Современная (и почти современная) русская литература — мой личный Клондайк. И я в постоянном поиске золота среди словесной руды. Иногда везёт, иногда — не очень.
Дмитрий Данилов. «Саша, привет!» [18+]
Книга, бьющая пыльным мешком из-за угла.
Сергей, преподаватель вуза, переспал со своей студенткой. Обычная история, даже если учитывать его семейное положение — женат на таком же преподе-филологе Светлане. Вот только об этом факте стало известно. И вот только в стране с недавнего времени введены уголовные наказания за преступления против морали и экономики. Не просто наказания, а смертная казнь.
После стремительной судебной процедуры перед Сергеем одна дорога — на Комбинат, где приговор приведут в исполнение. Но процедура эта максимально гуманная: в один из дней, не известный не только приговорённому, но даже и всем сотрудникам Комбината, пока Серёжа будет идти по коридору на прогулку, его расстреляет автоматический пулемёт. Хрясь — и в лоскуты!
Эту книгу отношу к редкому для себя разряду, когда, дочитывая последнюю страницу, я думаю: «Какая редкостная чушь», а спустя полчаса приходит в голову: «А может, и не чушь». А на утро следующего дня: «А вот это было интересно. И вот в таком ракурсе ещё можно подумать. И этот момент некой странной метафорой оговорён». В общем, чем больше времени проходит после чтения, тем лояльнее я к ней отношусь. Это, однако, не отменяет того, что книга — трешанина. И по стилю, и по структуре, и по подаче. Она написана, как сценарий в какому-то фильму, причём сценарий небрежный, многое отдающий на откуп «режиссёра», а в данном случае нас, читателей, нашей фантазии, нашей доброй воле. Автор не утруждает себя яркими описаниями, вообразите, мол, сами (и я послушно воображала), автор горазд на удивительно странные диалоги, в которых хочется дать оплеуху обоим участникам.
Никаких разгадок вам тут не дадут. Оставят наедине с дебильнейшим открытым финалом. Но что-то же зацепило меня в конечном итоге!
Все мы в каком-то смысле ежедневно живём под прицелом этого самого пулемёта по имени Смерть, просто привыкли, смирились и истово верим, что сегодня — не наш день, жребий ещё не выпал и наверняка не выпадет никогда. Никогда.
Саша Соколов. «Между собакой и волком» [16+]
Лазурная река словесности. Редкая птица долетит...
В книги Саши Соколова вхожу, как в воду. Первое предложение — бррр, зябко, не по себе. Шагаешь глубже не спеша, ведь вода сопротивляется тебе, не даёт рассекать толщу бегом, стремительно, с наскока. Но стоит лишь погрузиться, замереть, отдаться потоку — и он понесёт тебя, лаская мелкой волной, понесёт в даль светлую, и только затылок будет холодить тёмная глубина да пощипывать пальцы ног рыбёшки.
Есть ли сюжет в этой книге? Есть, как ни странно. После тщательного просеивания сквозь мелкое сито обнаружится, что у некоего инвалида Ильи Петрикеича Дзынзырэлы егери умыкнули костыли, потому что он ухайдакал их псину. Инвалид пишет следователю по особым делам Сидору Фомичу Пожилых жалобу на самоуправство и просит разобраться. Но до сюжета ли нам, когда поток словес то выносит нас на стремнину действий, то увлекает в тихие заводи созерцания и рассуждений. Множество раз течение сюжета поменяет своё направление, так что изменятся не только имена главных героев, но и их судьбы: кто же эта вечная зазноба Дзындзырелы Орина? Как сам он оказался без ноги? Кто здесь жив, кто мёртв, кто чудится, а кто выдуман? В каждый водоворот и омут я падала до самого дна, но без страха, а со сладкой истомой.
Потому что везде, везде, как живая вода, укреплял меня и питал, дарил наслаждение язык, стиль автора. Это та квинтэссенция постмодернизма, когда каждая фраза, как родничок, просвечивает до самого дна, и на дне мы узнаём, угадываем камешки, водоросли, афоризмы, цитаты классиков, пословицы. Никакой нарочитости, всё просто и естественно, порой, в мощной волне аллюзий, ты даже их не успеваешь узнать, только почувствовать. И столько в тексте родного, своего, русского. Я уж не говорю про плотную взвесь просторечий, архаизмов, диалектизмов, жаргона. Проза Соколова читается как стихи, она не рассказывает, а живописует, погружает в настроение. Напротив, стихи, которые встречаются тут, от лица Охотника, в массе своей нарочито простые, но тоже посверкивают чешуёй узнавания родных голосов.
Несмотря на то, что фигурирует в книге публика самого низкого пошиба, инвалиды-выпивохи, гулёны-матросики, блудницы-железнодорожницы, ухари-охотники, сварливые бобылки и прочие простаки, книга не грязная. Хотя и чистой её едва ли назовут. Она просто есть, просто течёт: то ли Итиль, то ли Волчья река, то ли Стикс.
Вера ДОРОШЕВА
