Сотрудник службы радиовещания ГТРК «Хакасия» Вадим Сидоров в этом году отметил круглый такой юбилей. Но дело даже не в датах, к которым мы, свято блюдя стереотипы, привязываемся. У Вадима на радио есть своего рода специализация: раз в неделю он ведёт в утреннем эфире рубрику «Про чтение», а в вечернем — более развёрнутую по времени и мыслям программу «Человек читающий». Об этом и поговорим.
«Что такое? Кто такой?»
— Вадим, ваш захватывающий интерес к чтению родом из детства?
— Какое-то подключение к чему-то важному случилось зимой 1969 — 1970 годов, когда я учился в первом классе. Помню, простудился, сидел дома, и отец принёс мне две такие здоровенные книжки — детскую энциклопедию «Что такое? Кто такой?». Я до самой ночи перелистывал эти гигантские книги. Перед моими ошарашенными глазами раскрывался мир — как, оказывается, в нём много интересного! А сколько такого же захватывающего может быть в следующих книгах? У меня появилась потребность разобраться, желательно во всём. Как устроена реальность — и физическая, и метафизическая.
— К сожалению, далеко не у всех такое желание появляется...
— У меня появилось. Понятно, что в подростковом возрасте — фантастика, приключения, это как у всех. Только научился читать — читал запоем. Мама даже забеспокоилась, но, подумав, махнула рукой: «Я тоже в твоём возрасте запоем читала». (С тех пор это моё любимое занятие: выпадет свободная минута — на диван с книгой...) Была жажда узнать что-то главное... К тому же наша семья выписывала кучу журналов, среди них научно-популярные: «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Техника — молодёжи». Я читал всё подряд — от последних открытий в области ядерной физики до исторических исследований, лингвистики, психологии — всё-всё, за исключением, конечно, отчётов об очередном пленуме ЦК КПСС.
— А «по ночам в тиши» не писал стихи?
— Поэзией увлёкся значительно позже, на первом курсе филфака Абаканского пединститута. А сам начал писать лет в 26, уже отслужив в армии. Но это увлечение связано с другими обстоятельствами.
— С созданием рок-группы «Рокаут»?
— Я стал одним из её основателей, вместе с Валерой Катиным. Музыкант номер один — это он. Я же умел придумывать какие-то концепты. И вдруг у меня начали писаться стихи.
— Сами?
— Серьёзно, тексты появлялись, причём без спроса, сами по себе. Я порой даже не мог понять, что же написал.
Поэзия — баба капризная
— Из всех моих товарищей по сочинению рок-текстов того времени, — продолжил тему Вадим Сидоров, — я был, пожалуй, самый «литературный». Во-первых, у меня филологическое образование, к тому же серьёзно увлекался большой поэзией. Во-вторых, мне исполнилось 27 лет, остальные же значительно моложе, они ещё не успели понять то, что было ясно мне. И я стал единственным, кто не ориентировался ни на «Аквариум», ни на Цоя...
— Вадим, с чего началось увлечение большой поэзией?
— С раннего Маяковского, дореволюционного. Потом был Блок, период просто жуткой читки Блока.
— С завораживающе-полумистической его атмосферой?
— Восприятие чисто на чувственном уровне. Блока, в общем-то, не назвать интеллектуалом. Поэзия вообще вещь сугубо эмоциональная, за некоторыми исключениями. Тем более, символизм: они там все были ошарашенные такие, припадочные…
— И увлечение шло по интеллектуальной нарастающей?
— Потом был Федерико Гарсиа Лорка, период увлечения Бродским. Да многими — от Данте до Рильке и Цветаевой, и современных поэтов, которых начали переводить уже в постсоветское время.
— А сегодня вы пишете стихи?
— Я давно стихов не только не пишу, я их читать даже не могу.
— Года к суровой прозе клонят?
Но прежде, чем Вадим ответит на этот вопрос, небольшой курсив. Я открыла на сайте Дома литераторов подборку стихов Сидорова и, можно сказать, запала... Его эмоции сложны, причудливы ассоциации и порой парадоксальны размышления. Словно эмоционально-лоскутное одеяло, на котором качается ребёнок-мысль — как его центр. Вот лишь «кусочек» одного из стихотворений.
Небо грубо молчит под псалом увядающих трав.
Шерсть убитых волчиц выгорает на горьких ветрах.
Нас имеют в виду отражением в гладком стволе.
Как Иуда в аду, мы клянёмся чертям на золе.
Мы фатально не те.
Может быть, нас уже просто нет.
Мы живём в темноте,
перестав появляться на свет.
(1, 2, 5 октября 1999)
Непрерывно длящаяся пощёчина
— Не только «суровой» литературной прозой, но, насколько я могу судить, философской (включая православную), психологической, научной и многим чем вы серьёзно заинтересовались уже в перестроечные годы?
— Да, потому что в советское время такой литературы попросту не было. Конечно, филфак базовое образование дал, но развитие моё на 90 процентов вневузовское.
— И какие открытия последовали, ощущения?
— Сначала у меня было ощущение, что голова трескается от потока новой информации. Но это было очень хорошее ощущение, ведь раньше мне казалось, что голова ссыхается. И вдруг стала лопаться — это было так здорово, в неё входило так много того, что было до сих пор запрещено. Просто в организме то и дело зарождался чудовищный какой-то изумлённый крик — так вот оно на самом деле как было! Но позже появилось ощущение опасности всего происходящего — такое подспудное, подсознательное. Это, наверное, и в строе музыки нашей отражалось (мы уже стали выступать перед разными аудиториями). Конечно, никто не думал, не ждал, что эта гигантская страна вдруг исчезнет, лопнет... Атмосфера просто душой ощущалась, я тогда не мог это в словах сформулировать. Собственно перестроечная тематика меня интересовала не очень. Но, в частности, запомнился «Остров Крым» Василия Аксёнова. Мы, помню, с бывшим сокурсником Максом Антошиным поспорили, как его понимать. Не с точки зрения формы, сказал я ему тогда, а как роман влияет на мозги — это
главное...
— Вот и предисловие к вашей рубрике «Про чтение» звучит так: «В книге ищи не буквы, а мысли».
— Поэтому для меня лучшие книги те, процесс чтения которых оставляет ощущение непрерывно длящейся пощёчины. И ты начинаешь осознавать, насколько находишься, скажем так, не в своей тарелке. Насколько правильно понимаешь — о самом себе в первую очередь. Это заставляло искать реальность в нужном месте, а не там, где фонарь светит.
— Очередную «свою тарелку» разбить очередной раз? Держать удар «пощёчин» может только гибкое мышление. В помощь тому и кругозор, что даёт самое разнообразное чтение...
— То чтение, которое учило бы мышлению критичному: с чем соглашаться, а с чем нет, даже если «фонарь» общепринятых мнений, казалось бы, указывает путь. Но это уже в нулевые годы, когда скорость вращения информации повысилась благодаря интернету, когда он стал доступен.
— Горизонт выбора чтива расширился даже не в разы, а гораздо больше...
— Вот, например, сегодня, задай мне популярный вопрос: кто мой любимый писатель? Я буду долго чесать голову, а потом назову много, очень много разных фамилий. А раньше, лет до двадцати с хвостиком, разбуди меня среди ночи и спроси, я тут же: «Братья Стругацкие!» И со спокойной совестью засну. А потом, когда появилась возможность сравнивать, я понял, что Стругацкие — это очень хорошие детские писатели. Другое, к примеру, у Станислава Лема...
Возможно. Но кому-то, ещё не набравшему должной читательской весовой категории, начинать думать следует всё-таки со знакомства с братьями Стругацкими. Которые, подняв нас на эмоционально-приключенческий фон, дают базовые понятия о нравственности, эмпатии; короче, о том, что делает человека человеком. А далее плыви в литературном море — самом разном и часто неоднозначном — не страшно. Есть лоцман — и это уже ты.
Через пену мир — прозрачен
— Вадим, вам самому интересно делать передачи на радио?
— Было бы неинтересно — не делал. Уже лет десять, наверное, по вечерам в понедельник выходит передача «Человек читающий», мы делаем её совместно с нашими библиотеками. Я даже уже не помню, у кого эта идея появилась — у библиотекарей или у меня. Сотрудницы библиотек готовят какие-то материалы, например, к литературным датам, я это записываю. Изредка делал сюжеты сам. Гораздо позже нынешний начальник службы радиовещания Елена Юрьева предложила мне вести и короткую утреннюю рубрику «Про чтение».
— Как выбираете сюжеты передач? С вашей-то широтой горизонта?
— Бывает, долго думаю, даже иногда теряюсь — о чём рассказать именно сегодня. А потом что-то выбирается «само собой».
— Не считаете, что в обществе почти исчезла культура чтения? На дворе клиповое мышление, зачастую отсутствие логики, некритичность, а то и с юмором напряжёнка?
— Я думаю, это всегда было. Вспомните, самая читающая страна мира тем не менее заряжала банки Чумаком у телевизора...
— Прямо до такой степени, как сегодня?
— А что мы читали в советское время? То, что было можно. Сейчас это стало ясно с появлением интернета.
— Но классику-то в СССР читали, она тоже учила думать...
— Классику — да, классику издавали, но на самом деле её мало кто читал. Заметьте, и сегодня магазины книжные работают, закрываться не собираются. И классика на полках стоит, значит, есть спрос. Сейчас как бы всё расставилось по своим местам, стало гораздо прозрачней. Думаю, люди на самом деле много читают, но в основном текучку: публицистику, телеграмм-каналы. А с классикой то же, что и в советское время...
Кстати, я выскажусь против распространённого мнения, что молодёжь мало пишет стихов. Познакомьтесь, например, с культурой рэпа. Это такой вал стихотворчества, не надо заморачиваться пробить свои стихи в печать — в интернете всё разлетается со скоростью света.
Соцсети настолько изменили мир! Следует лишь точно знать, что тебе интересно, и искать в нужных местах. Масса независимых источников, которые надо уметь сравнивать; интересные собеседники, которых в Абакане не встретишь... Если есть умение складывать два и два — оно у тебя сложится.
— И как строится сегодня ваше внутреннее восприятие того или иного хоть общественного, хоть литературного процесса?
— Я стал старше и, надеюсь, мудрее. Но при этом не могу сказать, что наступило полное душевное спокойствие. Натура моя всё же чувствительная, слишком чувствительная. Я иногда завидую толстокожим. Но... «Научиться без пены смиряться с потерей, не дожидаясь конца утомительных серий».
— Ваша строчка?
— Моя.
Беседовала Татьяна ПОТАПОВА
