С июня 1937 года Хакасский обком партии словно перегретый котёл. Заседания бюро через каждые три-четыре дня.

Вот и 25 ноября под диктовку УНКВД рассмотрели сразу 32 персональных дела. Постановили: исключить из партии директора Черногорского Дома культуры Н.В. Лупандина «за связь с врагами народа», начальника абаканского депо М.С. Семенова «за то, что окружил себя аварийщиками», прокурора Абакана А.Н. Карамчакова «за связь с националистами» и ещё 29 коммунистов.
Первым же в списке вызванных на бюро значился А.И. Кузугашев. Слова и.о. первого секретаря обкома ВКП(б) Хаймса прозвучали как приговор: «Бывший представитель Хакасии при ВЦИК Кузугашев Андрей Иванович, 1905 года рождения, был теснейшим образом связан и находится в самых дружественных отношениях с группой врагов — буржуазных националистов: Торосовым, Кубасовым, Киштеевым, Бытотовым, Интутовой и другими и вёл практическую линию вредительства и сдерживания хозяйственно-культурного и политического расцвета Хакасии». Лишённый партбилета, он уже на следующий день был арестован.
В условиях, когда до предела был раскручен сталинский маховик репрессий, наивно было бы полагать, что Андрей Иванович не рассчитывал на роковой исход. Хотя во многих источниках повторяют одно и то же: мол, думал он о завершении учёбы в Московском институте электрификации и механизации сельского хозяйства — уже и просьба об освобождении от должности постпреда Хакасской автономной области при Президиуме ВЦИК РСФСР удовлетворена. Оставалось подналечь на учебники, засесть за чертежи, чтобы стать дипломированным инженером.

На взлёте

Люди, взращённые новой властью, с энтузиазмом строили будущее. Вера Андрея Кузугашева в то, что «в своих дерзаниях всегда мы правы», была подкреплена ещё и личным взлётом, невозможным в прежние времена. Из дореволюционной беспросветности да на вершину власти советской автономии!
Родился он 21 октября 1905 года в Аскизе, в крестьянской семье. Мать — Секлетея Лукинична Сидорова, отец — Иван Яковлевич Кузугашев. В 13 лет Андрей окончил двухклассное церковно-приходское училище, а дальше — лишь помощь родителям по хозяйству.
Новизну в жизнь юноши принёс комсомол, открывший светлые горизонты. Учёба на курсах счетоводов в Минусинске. Работа в Аскизском районном товариществе. Руководство окрепшей комсомольской ячейкой в родном селе. Переезд в Усть-Абаканское, где Кузугашев работал в уикоме РКСМ, затем в уездном исполкоме. В марте 1925 года он возглавил Аскизский райисполком.
А через считанные месяцы 20-летний Андрей Иванович — уже помощник краевого прокурора по Хакасскому округу. Проверял законность арестов и содержания жителей Хакасии в Минусинском доме заключения. Каждая поездка камерного прокурора растягивалась на неделю. А всё потому, что в Минусинск приходилось добираться через реки Абакан и Енисей на паромах: постой-ка в очереди на переправу...
По окончании юридических курсов в Перми Кузугашева назначили заместителем прокурора Хакасского округа. В этой должности Андрей Иванович проработал с 1927-го по 1930 год.
И вновь резкий поворот в карьере, не удивительный для молодой страны, а тем более для Хакасии, только что повысившей статус до автономной области. Каждый кадр — на вес золота. Кузугашев возглавил областной отдел народного образования. Требовалось решать — и по возможностям тех трудных лет решали — громадьё задач: и по сплошной ликвидации неграмотности, и по «охвату школой всех переростков от 11 — 15-летнего возраста», и по «переводу коренных школ на работу на хакасском языке», тормозившемуся из-за дефицита учителей.

Здравствуй, Москва!

Острая нехватка хорошо подготовленных кадров наблюдалась повсеместно — какую сферу ни возьми. Андрей Кузугашев, опытный, но всё ещё молодой годами управленец, понимал: ему тоже надо учиться. И не на очередных курсах, а в высшей школе. В 1932-м мечта начала сбываться. Москва. Рабфак. Первый курс вуза. И... предложение о совмещении обучения с государственной службой. В апреле 1933 года студента, готового тащить огромный воз работы, утвердили представителем Хакасии при ВЦИК РСФСР. И ведь тащил же. Так, при его активном содействии были решены вопросы о строительстве в Абакане областной типографии, Дома Советов, Дома культуры.
А это было очень даже непросто. Обивание высоких порогов Андрей Иванович однажды назвал «хождением по мукам». Буквально на ходу ему приходилось исправлять чужие ошибки.
В письме по поводу выделения ассигнований на строительство Дома Советов он обращал внимание руководства Хакасии на то, что «в своих ходатайствах и актах наших строителей мы определяем цифру на достройку первой очереди в 130 — 150 тыс. рублей, в Госплане просили «хотя бы на крышу и окна». Край просит 236 тыс. рублей и заканчиваем цифрой — 250 тыс. рублей. Отсюда и вопрос, поставленный в ЦК ВКП(б): «Вы, товарищи-хакасы, сами-то знаете, сколько вам денег надо?» И сколько бы ни заверяли наши строители и плановики, что проект и сметы строительства Дома культуры утверждены, даже чертежи приво­зили, но на деле оказалось, что ни проект, ни сметы никем не были утверждены».
Полпред в качестве одной из срочных мер предлагал прислать ему снимки застопорившейся стройки и «штук 10 фотографий нашего барака «Кино», его жалкий внешний и внутренний вид, буду бить на чувства». И ведь добился цели. Деньги выделили. Очаг культуры достроили. В конце 1936 года он распахнул свои двери для трудящихся.
Тогда же разворачивалось строительство и Дома Советов, который наряду с «двумя техникумами — педагогическим и фельдшерским» должен был стать «началом архитектурного оформления площади». Площади, где прежде располагался... базар. «То, что Дом Советов будет обозрим со всех сторон, имеет первостепенное значение для города», — подчёркивалось в задании к проекту, подписанном А.И. Кузугашевым. Так оно и случилось.
Только сам Андрей Иванович не увидел ни Первомайскую площадь, ни грандиозный (аж в три этажа) Дом Советов. Стройка завершилась на исходе 1939 года. К тому времени на этажах власти имя полпреда Хакасии было забыто.

Чёрные дни

Андрея Кузугашева арестовали 26 ноября 1937 года. Тогда уже вовсю «шили» дело Михаила Торосова, бывшего председателя Хакасского облисполкома. Михаил Григорьевич все чудовищные обвинения отрицал: «Ни в какую контр­революционную буржуазно-националистическую организацию я не вовлечён и ни в каком центре не состою. Я никого не вербовал и не вовлекал в буржуазно-националистическую деятельность. Связей с Японией, Шорией, Ойротией не имею. Подготовку к вооружённому восстанию не вёл, повстанческие отряды не готовил и не организовывал. Да и в мыслях у меня никогда этого не было».
В одном признался Торосов: «Да, я недоволен тем, что Хакасская автономная область входит в край, а не непосредственно в РСФСР. Я считаю, что пребывание в крае сдерживает развитие Хакасии как в экономическом, так и культурном плане. Почему? Потому, что ни одну экономическую инициативу Хакасии край не поддержал, наоборот, то, что Хакасия отвоёвывает в Госплане, Наркомфине, других ведомствах, урезает и не отдаёт ей полностью. (...) Хакасия вправе ставить вопрос о выделении в самостоятельную республику».
Эту мысль следователи УНКВД тут же подали как попытку создания «буржуазного государства под протекторатом Японии», куда, кроме Хакасии, ввели ещё и Ойротию с Горной Шорией. А людей, разделявших с Торосовым мечту об автономной республике, «загнали» в «буржуазно-националистическую контрреволюционную организацию» — наследницу «Союза сибирских тюрок». Оказавшегося в этих рядах Кузугашева обвинили и в том, что через представителя Ойротии при ВЦИК он «достиг соглашения о контактировании, об антисоветской работе в борьбе с Советской властью». Ложь!
21 июля 1938 года Андрей Кузугашев предстал перед военной коллегией Верховного суда СССР. Виновным себя не признал. Суд, длившийся формальные 10 минут, приговорил его к высшей мере наказания. Та же участь постигла других честных людей, так много сделавших для социально-экономического и культурного развития Хакасии.
В дни «чёрного июля» в Красноярске был расстрелян цвет нации.

Горькая чаша

Жизнь Андрея Ивановича оборвалась на 33-м году. Его родные в полной мере испили горькую чашу.
«Тася Кузугашева после ареста мужа была поселена в доме «троцкистов», — это строчки из письма родственницы Давида Сидорова, также расстрелянного по надуманному обвинению в июле 1938 года. По её словам, Таисию Васильевну Кузугашеву (в девичестве Плотникову) не оставляли в покое — требовали отказаться от мужа. В итоге она уехала из Абакана.
В изгоях оказалась и сестра Андрея Кузугашева. Анне после ареста брата пришлось оставить учёбу в Москве. «И в Абакане никто не хотел ей подать руку помощи. По случайности ей удалось найти место учителя начальных классов в Богдановке. А сама жила в двух-трёх километрах от деревни, в омшанике. Жила в большой нужде. Кто-то не боялся ей помогать, а кто-то сторонился. Сама же Анна Ивановна, позднее став учителем Бондаревской средней школы, ни в чём не изменяла себе — хранила в душе тепло. Дарила его детям. Прошло время, и все, кто жил с ней рядышком, тоже стали стараться согреть этого чудесного человека». Слова бондаревцев, чьё безмерное уважение заслужила Анна Кузугашева, тоже в архиве моей памяти...

* * *

21 мая 1957 года военная коллегия Верховного суда СССР признала, что А.И. Кузугашев осуждён необос­нованно. Он реабилитирован посмертно.

Вера САМРИНА