Вот не каждому так везёт, чтобы мама учительницей была! Это, наверное, хуже даже, чем быть женой Цезаря. Ты всегда на подозрении. Друзья думают, что ты хорошо учишься, потому что по праву рождения у тебя фора — а тут попробуй, сделай что не так!

Уроки там небрежно выучи, форму школьную испачкай, ответь что-нибудь ехидное своим острым языком! Сразу выпишут шпицрутенов: «Родителей позорить не смей!»
А ещё везёт, что у мамы день рождения в начале осени — между праздником 1 сентября, когда все учителя нарядные и весёлые всяко показывают, как они нас любят, и Днём учителя. Тут уже мы должны взаимность показать. Букеты там, конфеты, духи «Быть может».
В день рождения мамы учителя со всей округи собираются у нас, чтобы скопом и праздники отметить, и маму поздравить. Родители за три дня начинают готовиться к нашествию — шуршат всякими магазинными вкусностями, готовят сальтисон и холодец, прячут от нас под замок конфеты («Для гостей, я сказала!»)
Нас трое. Старшей, Наташе, 13 лет, мне 7 (и я уже бывалый школьник, перешла во второй класс!), маленькой сестре Тане — годик с небольшим. Одна смирная, одна мелкая… Ну и я — особо опасный рецидивист.
Накануне дня торжества нас до скрипа намывают в бане, утром наряжают в красивые платья, мне заплетают ужасно тугую и безобразную, по моему мнению, косичку, украсив её сверху развесистым бантом. Будто мы послушные ангелочки, ага.
Выстраиваемся на крыльце и встречаем гостей. Они шумно радуются, угощают нас конфетами, дарят подарки маме и идут за стол.
После того, как в зале начинаются тосты и поздравления, можно выдохнуть. Пойти порыться в кучке подарков — ерунда всякая, чулки, платки, посуда — скучно. Духи ещё мамины любимые «Ландыш серебристый», фу! Пусть вон младшая ими занимается, уже пальчиками своими маленькими ковыряет упаковку, а мне пора.
Взрослые заняты своим праздником, и, значит, наступила свобода!
За воротами ждут друзья. Сор­вав ненавистный бант, делаю причёску прекрасной — всего-то нужно завязать аптечными резинками два хвоста за ушами. Красиво — сил нет! Смот­рела бы и смотрела на себя в зеркало, но некогда. У соседки тёти Шуры в самом конце картофельного поля сахарный горох созрел, и подсолнух величиной с футбольное поле. Всего-то прокрасться незаметно — и пируй! По-пластунски, как военные разведчики, переползаем немаленькое картофельное поле. Ага, вот он, сладчайший из всех сладких! Горох у тёти Шуры такой, что его можно есть вместе со шкурками — они сочные, даже вкуснее зёрнышек. И хрустят так здорово! Усевшись кружком, подтягиваем к себе зелёные плети, соревнуемся, кто громче откусит, и хихикаем от счастья.
Потом ползём к подсолнуху. Высоченная дылда, давно его приметили — чаша цветка размером с аэродром, семечки здоровенные, чёрные. Заботливая тётя Шура украсила его полос­ками фольги, прямо Новый год какой-то! Осторожно загибаем ствол, и в шесть рук начинаем откручивать вожделенное лакомство, радуясь, что первые успели. Сопим, пыхтим, откручиваем, наконец, подсолнуху бошку… И слышим вой фашистского истребителя. Милая соседка, превратившись в злобную фурию, несётся по полю, размахивая прутом. Но мы опытные воины — оставив оторванный подсолнух на волю победителя, летим во все стороны — у каждого есть свои схроны, где можно спрятаться, кто не успел, я не виновата!
Заховавшись в стайке с телятами, жду, когда всё утихнет, но вой становится всё сильнее, а к нему присоединяется ещё и кудахтанье маминых гостей.
«Это Ленка ваша! — надрывно голосит соседка, прижимая к груди подсолнух. — Мне ли не узнать её бошку патлатую! Не ребёнок у вас растёт, а маугля дикая! Горох потравили, подсолнух на семена растила, как за дитём ухаживала — и тот хулиганы бессердечные, чтоб полопаться им, угробили!» Гости гудят то осуждающе, то успокоительно. Папа отводит тётю Шуру в сторонку, суёт ей в карман деньги, вой стихает…
Учителя уходят в дом. По опыту знаю — нужно немного подождать, когда они заговорят о работе или, лучше всего, запоют «Калину красную» — понятно, что без пряников не обойдусь, но повинную голову меч не сечёт…
Ура, запели! Перескочив через забор с самым невинным видом, иду к крыльцу — нужно успеть взять книжку и сделать вид, что остаюсь ангелом. Да, коса расплелась, да, платье прод­рано и заляпано землёй и дурацким вашим подсолнухом. Но не пойман же — не вор!
Однако самонадеянность моя натыкается на сердитый папин взгляд. Он ничего не говорит, но смотрит так, что всё! Ощущаю себя несмываемым позором семьи, испортившим веселье, беру с земли прут повесомее и несу его отцу. Знаю, и гости не спасут. Буду бита и в угол поставлена — а все вокруг начнут пальцами показывать.
Вдруг в квартире что-то грохается на пол (это мама уронила кастрюлю), и раздаётся громкий смех. Младшая, Танюшка, докопалась до любимых духов, открыла «Ландыш серебристый» и вылила весь флакон на свою пушистую голову. Запах, скажу я вам!.. Но ведь и спасение!
Забегаю и становлюсь рядом с мокрой от пронзительных духов малявкой, присоединяюсь как бы к общему веселью, а когда учителя переводят взгляды на меня, раскрасавишну, весело и задорно кричу: «С днём рожденья, мамочка!» И, перекрывая новый взрыв смеха, ору: «И с днём учителя!»

Елена АБУМОВА