Поэзия... Ей он не изменял

№ 50 (24865) от 14 мая
Юрий Литвиненко умел говорить о сложном просто, телезрители ценили его искренность, эрудицию и обаяние. Юрий Литвиненко умел говорить о сложном просто, телезрители ценили его искренность, эрудицию и обаяние.
Фото из семейного архива

Ветераны Хакасской государственной телерадиокомпании, думаю, помнят, как в День радио, 7 мая, Юрий Литвиненко, отмечавший в этот день и своё рождение, буквально всех и каждого оповещал, что это совпадение — не случайно, это его судьба. И действительно, всю трудовую жизнь провёл он в этих стенах — сначала Хакасского областного комитета по радиовещанию и телевидению, затем телерадиокомпании.

В юбилейный для нашего телевидения год Юрию Николаевичу Литвиненко исполнилось бы 80 лет. Сейчас он живёт в нашей памяти, в воспоминаниях коллег, в своих стихах...
Он был коренным свердловчанином, очень любил свой город — и в Абакан в 1968 году приехал, как думал тогда, ненадолго.
На Абаканскую студию телевидения Юрия приняли сразу. Председателю Хакасского областного комитета по радиовещанию и телевидению Марку Нестеровичу Маслову «глянулся» его живой, деятельный характер, хорошая литературная речь, широкий кругозор, и для него нашлось место редактора выпуска.
А вскоре его перевели в режиссёрскую группу — оценили творческий запал, кипучую энергию, опыт работы на Свердловской теле- и киностудии (Юрий гордился, что в своё время работал в команде Глеба Панфилова на съёмках его первого короткометражного фильма «Дело Курта Клаузевица»).
В 1960-е — начале 1970-х программа местного вещания состояла в основном из оригинальных передач, разнообразных по жанру и тематике, часто с большим числом участников.
Нагрузка на творческий коллектив была огромной, и обязательное привлечение внештатных авторов её не облегчало. Но выручали коллеги. В те годы понятия «реклама» не существовало. Но помогало сотрудничество с заинтересованными сторонами. Так, по совместному плану областного кинопроката и Абаканского телевидения появилась телепередача, которая знакомила с новинками кино. Вёл её Юрий Литвиненко.
Он был популярен: телезрители ценили эрудицию, искренность, обаяние. Юрий умел говорить о сложном просто, доступно и увлекательно, но периодически случались кризисы. Ему начинало казаться, что исчерпал себя, повторяется, что всё это халтура. Тогда уходил в технические работники: был осветителем, электромехаником, электромонтажником, пожарным, сторожем, дежурил в ВОХРе. Такие уходы чередовались с возвращениями.
Шли годы, менялось начальство, но, на наше счастье, его ценили и мирились с ситуацией. Шутили: «Журналист меняет профессию». Он часто менял место работы, на год-два уходил из телерадиокомпании и, как правило, вскоре возвращался.
Но было дело, которому он никогда «не изменял», — стихи. Юношеские не вспоминал, досадливо морщился, отмахивался, когда просила хотя бы что-нибудь прочесть.
Так получилось, что его одноклассник Николай Стуликов, с которым они сочиняли песни — один музыку, другой тексты к ним, не только сохранил, но и в 2006 году в Екатеринбурге опубликовал их в «самиздатовском» формате, с пометками автора. Так они вошли в наш дом, и мы хотим поделиться с читателями «Хакасии» видением мира человека незаурядного и талантливого.
Стихотворению «Моя весна!» 65 лет. Автору на тот момент было лишь 15, а любимый город, с которым «дышится заодно», — Свердловск (теперь Екатеринбург).

Моя весна!

Дышится мне с городом,
с жизнью
заодно!
Радостно и гордо
смотрю в окно —
краны руки подняли,
увидели меня…
Лучше, чем сегодня,
не было дня!
Наземь всё красивое
льёт солнца ушат,
и весенней силой
полна душа!
Краны руки подняли —
это мне привет.
Стало мне сегодня —
пятнадцать лет.

Он любил свой город, с его ритмом, позвякиванием трамваев, с его театрами и библиотеками, привычными глазу силуэтами исторических зданий разных стилей и эпох. Совершенно не думал, что оставит его, друзей, одноклассников, шахматный клуб, привычный круг общения и никогда больше не переступит порог «публички» (Свердловской областной научной библиотеки), где можно было найти достойного собеседника, чтобы обсудить самые разные вопросы, которых у пытливого ума было бессчётное множество.
Сегодняшние информационные технологии — это его эпоха, только нужно было до неё дожить. Дыхание большого города ему было необходимо как воздух, но жизненные обстоятельства привели в Абакан, как оказалось, навсегда.
Нашу инициативу опубликовать некоторые из его стихов он, наверное, не одобрил бы. Лишь мы, близкие его, слышали их в авторском исполнении. Но это теперь единственный способ побыть ему со всеми нами. Мы его часто вспоминаем, больше понимаем и ценим.

Два сонета

Первому скептику

Шёл Человек с рожденья гордый,
отбросив веру, силясь знать, —
грудной ребёнок у Природы,
руками теребящий мать.

Но путь его чрез истин глыбы,
не спрячет глубь, не скроет высь, —
к познанью дерзко рвётся Мысль,
огнём секунды вечность вздыбив.

Таков уж всех сомнений рок —
на камни жизни гнев-поток
обманутый несётся в пене.
Придут века и в каждый век
всё тот же будет Человек,
в своей основе неизменен.

Бетховену

Заботясь о большом и малом,
Природа, отдавая неустанно,
всё же отдаст, чтоб тронным залом
никто не проходил, ей силой равный.

Не жить спокойной гладью океанам,
не биться бесконечным валом
о сумрачно-немые скалы,
мечта о тишине озёр обманна.

И ты любя, витай в своём просторе,
и вечно чувствуй всё людское горе,
и знай, что люди ждут участья.

Ты для того и был рождён поэтом,
проси, что хочешь для себя за это,
но только не земное счастье...

Выходит, юный автор изначально знал, что с «земным счастьем» путь поэта «несовместим», но избрал его и только ему был верен. И продолжал править стихи, даже готовясь к госпитализации.
Эти, из цикла «Шесть шестистиший», прошли испытание временем: десятилетиями оставались неизменными — автор более не редактировал их.

Барханы были скалами, их складки — письменами,
А ветер — над барханами, над нами, над веками, —
Непрочная основа у манускриптов каменных,
Бессмертие у слова единственно — дыхание…
Всех слов моих виновница, отступнику — прости мне,
А без тебя становятся слова мои пустыней…

Нам очень нравились вот эти, но убедить отнести подборку стихов в редакцию так и не удалось: такие были высокие требования, такое трепетное отношение к поэтическому слову.

Бетонного стандарта здания
Обыденной томятся тяжестью,
но падает вечерний занавес,
и нотный стан в пятиэтажии
свою высвечивает тайнопись.

В очередной раз вернувшись в ГТРК (спасибо Владимиру Ильичу Устяхину — в то время её руководителю), постоянно повторял мне: «Вот поверь, как это ни высокопарно звучит, для меня то, чем я сейчас занимаюсь, не работа — служение». Это чувствовали радиослушатели и доверяли ему.
Последние годы он работал на радио — нравилась возможность максимально осуществить задуманное. Для журналиста Юрия Литвиненко собеседник не был абстрактным выступающим, всегда оставался личностью с неповторимой судьбой...
У нас осталась тоненькая папка стихов, среди которых только с десяток — без перечёркиваний и исправлений. Предполагалось, что есть время. Но оказалось — нет...

Есть божий страх и страх в безбожье,
Страх материнский в полусне,
Не истина, но страх — в вине.
Ночной, дневной, родной, прохожий —
Их много страхов. В том не судьи,
Тебе подобные же люди,
Но вот разводит нас судьба…
Перед разлукой на распутье —
Смертельный страх: не обезСУТЬте,
О, не оставьте без суда!..

Это стихотворение так и осталось незаконченным…

Галина БУРНАКОВА-ЛИТВИНЕНКО
Абакан



Просмотров: 64