В Национальной библиотеке имени Н.Г. Доможакова (и при её поддержке), наряду с торжественным заседанием по случаю 95-летия архивного дела и Национального архива РХ, состоялась IV межрегиональная научно-практическая конференция «Архивные документы в системе объективного научного знания». Традиционные её организаторы — министерство культуры и Нацархив Хакасии.
С ориентацией на юбилейную дату пленарные доклады доктора исторических наук Валентины Тугужековой и директора Нацархива, кандидата исторических наук Евгения Прищепы вполне логично звучали так: «К вопросу истории архивного дела в Хакасии» и «Национальный архив Республики Хакасия: итоги развития, перспективы». Стоит сказать о том, что нынешний сборник материалов конференции планируется уровнем выше, чем предыдущие: он будет уже, как сказал Евгений Валерьевич, «ринцевский», что следует понимать — под статусом Российского индекса научного цитирования. Это говорит о востребованности таких мероприятий и об интересе к ним научного сообщества страны. Но сегодня мы коснёмся лишь трёх тем: две непосредственно с события, а одна — тоже имеющая прямое отношение к деятельности Нацархива, хотя и чуточку «около» конференции.
У нас появится фонд Катанова?
— На одной из секций конференции прозвучал интереснейший доклад Рамиля Миргасимовича Валеева, доктора исторических наук, профессора Казанского (Приволжского) федерального университета, о наследии Николая Катанова, — рассказывает Евгений Прищепа. — Увлечённый темой учёный, он объездил все архивные центры, где только есть сведения о нашем замечательном земляке. У нас же с ним тесное сотрудничество, много совместных проектов, прежде всего с Валентиной Николаевной Тугужековой, которая за 50 лет научной деятельности познакомилась со многими архивами, где хранится наследие Николая Катанова.
— Ещё есть поле для открытий?
— Конечно, это ввод в широкий научный оборот новых документов, рукописей, которые сегодня известны лишь узкому кругу специалистов, они «разбросаны» по разным архивам. Многие документы вообще не переведены на русский язык, находятся в других государствах, большинство — в Турции, бывает, в частных коллекциях. Остаются неизданными труды из его переписки, заметки о путешествиях, в том числе по Минусинскому округу. В этой связи Нацархив прорабатывает возможность создания фонда Катанова — именно отдельного фонда. (Кстати, в сентябре этого года на форуме в Красноярске мы обсудили с Рамилем Валеевым этот вопрос.) Но проблема в том, повторю, что части наследия учёного находятся в отдельных субъектах России и за границей; поэтому есть сложность в получении материала, который составит этот фонд.
Сейчас мы занимаемся конкретной работой с Татарстаном: скорее всего, Нацархив получит копии документов со ссылкой, где хранятся их оригиналы. Ведь любые документы любого архива — это его достояние, его изюминка, кто же с этим расстанется? А с Турцией, спрашиваете? Всё будет зависеть от политических реалий. Хотя специфика архива — достоверность документов, в них по определению не может быть оценочного характера.
Модель материального мира
Одно из направлений работы Нацархива — издание работ и монографий. Особенно к круглой дате. Презентация монографии Евгения Прищепы «История хакасского традиционного жилища в XVIII — XX вв.» была приурочена к недавнему же празднику саяно-алтайской книги. Сугубо научный труд предваряет захватывающее дух лирическое предисловие. Его трудно не процитировать, тем более что в нём в той или иной степени отражается всё многообразие хакасских жилищ.
«У кочевника дом внутри», он даже не в чарующем полумраке юрты в пределах её решётчатого остова, он всегда намного глубже. И глубина эта измеряется веками и поколениями. Этот дом везде: и в земле с её деревянными срубами-жилищами мёртвых, и в соизмеримых взору пределах земного бытия. Иногда он возвышается над землёй, устремляясь клювом птицы к облакам, как конический алачых — гора. Дом этот внутри уже далёкой, дышащей уютом кошемной иб, согреваемой тлеющим камельком. Он трепещет белой берестяной покрышкой двери тос иб, пропускает лучи солнца на восходе и отдаёт ветру своё тепло, но тут же согревает душу человека съедаемыми огнём дровами. Духи-хозяева за это им благодарны, танцуют рядом при огне и делятся теплом и светом с людьми через камов. Иногда дом проступает неясным контуром четырёх столбов-трес архаичного ат иб, как мифический конь, подпирающий небосвод вселенной, такой близкой и далёкой одновременно. Дом этот крепок и суров как тура, неясным своим контуром проглядывающий сквозь века и, как бы стыдясь высоты, скромно приземлённо красуется плоской крышей. Он горит таёжным костром охотничьего одаг, согревая своих одиноких постояльцев, а вековые кедры скрывают дым своими пышными ветвями. Этот дом разный, он и в молчаливых всезнающих тёсь, но всегда где-то внутри согревается огнём земных забот... Священный дым от этого очага всё ещё стелется вдоль земли, режет вглядывающиеся в него глаза, выбивая слезу, и рисует размытые контуры этого дома».
«Изюм» монографии не только в максимальном обобщении всей имеющейся информации о жилище хакасов. Главное, научная работа разрушает определённый обывательский стереотип, что жилища эти — непременно юрты, несмотря на разные архитектурные типы строений (которые частично упомянуты и в лирическом предисловии). И этот стереотип, разъясняет Евгений, в какой-то мере препятствовал изучать историю жилища.
— На самом деле юрта как таковая — жильё переносное, с цилиндрическим каркасом стен и войлочным покрытием, — говорит автор монографии, — но мы привыкли называть юртой любое похожее непереносное. Деревянные, к примеру, жилища имеют разные названия, с юртой их сближает только внешнее сходство. (О первых типах юрт упоминал ещё Геродот, описывая обиталища скифов.)
Говоря языком науки, жилище — один из важнейших элементов материальной культуры этноса, модель мира, несущая в себе его черты. И соответствующие изменения в назначение и архитектуру жилища вносит время. Анализируемый в работе Евгения Прищепы период (XVIII — XX вв.) связан с изменением образа жизни хакасов, переносные юрты (юрты как таковые) достаточно быстро выходили из обихода: люди становились достаточно оседлыми. Наступал период господства жилищ другого типа, к примеру, тура. Плюс влияние на хакасов строительных культур соседствующих этносов и формирование новых историко-культурных групп населения Южной Сибири. Та же упомянутая автохтонная тура стала конструктивно меняться с приходом русских. Переносные юрты быстро исчезли, но оставались другие типы простых жилищ: пастухов, охотников, использовались для летников...
— Евгений, вы, собирая материал, ездили по Хакасии?
— Традиционные жилища — явление уходящее, но мне доводилось видеть их в некоторых аалах Таштыпского, Аскизского районов. Они уже ветхие, не функциональные, стоят, скорее, как память... Но в основном источники изучения — архивные документы. Есть, к примеру, в Нацархиве личный фонд Кузьмы Михайловича Патачакова. Много фото, зарисовок и в его книге «Очерки материальной культуры хакасов». Замечу, что недостаточно изучена эта тема ещё и потому, что исследователей, путешественников уже далёких лет (начиная с Петра I, в частности, экспедиции Даниэля Готлиба Мессершмидта) интересовало то, что было неким нестандартом; они просто не обращали внимания на те жилища хакасов, которые похожи на избы русских крестьян.
— И всё же, Евгений, археология помогает в исследовании «откуда есть пошло» национальное жилище?
— Да, многие постройки имеют древнюю историю, ещё дотюркского периода: об этом мы можем судить по находкам, которые появились и появляются с развитием поселенческой археологии. У нас достаточно хорошо изучены погребальные памятники — по ним воссоздаём обрядовую сторону народа, его мировоззрение. При этом поселенческая археология оставалась немного в стороне... Но тем не менее она даёт объективное представление и о древних жилищах, куда корнями уходит материальная культура этноса. Поселенческая археология открывает новые горизонты для изучения генезиса отдельных типов жилищ: как раз то, что находится за пределами, скажем так, чисто этнографических возможностей.
История требует не только времени, но и площадей
В докладе на конференции (с широким участием учёных, краеведов, архивистов из Хакасии, Красноярского края, Тувы, Иркутской и Новгородской областей, Татарстана...) Евгений Прищепа очертил и круг проблем, схожих практически для всех архивных организаций страны. В нашем Нацархиве острая проблема — нехватка площадей хранилища документов. Сегодня они заняты на 96 процентов, и вскоре могут быть исчерпаны, тогда возникнет остановка комплектования.
— Документы в Нацархив поступают практически ежедневно, — объяснил ситуацию Евгений Валерьевич. — Мы можем прогнозировать их определённый объём от госорганов, общественных организаций и так далее. Но, допустим, ликвидацию организаций прогнозировать невозможно. То же — с личными фондами известных людей (или их наследников).
— Нам определённо не хватает финансирования для оцифровки существующих документов, — продолжил директор. — И хотя сумма на это запланирована в ресбюджете, её мало при нарастающем объёме «бумаг» архива. Надо сказать, мы много делаем сами, помимо основной работы (сверхурочно), но сложно соблюсти баланс между поступающими и уже оцифрованными документами. Ведь оцифровка должна превышать поступление. Эта серьёзная проблема напрямую связана и с потребностью в новых штатных единицах, и с наличием должной материально-технической базы. Мы запланировали лабораторию микрофильмов. Есть разные варианты оборудования для неё, к тому же (при нехватке площадей) эту лабораторию надо где-то размещать. Опять же необходимы дополнительные сотрудники... Эти и другие вопросы мы обсуждали на конференции с главой республики Валентином Коноваловым. Надеемся на встречу главы с коллективом Нацархива, чтобы детально и реально обсудить все назревшие вопросы.
Татьяна ПОТАПОВА
