Выпускник сорок первого года

№ 126 – 127 (24233 – 24234) от 9 июля
Не стыдно признаться: осталось что-то У меня, у прожжённого, тёртого, От тебя, лейтенанта, от того, что на фото Осени сорок четвёртого. Не стыдно признаться: осталось что-то У меня, у прожжённого, тёртого, От тебя, лейтенанта, от того, что на фото Осени сорок четвёртого.

И сегодня я прохожу по редакционному коридору мимо этого кабинета с затаённым желанием неожиданно распахнуть дверь. Раз — и запустить отсчёт времени в обратном порядке. Дверь распахивается — и ты видишь за столом человека, он пишет. Такой кусочек прошлого почти четвертьвековой давности...

На самом деле дверь в кабинете редактора сельхозотдела газеты «Хакасия» Николая Кондратьевича Терскова была закрыта только в те моменты, когда он уезжал в командировку. Посмотреть, как идут сезонные сельскохозяйственные работы, пообщаться с руководителями хозяйств, доярками, механизаторами, агрономами. А потом вернуться в редакцию, открыть дверь кабинета настежь, сесть за рабочий стол и описывать результаты этих встреч для газеты. Работягой был — выдавал на-гора самое большое количество строк. Мы, молодое тогда ещё поколение, удивлялись: как так-то? Ничто ему не мешает! Ни шум и гомон редакционного коридора, ни настойчивые посетители, вооружённые идеями, как всё переустроить, ни рёв машин за окнами — ничего! Пишет и пишет себе заметки, корреспонденции, очерки, вести с полей. Настойчиво и стабильно. Прямо обидно! Тут пока выдумаешь прекрасные строчки о главном, сто потов сойдёт! Зато после можно месяц гордиться, каких ты фраз красивых понакрутил.
А он просто пишет. Без особенных слов и цветистых выражений. Пишет как есть. Про тракторы, отёлы, посевную, уборочную, виды на урожай. Работу работает. Утром идёшь по коридору — он уже на рабочем месте, вечером домой торопишься, а он как сидел утром, так и продолжает, только листков исписанных прибавилось…
На нас, молодое поколение, объявившееся в газете в 1992 — 1993 годах, Терсков особенного внимания не обращал. В то время ему уже исполнилось 70 лет, и на своём веку он видел не одну смену декораций. Мы называли его Дедом. Собственно, он им и был…
И всё же не оставляет меня сегодня досада, что, работая рядом, имея возможность общаться, проходили мимо человека — даже тогда, когда дверь его кабинета распахнута настежь. А результатом остаётся в памяти одна фраза: «Мы называли его Дедом»…


Нас в другое пространство и время

чёрным смерчем войны занесло…

На планёрках Дед обычно молчал — не критиковал никого, не гнобил за допущенные ошибки или идеологические упущения. Тихонько шуршал газетой, прочитывая её от корки до корки, складывал на колени, а после, когда заканчивались дебаты, привычно шёл работать. И так удивилась однажды, когда он начал говорить о моей зарисовке к 22 июня, дню начала Великой Отечественной войны. Я, когда писала её, сначала в душе дедушку вспомнила, который всю войну «от корки до корки» прошёл. Потом вдруг представила, как это — ты влюбляешься на выпускном, мечтаешь о завтрашней встрече, ложишься спать, полный счастливых предчувствий… А просыпаешься в другом мире — и уже любимая девушка учится на фельдшера, а ты ускоренно оканчиваешь курсы артиллеристов. А впереди у вас — война…
И это получилось пронзительно, что ли. А Николай Кондратьевич сказал: «Как Лена точно всё написала, будто жила тогда».
Похвала была приятна, но и удивила немного. Я же фантазировала: какая точность? А у Деда горло будто спазмом перехватило, и — да полно, не может этого быть! — разволновался он до слёз.
Тогда не задумалась над этим. Сейчас, пытаясь восстановить по крохам его биографию, понимаю, что и правда неведомо как попала в какую-то фантастическую, иначе не скажешь, точку пересечения мыслей и чувств.
В ней оканчивал школу Коля Терсков. И было ему 18 лет. И планы на будущее были, и девушка любимая — а как иначе. А месяц был — июнь 1941-го. Зелёный, вольный, черёмуховый, замешанный на вольном енисейском ветру. Манил из родной деревушки мир покорять, строить, жить, учиться. Осталось только шаг сделать…
Только мир пришлось не покорять — отстаивать. Уже в июле Николай Терсков был призван Новосёловским райвоенкоматом Красноярского края на фронт. Остались позади деревушка Улазы, откуда он родом, плачущая мать, младший брат Мишка (пятнадцать лет всего Мишке, а туда же, на фронт рвался с первых дней), утирающие слёзы одноклассницы…
Восемнадцать лет! Какими взрослыми они были — мальчишки, только окончившие среднюю школу. Щемит сердце, когда представляю эти проводы. Наверное, Николай Терсков был хорошим учеником, аттестат его нам не известен, остаётся только догадываться. Но не случайно же тогда необстрелянный новобранец был определён на учёбу. В то время, в начале войны, система артиллерийских военных учебных заведений только образовывалась. Помните песню:
Артиллеристы, Сталин дал приказ!
Артиллеристы, зовёт Отчизна нас!
Из сотен тысяч батарей
За слёзы наших матерей,
За нашу Родину — огонь! Огонь!
Песня эта впервые прозвучала лишь в 1943 году. А необходимость подкованных военспецов стала ясна с первых дней Великой Отечественной. Тогда для артиллерии подготовку офицерских кадров осуществляли 32 училища, четыре высшие школы и академия.
И также можем только предполагать, где именно учился будущий лейтенант Коля Терсков. Он не оставил воспоминаний о себе, и даже личное дело, которое заводится в каждом рабочем коллективе и может рассказать нам о жизни человека хотя бы скупой строкой документа, тоже было утрачено.
Остаются предположения. Одно из них: Терсков мог окончить Ленинградское Красно­знамённое артиллерийско-техническое училище, филиалы которого были в Ижевске, Энгельсе и Белорецке, либо одно из четырёх томских артиллерийских училищ.
Томск — самый близкий к нам, сибирякам, город, воевал же лейтенант Терсков на Западном и Ленинградском фронтах, так что Ленинград я тоже не исключаю. Именно здесь в июле формировались стрелковые и артиллерийские батальоны, зенитно-артиллерийские дивизии, сводные курсантские дивизионы. Подготовка артиллерийских кадров осуществлялась в короткие сроки: от 6 до 12 месяцев в академии и от 4 до 10 месяцев в военных училищах. Далее из личного состава курсантских подразделений формировались артиллерийские и пехотные полки, вливавшиеся в ряды действующей армии и принимавшие активное участие в защите Отечества.


Недаром помнит вся Россия!

Благодаря сохранившимся в архивах «Память народная» документам известно, что лейтенант Николай Терсков, девятнадцати лет от роду, участвовал в обороне Москвы в самые трудные для страны времена — осенью 1941 года в составе 1072-го артиллерийского полка, около года находился в 152-м укрепрайоне. Да, это Можайск. Да, там, где Бородино.
Более всего рвался враг и в 1941 году пройти на Москву именно в этом направлении. 75 фашистских дивизий участвовали в операции «Тайфун». С 6 октября 1941-го по 20 января 1942 года (в этот день войска Красной армии с боем вернули Можайск) здесь продолжались практически ежедневные кровопролитные бои.
В них закалялся характер вчерашнего школьника, так быстро ставшего воином, — Николая Кондратьевича Терскова. Страшные, кровавые университеты первых дней, месяцев войны. Он никогда не вспоминал о них. Сейчас, спустя годы, очень жалею, что никому не пришло в голову подробно расспросить его о том времени, записать воспоминания. Ведь всё равно можно было разговорить, узнать хоть малую толику. Правильно сказал классик: мы ленивы и нелюбопытны. Это и беда наша — но больше вина. Ведь знали же, что фронтовик. Но никогда не задумывались, что герой, на счету которого немало подвигов. Ведь в нашей редакционной жизни он был таким спокойным, скромным. Просто работяга, и всё…
Собственно, просто даже пройти эту войну от начала до конца уже было подвигом. Мало кому из поколения выпускников 1941 года удалось это. Мальчики, рождённые в 1923 — 1922 годах, были обречены навеки остаться восемнадцатилетними.
По статистике, только три процента бывших школьников этого выпуска вернулось с ­войны. Наш Николай Кондратьевич — счастливчик! — вошёл в их число. Он прошёл всю войну. До Берлина, правда, не дошёл — был тяжело ранен.


На сотни лет во мне предсмертных стонов…

Об этом тоже удалось узнать на сайте «Память народная». Из приказов о награждении Николая Терскова орденами Отечественной войны II и I степени.
«Лейтенант Терсков, будучи командиром взвода управления батареи, — читаем в первом приказе, — хорошо организовал разведку противника с НП (наблюдательного пункта. — Прим. Авт.). Сам лично вёл беспрерывную разведку. Все разведанные цели были уничтожены.
Во время артподготовки 10.06.44 года при выбытии из строя командира огневого взвода руководил огнём взвода, в результате чего уничтожено два ДЗОТа и проделано 2 прохода в проволочном заграждении. Этим было обеспечено продвижение нашей пехоты вперёд и занятие первой и второй траншей окопов противника без потерь».
В другом приказе, о награждении Николая Терскова орденом Отечественной войны II степени, речь идёт о советском плацдарме, созданном для дальнейшего наступления в глубь финской обороны. 9 июля 1944 года ценой высоких потерь была форсирована река Вуокса, что и позволило создать этот плацдарм.
Здесь же и закончились бои Великой Отечественной войны для лейтенанта Николая Терскова, которому к тому времени исполнился 21 год.
Читаем приказ: «В бою ­­09.07.44 года при форсировании реки Вуоксы организовал тщательную разведку противника и лично обнаружил два ДЗОТа и одно орудие прямой наводки, которое было уничтожено огнём его батареи. После ранения командира батареи принял на себя командование и под ураганным огнём противника организовал переправу материальной части и боеприпасов на северный берег реки Вуоксы.
11.07.44 года при отражении контратак противника был тяжело ранен, но управлял огнём батарей и эвакуировался в госпиталь только тогда, когда была отбита контратака противника».
Когда прочитала в приказе о награждении слова о тяжёлом ранении, мне невольно вспомнились строки известного поэта, танкиста-аса, попавшего на ­войну после девятого класса, Иона Дегена «Ты не ранен. Ты просто убит»
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам ещё наступать предстоит.
Этот поэт спустя много лет, когда его пронзительные строки дошли до слушателей, стал голосом поколения 17 — 18-летних мальчиков, воевавших на той войне, погибших — и победивших. И строка «ты не ранен, ты просто убит» здесь не случайна, потому что ранение, полученное Николаем Терсковым на поле боя, было практически смертельным. Ранение в голову, тяжёлая контузия, позже, в госпитале, пришлось удалить один глаз. Спасло то, что лейтенант Терсков был очень молод и жить хотел. Тем более что и победа была близко — гнали врага уже по его территории.
Я не знаю, где был госпиталь, как проходило лечение, что пережил молодой лейтенант Терсков, когда узнал, что может лишиться слуха и зрения. Операции, головные боли, долгое выздоровление — всё это было, но ничего не знаю об этом, и мне правда до слёз жаль. Жаль, что были так черствы к Деду, в какой-то мере оказались неблагодарными.
Впрочем, он и не сетовал нисколько на это. Тот, кто пережил такие испытания, очень крепок душой. И это в нём чувствовалось всегда.


Человек. Журналист. Профессионал

Демобилизован был Николай Кондратьевич в декабре 1945 года. Приехал на родину, работал инструктором райисполкома, секретарём райкома партии. После окончания высшей партийной школы назначили редактором газеты «Уярский рабочий». В 1962 году, после «хрущёвской» реформы СМИ, когда газеты в районах поделили на промышленные и сельскохозяйственные, стал заместителем редактора «Сибирского хлебороба» в Ужуре. Чуть позже — заместителем редактора в ширинской районной газете «Знамя коммунизма». Мало сейчас осталось людей из того времени. Совсем недавно ушла от нас Нина Петровна Иньшина, журналист и дочь известного журналиста Петра Сидоровича Осауленко. Кажется, вчера ещё разговаривали с ней, вспоминали Кондратьича, а сегодня остаётся сожалеть, что не записала её голос на диктофон хотя бы.
Нина Петровна вспоминала, что некоторое время, в Туиме, кажется, жили семьи Терсковых и Осауленко по соседству. И тогда Николай Кондратьевич отличался своим необыкновенным спокойствием и фантастической работоспособностью. Никто не слышал от него плохих слов, даже резких — никогда. По словам Нины Петровны, иногда они собирались с её отцом, другими фронтовиками на просторной веранде их дома. О войне говорили тихо или же не вспоминали вообще. Больше разговоры вели о работе, о профессии.
В семидесятые годы Николай Терсков начал трудиться в газете «Советская Хакасия». Некоторое время, пока не дали служебное жильё, ему с семьёй пришлось ютиться в редакционном подвале. Во время одного редакционного «междусобойчика», на который собирался тогда весь коллектив газеты, он рассказал об этом Юрию Абумову. Тепло вспоминал то время, улыбался удивлённо. Наверное, тоже был поражён моментом скоротечности жизни — вот ещё ты молод, полон сил, пользуешься огромным уважением, но время всё превращает в песок, который протекает сквозь пальцы, как бы крепко ты ни сжимал ладонь…
Николай Кондратьевич проработал в нашей газете 27 лет, почти до конца жизни. На пенсию ушёл в 75 лет. Знал о сельскохозяйственной отрасли Хакасии всё — был знаком с каждым специалистом. И его очень уважали за профессионализм, точность подачи, глубокое знание предмета и доброе, спокойное отношение к людям. К фронтовым наградам добавились медали «За освоение целинных земель», «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина».
Конечно, такому человеку было очень трудно без работы. Он умер в июне 2007-го. Ушёл скромно, как жил. В редакции об этом узнали почти через год — коллеги пошли поздравить ветерана с наступающим праздником Победы, а от соседей услышали печальную весть. Поздравлять оказалось некого.
Где он похоронен, тоже неизвестно — не удалось ра­зыскать его родственников. Наверное, поэтому для меня он остаётся живым и сейчас. Я постоянно с сожалением вспоминаю о том, как мало знала о нём. И, проходя мимо кабинета, в котором в своё время он трудился, не раз хотела неожиданно распахнуть дверь… И на секунду оказаться в недалёком прошлом.

Елена АБУМОВА

Эхо войны

… До самой смерти буду вспоминать:
Лежали блики на изломах мела,
Как новенькая школьная тетрадь,
Над полем боя небо голубело.

Окоп мой под цветущей бузиной,
Стрижей пискливых пролетела стайка,
И облако сверкало белизной,
Совсем как без чернил «невыливайка».

Но пальцем с фиолетовым пятном,
Следом диктантов и работ контрольных,
Нажав крючок, подумал я о том,
Что начинаю счёт уже не школьный.

Отрывок из стихотворения Иона Дегена,
ровесника Николая Терскова, поэта,
ветерана Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг.



Просмотров: 1010

Материалы по теме