В 60-х годах прошлого века часто звучала такая песня: «На каждой из маленьких станций свой дождь и своя весна...» Действительно, не устаёшь удивляться сложнейшему «хору» страны, где у каждого(!) своя партия.
С уходом из жизни любого человека мир в чём-то беднеет, но богатеет с новым рождением.
И хочется хотя бы в памяти сохранить эту песню, особенно когда любишь. Вот и известная в Хакасии певица Ираида Ахпашева захотела рассказать о своём отце, оставившем этот мир в апреле нынешнего года.
Быстрая река больно глубока
— Моя бабушка осталась в 1937-м одна с пятью дочерьми и сыном Захаром, — с привычной уже печалью говорит Ира. — Папа мне рассказывал, как люди в военном выстроили деревенских мужиков (Хызыл аал Ширинского района) и в лоб спросили: «Кто за Троцкого?» А мужики и духом не ведали, кто такой этот Троцкий... Кто угадал, кто нет, но в результате в одну сторону поставили тех, кто «за», в другую — кто «против». Александр Егорович, дед мой, пожал плечами и одномоментно стал троцкистом. Попал на лесоповал на острове Медвежий Свердловской области. Там и погиб.
Дети без «таких» отцов — к ним иное отношение... Захар огорчался очень, убегал к Белому Июсу и сам не подозревал, что сочинял тахпахи — пока боль не отпустит. Впрочем, особо горевать было некогда — работа девятилетнему пацану выпала не детская. И случилась у мальчика любовь к лошадям, да так и осталась — делом жизни. Но это потом... У Ираиды Захаровны до сих пор «сердце заходится», когда вспоминает рассказ отца: он, 14-летний пацан, с двоюродным братом («дядей Тимой») девяти лет по приказу бригадира гнали лошадей через Белый Июс. Вода была большая, мальчишек, сидящих вдвоём на одном коне, подхватило течением. Лошадь всё же вынесла их на берег, судорожно вцепившихся в седло. Или в гриву? Не суть важно. И это далеко не единственный эпизод рискового детства 30-х годов.
Из далёкого аала — под американские бомбы
В 1949 году Захара Поросёнова призвали в Красную армию, с 1950-го по 1953-й он воевал в Корее. О той войне долго (официально) умалчивали, она не была похожа на войну «традиционную». (Сейчас о ней можно прочитать в той же «Википедии».) Коротко — это конфликт между Корейской Народной Демократической Республикой и Республикой Корея. Ещё в августе 1945 года, в связи с неизбежной капитуляцией Японии, США и СССР договорились разделить Корею по 38-й параллели, предполагая, что японские войска на севере сдадутся Красной армии, а капитуляцию южных формирований примут США. Полуостров был разделён на северную советскую и южную американскую зоны. Предполагалось, что такое разделение станет временным. Но начиналась холодная война. Не вдаваясь в дипломатические и военные перипетии конфликта, отметим, что это была опосредованная война между США и их союзниками и КНДР и СССР. На стороне нашей страны был и Китай, но официально его силы именовались «китайскими народными добровольцами». Некоторое лукавство было и у нас, например, военные советники считались «корреспондентами ТАСС». (Америка, Великобритания и ряд других стран — «миротворческие силы ООН».) Тем не менее в конфликте участвовали 30 тысяч советских военнослужащих.
— У отца была замечательная память, — рассказывает Ираида Ахпашева, — он помнил буквально каждую станцию по дороге в Корею. А вот о самой войне практически не рассказывал. Хотя был старшим разведчиком зенитной артиллерии. Лёгкий, подвижный, ловкий. И выносливый. Сибиряков именно поэтому для разведки выбирали. Да и внешность «с маху» могла обмануть врага... Только в последние свои годы (то ли они давали подписку о неразглашении?) папа обмолвился, что американцы бомбили так — головы не поднять...
Вернулся Захар Александрович в 1953-м: с контузией, оглохнув на одно ухо, что не помешало ему петь. Да и плясать отлично — мир ведь! Не сразу, но участников тех корейских боев приравняли к ветеранам Великой Отечественной.
Моё детство — красный конь
Занялся Захар Поросёнов любимым делом — коневодством в совхозе. «Лихой наездник, — говорит Ира, — на скаку подброшенную кепку ловил. Коней умных выращивал. Случалось, — смеётся дочь, — пригубит на празднике, лошадь сама его куда надо привезёт».
— А я с детства верхом. Впервые отец посадил меня на коня в шесть лет. Ездила с ним на сенокос — хозяйство ведь... Интересно было! Говорил, по каким признакам определять погоду, куда и почему ветер дует. Такие, знаете, нюансы, они же с детства впитываются. («Юморной у нас дед», — говорили позже внуки.) И «комплименты» выходили часто... своеобразные: «У моих дочерей походка, — говорил папа, — как у необученных лошадей...» А что? Все, не только я, наездниками выросли. А то смеялся: «Если Ира едет, обязательно дождь будет». Так и случалось. Мама на это: «Ох, тернистой станет дорога у дочери нашей...»
Маму, Степаниду Ивановну Арыштаеву, отец полюбил сразу и на всю жизнь, а прожили они вместе без малого 60 лет, вырастили трёх дочерей и двоих сыновей. Мама мудрая была, хотя времени нам уделяла меньше, чем отец (работа, хозяйство, да это понятно, что женщинам всегда некогда). И лаской бабушки мы не были обделены. Я теперь думаю, что вольное, на просторе детство наше было как у Христа за пазухой. Хоть и не жили богато, но достаток был — на хозяйстве работали все с удовольствием. Кстати, папа любил чистоту, очень. Аккуратный. Как он заправлял постель — ни одной морщинки. Пришёл из сарая, например, тут же валенки почистил и поставил носок к носку. Наряжаться любил. Я ему как-то (уже будучи взрослой) подарила хакасскую рубашку. «Что-то не то, не по-нашему, по-аскизски сшита!» «Свою» же, ширинскую, природу любил всем существом. Много о чём рассказывал: о том, какое дерево можно срубить, какое — нет. Знал о местах силы. И не только. Об исторических местах знал тоже, например, о пути Соловьёва в Гражданскую войну.
— Яркое впечатление, когда однажды ехали мы с папой из Малого Спирина в нашу деревню (я училась тогда в шестом классе), всю дорогу с ним говорили. Что особенно запомнилось: «Доча, если едешь с кем, то именно в дороге узнаешь, какой это человек», — продолжает Ираида. — В детстве нет прописных истин, всё новое, всё впервые. Интуитивно мы воспринимали... ну хотя бы верную ноту в отношениях с людьми. И ещё у отца был дар: из деревни, даже из района, приезжали к нему люди «править голову». Потом ему это делать запретила мама: «Ты лучше молитвы читай». Она воцерковленная была. Когда умерла, священник её отпевал и нам сказал: «Степанида чистая, она к Богу готова». Маму смертельно подкосила смерть обоих сыновей, моих братьев... Папа тяжело, но выдержал, благодаря любви дочерей и внуков. И молитвам.
Да не заблудится душа моя
— В семье, роду все хорошо пели: тёти, дяди, да все родственники, особенно наша мама. Дядя Георгий Иванович Арыштаев привёз с войны трофейный аккордеон. На аккордеоне играл и брат мой, у него был абсолютный слух. Но не доучился в музучилище, пошёл в армию. Играл, но к профессии музыканта не вернулся. На мои же концерты папа с мамой по возможности приезжали часто — поддержать. Отец любил слушать, как я ему (уже дома) играла на чатхане и пела. Когда я готовила программу «Мелодии Белого Июса», включила туда папины тахпахи, шутки, прибаутки. (Многое вошло в сборник, который издал Союз композиторов с Германом Танбаевым.)
— У нас есть место родовое, — продолжила Ираида Захаровна, — на берегу Белого Июса. (Мама «предводителем» была, собирала род Поросёновых.) И туда в последние его годы мы возили папу — в марте, после Чыл Пазы. Ох как заряжался там. Костерок разведём, сидим, пьём чай. Порой отец расскажет, как себя вести в святых местах, где молчать, а возле воды — не кричать... И как-то ему там было спокойно. А что папу держало? Повторю: внуки и правнуки, он словно оживал. «Ты посмотри, — говорила я сестре, — он лежит и поёт!» Ножки-то уже были слабенькие... И ушёл отец из жизни с лицом умиротворённым — сделал всё, что нужно было ему... Да, я переведу, если хочешь, один из его тахпахов: «Над белым тасхылом могучим пусть стелется голубой туман. По земле родной, где я хожу, да не заблудится душа моя».
Татьяна ПОТАПОВА
