Концерт в республиканской филармонии, посвящённый десятилетию творческой деятельности Аржана Туденева, вышел ярким, мощным, добрым. Притягательным, как сама личность музыканта. Познакомимся с ним поближе?

Как получить зачёт

— На творческом вечере, где вы недавно собирали своих друзей-артистов, музыковед Татьяна Чаптыкова напомнила о случае из вашего студенчества. Требовалось исполнить куплеты из «Аиды», а вы ни в какую: «Я горловик!..»
— Было такое, — смеётся Аржан Вячеславович. — Татьяна Владимировна вела у нас гармонию и полифонию, анализ музыкальных произведений. На зачёте надо было на фортепиано сыграть и пропеть куплеты из оперы. У меня ничего не получалось. И я такой: «Мне ваш предмет не нужен, не интересен! Я исполняю горловое пение». — «А на фортепиано сможешь подыграть?» — «Да». Взял два звука — и давай петь. После чего последовало неожиданное предложение преподавателя: «Выступишь перед народниками, сейчас у них будет две пары — получишь зачёт». Я так обрадовался! Взял друга Мергена Тельденова, и мы все четыре академических часа представляли алтайское горловое пение.

— А почему вы сами не учились на народном отделении?
— В тот год, когда я поступал в институт искусств ХГУ, не было набора народников. И чтобы не терять время, решил пойти на хоровое отделение. Леонид Иванович Третьяков (он академический вокал преподавал) был мудрым человеком, сразу сказал: не надо такое тебе петь. Просил достать ноты национальных песен. И я находил и пел. А на хоре, понятно, приходилось следовать академической манере (вздыхает).
Через год перепоступил на народное отделение. Но нисколько не жалею, что начинал чуть ли не с классики — там музыкальная школа гораздо сильнее, гораздо шире, там многое взял. Но первые полгода было очень сложно. Занимался так, что не всегда успевал позавтракать-пообедать. И однажды на хоре случился голодный обморок.

— Оттого, что некогда было поесть или нечего?
— Некогда. Мы же сами готовили в общежитии. А это — время. Считал, что лучше его тратить на учёбу. Абсолютное большинство ребят пришли в институт искусств подготовленными, после музыкального колледжа, а я начинал почти с нуля. Вот и старался подтянуться, не хотел быть слабым звеном.

Первый учитель

— А что привело вас в музыку?
— Какая-то цепь случайностей.
Наверное, надо начать с родного алтайского села Кöк-öрö (по-русски — Кокоря). Холодный ноябрь. Мне 11 лет. Захожу к другу, чтобы с ним пойти на коньках кататься. А он такой — сидит возле печки, играет на... топшууре. «Ну ты даёшь!» В музыкальной школе, где с сентября учился мой друг, было всего два топшуура, и только сейчас дошла его очередь взять домой инструмент. Позанимался — и уже вместе в его школу идём. «Я быстренько, — говорит, — полчасика и пойдём кататься». Речка-то замёрзшая под боком. Жду — и не полчаса, больше, а в классе всё играют и играют. Заглядываю в замочную скважину и ни с того ни сего начинаю постукивать в такт музыке. Тут дверь резко открывается (я даже выпрямиться не успел), и преподаватель меня за шкирку затаскивает в класс: «Что стучишь?» — «Друга жду». Даёт мне коробочку, ударный инструмент: «Постучи-ка». А потом и на шооре предлагает сыграть: «Ни у кого не получается. Может, ты сможешь?» Попробовал. И тут же получил приглашение в школу. Главное, духовой инструмент, грустивший в классе, мне отдали. Ещё и дома на нём тренировался, всем надоедал.

— И этого чудесного преподавателя мы же видели на вашем творческом вечере в филармонии?
— Да. Роман Саланханов, заслуженный артист Республики Алтай — мой первый учитель. Он с ансамблем «Эре Чуй» («Чуйская долина»), чтобы выступить на концерте, два дня добирался до Абакана — ехали на машине, сменяя друг друга за рулём, по скользкой дороге, в метель. Я им очень благодарен. Особенно Роману Владимировичу.

— По сути, он открыл вам мир народной музыки...
— А я не сразу понял намёк на будущее. Собирался стать механиком, да документы в училище вовремя не подал — задержался на национальном празднике Эл Ойын: четыре дня выступал. А потом в Горно-Алтайске встретил знакомого из соседнего села — идёт весь в белом, с цветами. «Куда такой нарядный?» — «На прослушивание». Ну и я с ним. Так оказался в колледже культуры.
А уже на следующий год с творческой делегацией Республики Алтай поехал на празднование 300-летия вхождения Хакасии в состав России. После одного из выступлений — в Абакане нам дали площадку на Ленина — ко мне подошёл Павел Михайлович Ким и с ходу пригласил в институт искусств: «Приходи, возьмём тебя учиться». С тех пор я в Хакасии.

— На родину не тянет?
— Летом обычно езжу домой, но уже через несколько дней, не поверите, хочу назад, в Хакасию. Настолько мне здесь хорошо. За 14 лет, если считать со студенчества, я уже пропитался местным менталитетом. Мягкий, доброжелательный, открытый и очень приятный народ. Семья — а я женат на хакасской девушке Алине, у нас сын и дочь — корни пустила здесь: взяли квартиру в ипотеку. Считай, всё! Хакасия — это, конечно, ещё и моя работа. А природа? Она полностью соответствует моему мироощущению. Люблю спокойные вольные просторы.

Продолжить свой род

— Но Алтай ведь так красив!
— Местами страшно красив. Улаганский и Кош-Агачский районы суровы и трудноступны. Не зря они приравнены к районам Крайнего Севера. Там живёт мой народ — теленгиты. За счёт обособленности и довольно жёсткого характера (а попробуй веками держать оборону на два фронта) они на сто лет позже алтайцев вошли в состав России и сумели сохранить свои древние обычаи и традиции. Так что современные алтайцы благодаря своему субэтносу, теленгитам, быстро восстановили национальную культуру.
В своё время дедушка, мамин отец, настоятельно просил моих молодых родителей переехать из Улаганского района, славящегося сложным горным рельефом, в Кош-Агачский — там, кроме гор, всё-таки и степи есть. Послушались дедушку (а он был очень сильным шаманом!), переехали.
И уже по степям мой отец, завзятый мотогонщик, летает. Но однажды после спуска с небольшого склона он с мотоциклом, превратившимся в самолёт, навсегда улетает... Потом из-за горы самолёт возвращается, совершает посадку, на поле выходят люди в национальных костюмах и передают маме ружьё. То есть меня. Вот таким было шаманское видение, предшествовавшее яви — уходу из жизни отца и моему появлению на свет. Даже родители не знали о том, что я есть в утробе. А дедушка всё наперёд знал. И настаивал на переезде в родные ему и маме места.

— А потом?
— Мама во второй раз вышла замуж. И снова за хорошего человека. Он усыновил меня, дал свои фамилию, отчество, род. Заботился о семье. Потом умер. И уже мама с утра до ночи на работе. Хлопоты по хозяйству перешли ко мне, совсем мальчишке: скот поить-кормить, загонять-выгонять, стайки чистить, дрова колоть... Сёстры по дому управлялись. Тяжело, конечно, приходилось. В девяностые же ни работы нормальной, ни денег не было. Мы потихоньку скот распродавали — от большого хозяйства осталось всего 37 баранов. На том и выросли.

— Рано пришлось повзрослеть...
— ...И решения непростые принимать. Я же вернул свою фамилию. О семейной тайне до 13 лет вообще ничего не знал. Потом рассказали. И когда пришло время получать паспорт, я сделал выбор. Человек, усыновивший меня, растил как родного до пяти лет; но отец же не виноват, что так рано ушёл из жизни. И я решил: правильно будет продолжить именно его род, сохранить его имя.

— Туденев — теперь и со сцены звучит гордо...
— Гордо — не гордо... Был такой случай. В 2017 году я от Хакасии ездил на международный курултай сказителей в Республику Алтай. И когда пришло время получать награду ­
за победу в состязании горловиков, меня и удивили, и рассмешили. Земляк — депутат Государственной думы вручил диплом со словами: «У нас тоже Туденевы есть!» — «Да, знаю. Мы с ними родственники». То есть широкой публике даже в родной республике я не слишком-то и известен: рано уехал в Хакасию.

По следам кочевников

— Зато почитатели этномузыки Саяно-Алтая вас и ваших коллег-виртуозов, где бы кто ни жил, прекрасно знают. Вас, например, называют алтайским самородком, вобравшим в себя ещё и культуру хакасского народа. Насколько сложен был этот опыт?
— Совсем не сложен. Я легко вошёл в хакасскую языковую и культурную среду. Алтайский и хакасский языки схожи: совпадений слов — процентов 70. Культура наших народов в целом имеет много общего. Взять горловое пение — одно и то же! Разница в единственной букве: кай и хай. И музыкальные инструменты идентичны: лады, грифы, струны — всё одинаково, только форма разная. Ну и названия свои.
Легко было и потому, что здесь мне посчастливилось встретить людей, которые помогли открыть новые творческие пути. Например, в театре имени Топанова, где старшекурсником начал работать, мне хороший импульс к творчеству дала Татьяна Фёдоровна Шалгинова. А на сцену республиканской филармонии вывел Евгений Александрович Улугбашев. Он чатхан мне преподавал и однажды пригласил с собой выступить — в составе фольклорного ансамбля «Хан сын». И уже десять лет неразлучны (смеётся). Он на чатхане и хомысе играет, я — на ыыхе и хобырахе, Татьяна Майнагашева и Ира Ткачёва — на хомысе и тюре.

— Вы владеете всеми народными инструментами, а есть самый любимый?
— Я начинал с алтайского шоора, а потом к нему добавился хакасский собрат — хобырах. Вот эти духовые мне ближе всего. Как родные. Они имеют очень долгую историю — ещё со времён Кыргызского каганата. В древности пастухи изготавливали инструменты из растений с полым стеблем. Теперь их для сцены делают из пластика. В позапрошлом году в Чиланах попробовал пойти по следам предков: на покосе срезал подходящую «трубку», отверстия просверлил — всё, звуки хорошо идут. Конечно, со временем хобырах потрескается, воздух начнёт пропускать — значит, новый надо будет делать. Ученикам это интересно: инструмент кочевников!

— А вам, Аржан Вячеславович, интересно детей учить?
— Конечно. Причём Хакасская национальная школа искусств — моё основное место работы. Это супруга, сама педагог, позаботилась. Шучу, она просто сказала: «У нас чатхан с хомысом активно ведётся, а хобырах и ыых некому преподавать». Вот и пришёл в школу. Уже хорошие выпускники есть. С ними добились успеха на таком крупном фестивале, как «Мир Сибири».
В Хакасии вообще много музыкально одарённых людей. Речь не только о ребятишках — о молодёжи. И когда говорят: «У нас горловиков мало, по пальцам пересчитать можно», я понимаю одно — не всем талантам повезло в детстве встретить своего учителя. Их, повзрослевших, и сейчас можно обучать, было бы желание. Ко мне, например, парень даже из Аскиза ездит учиться горловому пению.
В целом же культура в республике, считаю, на подъёме. Но может быть ещё лучше. Есть все предпосылки для создания национального оркестра — и очень мощного. Вижу его!

Этнорок, удививший страну

— Хочется поговорить ещё об одной, и очень яркой, грани вашего творчества. Об этнороке. По моему предвзятому мнению, от него уже и мир сходит с ума. Как вы пришли от чистого фольклора к року?
— «Иренек хан» уже существовал, когда меня туда позвала солистка Юлия Тиникова. Почему-то вдруг Игорю Колесникову, руководителю группы, понадобился горловик. Экспериментировали втроём. Потом присоединилась виолончелистка. В таком составе мы не очень хорошо звучали. И тут Юля уезжает в Питер учиться. Ну и всё. Проходит пять лет. Юля возвращается. Игорь радуется: «А у нас ещё Ванька Колов есть!» — «Нет, тогда уж давайте полный состав соберём». Нашли гитариста, Алексея Брюханова. И вот тогда мы зазвучали! Хакасские и алтайские народные инструменты, бас-гитара, гитара, барабаны, женский вокал и горловое пение.
И это был уже этнорок, с которым мы заявились на всероссийский телевизионный конкурс «Новая звезда». Юля молодец, нас убедила. «Хорошо, — говорим, — съездим в Москву, засветимся». Думали, хоть на память останется картинка хорошая: там же профессиональные камеры, сцена прикольная. А мы во второй тур вышли — да ладно! И год у нас под знаком «Новой звезды» прошёл — репетиции, Москва, полуфинал, финал. Он проводился уже в январе 2018-го — победителей определяли по результатам СМС-голосования. Мы заняли четвёртое место — для нашей маленькой Хакасии максимум.

— Да это победа — опередить 81 регион России! Я смотрела все туры конкурса. Помню вдохновляющие слова Максима Дунаевского и других членов жюри после выступления «Иренек хана». И до сих пор жду альбома группы.
— Эта работа — и долгая (надо все инструменты прописать), и затратная. Поднакопим — одну песню запишем, ещё поднакопим — вторую пишем... Но, думаю, всё равно альбом сделаем.

Беседовала Вера САМРИНА

Особенности игры на древней флейте

Хобырах — древний народный инструмент, кажется очень доступным: пастухи же на нём играли! На самом деле этот тип продольной флейты не всякому музыканту поддаётся. Почему? «Там задействованы и языковой, и дыхательный, и прессовый аппараты, — поясняет Туденев. — Там и аппликатура важна, посадка рук, так, чтобы при игре на музыкальном инструменте все отверстия можно было закрыть».