По утрам луга в росе. Свернёшь с тропинки — и мигом сандалии мокрые, хорошо, носочки не надела, а то бы сразу испачкались травяным соком. Тяжёлый медовый запах разольётся над землёй позже, когда начнёт солнце пригревать, а сейчас свежо, разноцветно.
По зелени неброская россыпь цветов — пунцовый клевер, солнечно-жёлтая куриная слепота, что-то ещё воздушное, беленькое. Руки сами тянутся, чтобы набрать букет.
Вот у тропинки торчат горделивые бледно-фиолетовые султаны. Конечно, подорожник. И у нас название — свидетельство того, что его часто можно встретить вдоль дорог, а в Северной Америке, куда подорожник, можно сказать, на сапогах завезли путешественники, индейцы прозвали его «след белого человека». Для букетов подорожник рвут редко, всё больше для скоротечных боёв. Это когда двое берут по цветку и с размаху хлещут по гибкому стеблю — чей первым оказался с «перерубленной шеей», тот и проиграл.
Или листья рвут: послюнил и на ободранную коленку, вроде как лучшее средство первой помощи (хотя на самом деле, чтобы остановить кровь, нужно пустить подорожниковый сок — размять лист в кашицу).
Но нынче он будет не для игры или пользы, а для красоты.
А вот корзиночки тысячелистника: мелкие цветы, белые или розоватые, плотно-плотно сбились вместе в соцветия, а листья похожи на пёрышки — пушистые. Что их, что лепестки у цветов — не сосчитать, может, и вправду тысяча. Срываем аккуратно, чтобы на следующий год из корня вырос новый. Бабушка говорит, страшно полезный этот тысячелистник, даже в лекарства добавляют от всяких желудочно-кишечных дел. А вот в древнем Китае на его стеблях гадали. Интересно, как?
Сладко запахло — значит, близко кашка. На самом деле эти пушистые жёлтые облачка мелких цветков на ломких стеблях называются подмаренник. И пахнет он не зря — даёт много нектара для пчёл. Зато другие насекомые, блохи, его терпеть не могут, поэтому раньше кашкой набивали матрасы.
А вот донник, чьи цветы так напоминают цветки огородного гороха, жёлтые, сладостью особо не пахнет, но пасечниками ценится. Донниковый мёд светлый, почти белый и с тонким
запахом, льётся-тянется на свежий каралик, а бабушка уже следующий лист со сдобой достаёт из печки и куриным крылышком быстро смазывает её золотые бока растопленным маслом. И молоко ледяное в кружке холодит руку.
Ну вот, замечталась, а букет-то ещё не готов!
Возле зарослей крапивы, такой же неприступный, но намного красивее, возвышается татарник. Этот так просто в руки не дастся: и листья, и стебель усажены колючками, даже вокруг пушистой пунцовой сердцевинки крупного цветка частокол из шипов. Но мы и не таких добывали! (Если надо, можно даже крапиву сорвать, не ужалившись. Нужно просто на стебле в одном месте ногтем соскрести колючки, в них, как известно, и прячется жгучий сок — смесь кислот.)
Добавлю-ка я в свой букет зелени. Мятлик густо растёт на полянах, и мне, и коровам хватит. Рву длинные травинки, метёлки семян щекочут ладони. С ними тоже есть игра, «петушок или курочка». Берёшь один такой стебелёк, загадываешь, кто выйдет, дрррынь — проводишь ногтем снизу вверх и смотришь, какой получился хохолок. Если ровный, то курочка, а если что-то торчит непослушно, то, значит, гребешок, как у петуха. Угадаю или нет?
Роса уже давно высохла, сандалии вместе с ней. Плечи горячие от солнца. Ноги сами несут обратно по пыльной колее дорожки, мостику через ручей, задами к изгороди из жердин (проще перелезть, чем долго возиться с запертой калиткой), потом мимо длиннющих картофельных рядов и грядок, через заросший спорышем двор на веранду, где каждая ступенька подпевает шагам, за тяжёлой дверью — спокойная избяная прохлада.
— Бабушка, дай вазу!
Екатерина НЕВЕРОВА
