«А я знаю, знаю, почему тебя Леной назвали!» Лицо старшей сестры так светится от счастья, что мгновенно понимаю: сейчас скажет что-нибудь обидное. Так и есть! Довольно хихикая, сестра сообщает: «Потому что твоё имя произошло от слова «лень»…
Через доли секунды книга, которую я, спрятавшись за диваном, с увлечением читала, прицельно летит в кудрявую голову обидчицы. Но та, хитрая, успевает схватить нашу младшую сестрицу, годовалую Танюшку, с интересом следящую за происходящими событиями, и прикрыться ею. Тяжёлый фолиант прилетает живому щиту точно в мягкое место. Ангельское создание, вытащив изо рта изжёванный красный палец, начинает увесисто рыдать громким басом…
Всё, финита! Жизнь моя в который раз (седьмой на неделе, а сегодня только вторник!) близится к завершению. Знаю, месть будет страшной. Старшая обязательно расскажет, что я вместо того, чтобы посуду мыть, дралась и обзывалась. Да ещё Танюшку, мамину любимицу, книгой треснула. В общем, вечернего ремня уже точно не миновать. Ну и толку теперь что-то делать? Поэтому спокойно обхожу скульптурную группу «Милосердная девочка утешает несправедливо обиженное дитя», аккуратно поднимаю книгу и, напустив на себя хамско-самодовольный вид (а как ещё защищаться, скажите на милость?), быстро утекаю в более укромное убежище. В зависимости от времени года им мог быть лес, чердак или чулан нашего дома, теплица или картофельное поле, черёмуховый куст или тепляк (так в Забайкалье, откуда я родом, называют времянки).
Такой особенный мир
Спрятавшись от агрессоров понадёжнее (знаем мы их показное милосердие!), я прижимаю книгу к цыпляческим своим рёбрам. Для чего? Да чтобы почувствовала, как мне стыдно, что пришлось использовать её вот так — вместо оружия. Я очень люблю книги. Нет, не так — я их боготворю. Это мой мир, в котором так интересно жить, и никто не в силах этого изменить…
Когда чувствую, что прощение получено, можно предаться обиде и даже пореветь. Но какие тут слёзы — не дождётесь! У меня ведь совсем небольшой промежуток до того времени, когда усталая мама вернётся с работы и начнётся веселье с двумя ябедами, одним ремнём и тощей «ленивой задницей», которая ничего не хочет делать по хозяйству.
Поэтому я отыскиваю страницу, на которой меня прервали, и торопливо, как голодный жуёт хлеб, зная, что в любой момент может раздаться грозный окрик, читаю, читаю, читаю.
«Дар бесценный». Никогда не пересчитывала, сколько прочла книг с того времени. Даже количество любимых не поддаётся исчислению. Но именно «Дар бесценный» Натальи Кончаловской, её романическая быль, посвященная жизни деда, художника Василия Ивановича Сурикова, стала самой «моей». Маме, учительнице начальных классов, подарили эту красивую и очень дорогую по тем временам книгу (1 рубль 43 копейки стоила она) за педагогические достижения. Шёл 1969 год. Мне исполнилось пять лет, и я уже читала всё, что попадалось под руку: детские книги, учебники сестры, газеты «Забайкальский рабочий» и «Лесная промышленность». Появление каждого нового источника печатных текстов было настоящим праздником души. А тут целая новая книга! То-о-олстая! Полная букв и слов, да ещё с прекрасными глянцевыми иллюстрациями.
Это была любовь с первого взгляда. И — радость-то какая — на эту любовь претендентов не было. Ну да, это же не платье, шоколадка или яблоко. Так что счастье моё было полным и абсолютным.
«Моя прелесть»
«Когда Ермак пришёл с Дона отвоевать Сибирь у татарского хана Кучума, в его войске был есаул по фамилии Суриков…» С первых строк я просто «утонула» в книге. Сначала она была волшебной сказкой, которая рассказывала про детство обычного мальчишки из казачьей семьи. Про то, как учился рисовать и за первые рисунки (гвоздем на стуле) был бит, как увидел медведя, когда вышел с матерью, Прасковьей Фёдоровной, из бани. Про варнаков, которые однажды ограбили дом Суриковых, а во второй раз и чуть не убили маленького Васю с матерью, и спас их только священник, проезжавший мимо по тракту: «Разбойник услышал, что едут, соскочил с облучка и скрылся в лесу, только красная рубаха замелькала в зелени. На всю жизнь запомнил Вася бледное чернобородое разбойничье лицо с бегающими глазами и дырявую кумачовую рубаху». Все, кто знаком с творчеством Василия Сурикова, наверное, узнали сейчас в разбойнике одного из запоминающихся стрельцов, которого художник запечатлел в известной картине «Утро стрелецкой казни».
Но в то время мне дела не было до всяких картин — увлекательна была судьба художника. Мальчик из бедной семьи, безотцовщина (жили на три рубля пенсии да сдавали верхний этаж дома жильцам), судьба которого, казалось, предрешена была, благодаря огромному таланту своему, желанию и помощи добрых людей получил образование в Петербурге, стал одним из самых именитых живописцев государства Российского.
Устав от чтения, я часами вглядывалась в иллюстрации — вот дом, где он вырос, сестра Катя, брат Саша, мама Прасковья Фёдоровна, золотопромышленник Пётр Иванович Кузнецов, сыгравший определяющую роль в судьбе художника, его супруга Елизавета Августовна, дочери Оля и Лена, Наталья Кончаловская — автор книги и внучка художника. Может, кому-то трудно в это поверить, но они будто стали за это время моими хорошими знакомыми — так часто я разглядывала их лица.
Неудивительно, что, став чуть взрослее, я начала пристальнее интересоваться живописными работами Василия Сурикова, история создания которых интересно и одновременно скрупулёзно описана в книге. Ну да, все известные картины я изучила по иллюстрациям в любимой книге: «Переход Суворова через Альпы», «Меншиков в Берёзове», «Взятие снежного городка», «Боярыня Морозова», «Пир Валтасара», «Степан Разин», «Памятник Петру I в лунном свете». В книге они были чёрно-белыми, очень маленькими, но зато можно было наблюдать, как через наброски, этюды и эскизы «прорастали» картины, понять, сколько труда и творческого поиска стоило это.
Остановись, мгновенье!
Гораздо позже, взрослой уже, в Третьяковской галерее я замерла перед двадцать восьмым, «суриковским», залом. Ведь я же помнила маленькие иллюстрации — а тут такое!
Масштаб полотен, языческая, фольклорная яркость красок, сжатая пружина эмоций в каждой работе — и снег, снег необыкновенный! — всё это так по-русски, так по-сибирски даже, что перехватывает дух. Я помню, хотела тогда, чтобы время замедлилось. Всё детство и юность я любовалась этими работами (ма-а-аленькими такими!) в книге — и вот сейчас, на настоящие отведено всего лишь полчаса…
Получается, только дань уважения отдать... А хотелось просидеть перед каждой по жизни.
Дом. Жизнь. Детство. Книга
А вообще книга «Дар бесценный» стала для меня источником жизненных чудес. В детстве я и представить себе не могла, что скоро перееду в те места, о которых так много читала у Кончаловской, в Хакасию, куда любимый художник приезжал лечиться «от грудной болезни» и творить. Станут привычными для меня названия Красноярск, Сухой Бузим, Торгошино, Минусинск, о которых я узнала из книги. А в не дальнем селе Тесь на старинном, но и ныне действующем кладбище я буду пытаться найти могилу любимой сестры Василия Ивановича, Кати, жившей в Теси после замужества с Сергеем Виноградовым.
Ещё одно чудо, связанное с этой книгой, произошло совсем недавно. Приехав в 2014 году в Забайкалье, я не обнаружила её в родительской библиотеке. «Зачитал кто-то», — виновато пожимала плечами мама, которой велено было как зеницу ока беречь этот фолиант, который я перечитывала в каждый свой приезд на родину. Сказать, что я была расстроена, не сказать ничего. Ведь когда я брала книгу в руки, то ощущала, как рядом со мной на продавленный диванчик мостится худенькая девочка с растрёпанной косичкой — детство моё — и мы вдвоём смотрим иллюстрации, перечитываем любимые места, читаем «Медного всадника» над картиной «Памятник Петру I в лунном свете». Это было так связано — дом, жизнь, детство, Суриков, книга.
Конечно, я стала пытаться разыскать её, но тщетно. И вот однажды…
В Абакане, в больших залах нашего нового музея, открылась выставка работ красноярских художников, представляла которую сотрудница музея-усадьбы В.И. Сурикова. Мы разговорились с ней, и я спросила, есть ли у них в музее книга «Дар бесценный»? «Конечно, есть!» — ответили мне, и я почувствовала вдруг, что готова сейчас же ринуться в Красноярск, в музей, чтобы взять её в руки, прижать к груди…
Буквально вечером этого дня в одном из интернет-магазинов, где встречается букинистическая литература, я увидела, что «Дар бесценный» в одном экземпляре продаётся владельцем. Не поверив ещё своим глазам, я кликнула «в корзину». А потом напряжённо ждала, когда придёт посылка, думая, испытаю ли я те чувства, что испытывала всегда.
Раскрываю посылку, достаю — да, та самая, моя, и вдруг на титульном листе вижу крупные буквы. Успев огорчиться, начинаю читать: «Милейшему Владимиру Алексеевичу с большой моей благодарностью за внимание — преподношу книгу о моём дедушке Сурикове! Наталья Кончаловская. 1970». Трудно сейчас передать, что я почувствовала в этот момент. Хотелось вскочить и запрыгать от радости, и закричать спасибо куда-то в небо.
Да, я прижала «Дар бесценный» к груди — так же крепко, как в детстве. И заплакала. Эта книга стала мне ещё ближе. Как будто кто-то свыше в награду за любовь подарил мне её ещё раз — теперь с автографом автора.
Елена АБУМОВА
Наталья Кончаловская: «...Строго придерживаясь подлинности событий, я не ввожу в книгу ни одного вымышленного лица, ни одного придуманного факта. И потому, вкладывая всё найденное и изученное мною в художественную форму, я могу назвать мой труд романической былью».
