На зачёт по грузинской литературе мы с Сашкой Петровым пошли последними. (Ну так бывает, когда какие-то обрывки знаний пытаешься впихнуть в себя в последний момент, а поговорка «Перед смертью не надышишься» напрочь теряет актуальность.) Сашка хоть и длинный, как грабли на покосе, но весьма круглый отличник. Я же за пятёрками сроду не гонялась, предпочитала, чтобы они сами гонялись за мной, если сочтут нужным, конечно.
Пикантность ситуации состояла в том, что в анамнезе у Петрова была ко мне грубая платоническая влюблённость. Выражалась она только в форме стихов собственного изготовления, которые он при благоприятном стечении обстоятельств совал в мою сумку, не глядя в глаза выбранной музе. «Если красавиц всех в мире красу воедино собрать...» — заносило Петрова в противоположную от действительности сторону.
Теперь понятна расстановка сил перед аудиторией с элегантной Ларисой Ивановной, уже вдоволь наслушавшейся грузинских былей и небылиц. Санечка не хотел ударить мордой в грязь передо мной, а мне соответственно не пристало демонстрировать перед ним запущенную грузинскую необразованность — что ни говори, а музу это дисквалифицирует. Сначала всё шло даже приторно-карамельно. Мы топтались в дверях, изо всей моченьки уступая место друг другу, походя заткнув за пояс даже Чичикова с Маниловым. Но долго манерничать было чревато: Лариса уже постукивала лакированным ноготком о стол.
И тут Сашка взял низкий старт, выпихнув локти вперёд, а его физиономия здорово смахивала на морду цирковой лошади перед особенно противным и опасным трюком. Я даже не успела сообразить, почему с ускорением влетела в аудиторию, всего пару раз неграциозно запнувшись и чётко приземлившись в заданной точке. Пришлось отвечать первой, а красный, но счастливый Петров поимел редкое удовольствие послушать мой бред сумасшедшего грузина.
А послушать, мягко говоря, — как в цирк бесплатно сходить. Меня резво понесло в духе Остапа Бендера. Как живой присутствовал царь Давид-строитель, который, по моей версии, построил абсолютно всё и везде, включая сопредельные древние государства. Разве что до Саяно-Шушенской ГЭС руки не дошли. В голове, между тем, мелькали образы незабвенного отца Фёдора из «12 стульев» — с колбасой, на которую покушалась одичавшая царица Тамар. К «Витязю в тигровой шкуре» Руставели (любимого ещё со школы) нахально лез Нодар Думбадзе со своими бабушкой, Илико и Илларионом. А что? Помирать, так с оркестром — и культура Грузии, по моей интерпретации, пёрла, не разбирая, изо всех веков и щелей. Без передышки на исторические периоды. Наконец, иссяк моей поэ­зии родник. Умненький Петров трясся от беззвучного хохота, так что стол ходуном ходил.
А Лариса Ивановна как-то медленно и торжественно поднялась над столом и протянула мне руку. На которую я посмотрела, как коза на афишу, но догадалась пожать.
— Вы действительно сторонница восточного ренессанса? — проникновенно спросила она. Умолчав, что это словосочетание слышу впервые, я не менее проникновенно ответила: «Да!»
— Поздравляю, — протёрла очки профессор, — теперь нас в Советском Союзе трое: один доктор наук в МГУ, я как представитель старейшего университета Сибири, а вот теперь и вы!
Из аудитории я вышла убеждённым сторонником восточного ренессанса. Сашку послушать не довелось, но он наверняка оппонировал, что нам, троим, безусловно полезно для поиска учёных аргументов... А сегодня вот думаю: может, этот зачёт 1 апреля был?

Татьяна ПОТАПОВА