Стереотипы — они коварные, крепко держат нас в своих цепких лапках. Например, расхожее мнение о том, что должность чиновника, а в нашем случае советника главы Хакасии Игоря Ефремова (псевдоним Фармазюк), как-то не очень совместима с поэзией.
Но не затягивая увертюру, поднимем занавес, где сегодня на сцене — житейские и поэтические воззрения Игоря Григорьевича. Цель этого спектакля — показать героя как человека весьма искреннего, по ходу дела слегка растолкав в стороны шаблоны.
Жёсткий свет «Рампы»
— Пять лет, пока учился на историческом факультете Абаканского пединститута, — зажигается воспоминаниями наш собеседник, — дневал и ночевал на сцене студенческого театра «Рампа», а то и в доме гениального (настаиваю!) режиссёра Василия Викторовича Соколова. «У тебя есть главное, — говорил он мне, — искренность». Не комплимент! Этот приём не в активе Соколова, человека суперискреннего, даже жёсткого. Он очень чувствовал вкус правды, вкус истины. Не все выдерживали его прессинг. Почему? Он был истов в своей профессии. Не учил так называемому актёрству (когда умело изображаешь нечто, а на душе другое), а заставлял жить в роли. Я оттуда взял эту идею, эту мысль (уже о стихах) — писать если не кровью, то не соплями. Он меня здорово настроил своей эстетикой: правда-неправда. Для ясности: на первых курсах я учился у блестящего педагога Эльмира Николаевича Максимова. У него другое — лицедейство, театр представления, весёлый такой театральный кружок. Сегодня я понимаю, что всё имеет место быть. А тогда глубина, на которой заставлял пахать Соколов, как-то не совсем соотносилась с шутейными моментами.
— Поднимем занавес над вторым актом?
— Да, опыт сцены пригодился уже на оперативной работе в уголовном розыске. Для «внедрения» в требуемые обстоятельства подбираешь себе костюм какой-то определённый, шляпу там или цепью золотой обмотаешься и понимаешь, что теперь «прикид» поможет: меняется внутреннее состояние, ты уже настроен на нужную волну. Но в основном живёшь всё же по Станиславскому: идёшь от внутреннего состояния к внешнему проявлению; отсюда и способность чувствовать собеседника, зрителя. Это помогло наладить, к примеру, контакт с ребятишками Соленоозёрной школы Ширинского района, где мы с женой отработали после института несколько лет. Правда, время тогда было донельзя «весёлое» — по полгода не платили зарплату...
Стихи? Писал везде и всегда. Корявые пять-шесть строчек выдал в 13 лет: понятно, любовь, эмоции... Кстати, первые начинания любого писателя (заметьте в скобках, что я себя профи не считаю) в той или иной мере автобиографичны, это потом уже отстраняешься от личного. Развивается и упомянутая способность чувствовать собеседника, например, ощущаю, когда человек лукавит... Жизнь (и не только во время работы в уголовном розыске) заставляла всё время вертеть головой на 360 градусов.
— При такой-то сноровке и с сюжетами проблем нет?
— Я бы сказал, что это художественный промысел — ты выходишь за стихами, как охотник. Даже в отрицательных героях столько психологических углов, есть за что зацепиться. Да, могу быть и жёстким. Я человек живой, меня здорово коробит от тех, у кого амбиции на пустом месте. Потому, что вашего покорного слугу воспитала замечательная семья, такие педагоги учили! Какое уж тут надувание щёк или высокомерное отношение к «нижестоящим» (само определение пакостное).
Рядышком, из детства
— А с кем радость общаться?
— Созвучных людей много, те же друзья из «Рампы»... Но в двух словах о тех, благодаря кому и сложилась моя дорога. Родился я в самой читающей в мире стране. У моего дедушки четыре класса образования, но он был обалденно начитанный! (Всю жизнь прожил в Казахстане, в Сибирь мы его перевезли только с развалом Союза.) Комната деда была просто забита книгами, и все — в деле. Бабушка же любила людей слушать — и как результат было интересно слушать её... Мама — медик, знала казахский и немецкий языки, а с переездом сюда стала понимать и хакасский. Очень много читала, но главное — чувствовала суть. (Отца не помню, но со слов мамы он был художником, играл на гитаре, писал стихи.) Мама открыла мне русскую классику, в частности Лескова — как гениального и в чём-то недооценённого писателя. К слову, есть у него повесть о трёх инженерах, главный «недостаток» которых — порядочность. Финал трагичен. Почти вечная тема... Человек, когда лукавит (осознанно или нет) окружающим и себе — это своего рода форма выживания в социуме.
Вопрос этот более чем серьёзный. Вероятно, допустимы какие-то компромиссы, но в части становых, скажем так, скелетообразующих моментов я стараюсь не меняться под «давлением обстоятельств». Есть вещи, которые при любых обстоятельствах не смогу принять... Несмотря на запойное чтение, чувствую свою необразованность, комплексую от этого.
— Да это и понятно, расширение границ непознанного (чем больше знаю, тем больше не знаю).
— Вот и получается: хватаю, хватаю, хватаю всяческого рода знания, как голодный за столом. Это тоже из детства... На днях я был в Шира по работе. И встретился со своей учительницей Людмилой Александровной Драко. Она вдруг достаёт из сумочки блокнот, типа книжки: «Узнаёшь?» Оказалось, «Преступник № 1», книжка о Гитлере, по которой я в школе писал реферат, причём — с моими закладками. «Таких пытливых учеников у меня было только два», — говорит. Смотрю на Людмилу Александровну — и ком в горле... Какая-то бесконечная благодарность.
Гайдар шагает впереди
— А теперь самое время... Маэстро, музыку!
— Мне нравится быть на сцене, читать стихи самому. Тогда какие-то моменты проще и доступнее доходят до зрителя. Есть музыка стиха, её можно и нужно услышать. («В анамнезе этого явления, — хохочет Фармазюк, — как человек превращался из обезьяны в нечто».) Сначала ты наблюдаешь: вот осенние листья вдруг вспыхнули на солнце, словно подожжённые спичкой — тогда и приходит внутренний ритм, мелодика будущего стиха. И это потом нужно передать со сцены: причём стихи выбираю в зависимости от аудитории — вам по вам! Я с листа читаю — это некий инструментарий: у кого гитара, у меня лист. Иногда даже пританцовываю, настолько меня этот ритм вдохновляет.
И, конечно, рад участию в забойной программе ансамбля «Айранъ Моойданъ» под руководством Артура Марлужокова. Ребята — профессионалы, из филармонии: их репертуар довольно неожиданный. Стилизованные песни времён Гражданской войны, есть анархистские, незабвенное «Яблочко», «Тачанка», из кинофильма о Бумбараше. Они меня со стихами приняли в свой проект. Так я под их песни сочинил поэму о Гайдаре. (Замечательная Галина Григорьевна Казачинова позже перевела её на хакасский. Спасибо ей большое!)
— Но не настолько же спонтанно рождаются поэмы?
— Нет, конечно. У меня информация об Аркадии Голикове копилась, копилась... Гайдар — первый писатель, который осознанно вошёл в мою жизнь. «Мальчиша-Кибальчиша» вообще наизусть выучил. Гайдар сопровождал меня и всю юность. Считаю его одним из становых писателей, на котором надо мальчишек воспитывать. «Школа», «Чук и Гек», «Тимур и его команда»... Эти книги заставляют понимать, что такое мужской поступок.
Кстати...
О чем говорят мужчины?
— Пропустим некоторые популярные темы. А вот политика, к ней отношение истовое?
— Истово, наверное, надо ко всему относиться, в том числе и к политике. Но чтобы эта истовость не превратилась в смертоубийство и фанатизм. Считаю, истово — это честно самим с собой. Я недавно в политических сферах кручусь, но история чиновничества на Руси — вечна. Помните, Чацкий: «Шёл в комнату, попал в другую». Люди в системе находятся, она, система, как правило, определяет форму поведения, общения, долю лукавства. Я никого не стремлюсь переделать. Но как и везде, в чиновничьей среде есть талантливые и порядочные люди, желающие выполнять своё дело хорошо и честно.
— Я просто такой человек, что балдею, когда судьба сводит меня с искренними и одарёнными людьми. Умных к умным (хохочет), а меня к тебе. Недавно я познакомился с настоящим поэтом — Владимиром Романенко, кстати, благодаря вам. Открыл для себя и Анатолия Кыштымова — его я считаю великим русским хакасским поэтом (именно в такой последовательности).
— А нынешняя молодёжная аудитория?
— Да, я много общаюсь с молодыми, выступаю со стихами в открытых кафешках и тому подобном. Может, мне что-то в их творчестве и не нравится — не моя эстетика, но я категорически не позволяю себе ни одного грубого высказывания или критики. Потому что они — пробуют! И уже это клёво! Считаю, поэзия в каждом человеке присутствует, просто по-разному проявляется. Например, частушка неформатная, забористая — но как точна! Картина маслом. Это ещё и психологическая разгрузка. Тяжело читать стихи в среде профессионалов, — вздыхает наш неформальный герой, — я не знаю, как от этих разборок защищаться. Хотя нет, знаю! Я буду читать свои стихи Романенко, а он мне свои.
...Похоже, пора опустить занавес. Кстати, Игорь Фармазюк — благодарный зритель наших республиканских театров. А вот когда спрашивают его мнение о конкретном спектакле, в нашем герое вдруг просыпается работник правоохранительных органов: «Я не профессионал, не критик... Но люди, которые сегодня находились на сцене и в зале, ничего плохого не совершили, у них у всех есть алиби!»
Беседовала Татьяна ПОТАПОВА
