (!) грамотными были линотиписты. Практически не делали ошибок в наборе (а то и редакционные исправят) Юра Аткнин, Валя Ерашкина, Галя Тарасенкова, Саша Аксентьев. И постарше — дядя Коля Карпушев и дядя же Юра Воронцов. А в целом в то время ещё работали некоторые представители старых династий: Юрий и Нина Вахрушевы, Григорий и Полина Бешкиревы и другие хранители традиций легендарных лет, когда типография в нашем маленьком городке была очень даже значимым предприятием.
Вполне своими, типографскими, считались и профессионалы своего дела, просто красавицы и умницы — корректоры «Советской Хакасии»: Вера Воронцова, Нелли Гуц, Валентина Цыбульская, Тамара Бахирева, Лидия Сапсай, Нина Михайлик (боюсь кого-то забыть...). Начитанные, интеллигентные, музыкальные; иногда кое-кто из них казалась чуть ли не дамой с легендарных Бестужевских курсов... И наш ни с чем и ни с кем не сравнимый дуэт выпускающих — Вера Воронцова и Лариса Коробцова. Грамотные, энергичные — весьма и весьма, даже порой — тайфун в средних широтах... Острые на язычок, при случае смешно и беззлобно пускавшие в дело лексику ненормативную, как и положено искушённым филологам.
...Иногда с печалью подумаю: какая была суета. Но какая свободная и чаще всего счастливая суета! И дела, и отношения, включая редакционно-типографские праздники и поездки. Не без анекдотов, не без хорового пения (кто во что горазд, но от души) и прочих бесхитростных радостей того времени.
Татьяна Потапова
