Пётр Драгунов сегодня достаточно известный писатель. Из «наших палестин» уехал давно, в конце 90-х прошлого века. Так случилось, что первыми читателями его произведений стали мы, журналисты «Хакасии». Нынче в России опубликованы романы, с которыми мы знакомились в рукописях: «Лузгень», «Мозаика», «Раковина», «Ветер душ...» Пётр так характеризует своё творчество: «Пишу очень сложно, не для всех. Большинство не поймёт, зачем я... Я не зачем, я просто живу таким образом». Нынешняя же подборка его стихов — из старых «запасов», из времён, когда молоды мы были... Если понравятся — продолжим публикацию.

Зацветёт антоновка цветом бледно-розовым,
Будет жечь костры мой дед, как всегда, весной,
Чтобы было яблоко чистым в осень позднюю,
Чтобы я сорвал его детскою рукой.

Были дни с надеждою, небом светлым полные,
Знойным солнцем залиты были мои дни.
Всё сбылось, исполнилось, даже сказка полночью...
Я смеялся весело, я весь мир любил.

Но часы песочные струйкой время меряют,
Жёсткой серой струйкою мёртвого песка.
Не жалею прошлого, ведь оно не теряно,
Только нет тетрадного белого листка.

* * *
Заклюют тебя вороны, сокол,
Хоть не веришь ты в то — заклюют.
Кто летает в том небе высоко,
Тот имеет в невесты беду.

Чтобы жить наравне с облаками,
Нужно голос — как ветру — иметь.
И летать, не снижаясь веками,
И границы меж миром стереть.

Только тянет вниз больно и сладко,
Только силишься всё объяснить...
И другим отдаёшь без остатка,
Что не сможешь себе подарить.

* * *
Есть у ночи своя свирель:
Трещит сверчок, щебечут ветки,
Их знойным обдувает ветром,
И мне мала моя постель.
Путь отливая серебром,
На землю небо сыплет звёзды —
То август щерится дождём
Для лета поздним.

И мчится к нам навстречу пыль,
Изведав дальность расстояний,
Чертя пунктиры меж мирами,
Боясь остыть.

* * *
В трёх сгорбленных фигурах жила тьма —
Абстрактная, не знающая правды,
Ей было наплевать на катафалки,
Игорные, публичные дома.

Ей волочиться за теченьем дня,
Чтоб не теряться в единеньи с ночью,
Не раствориться прочим среди прочих,
Не спиться напрочь, не сойти с ума.

Но вот беда ей постелила ложь
И надругалась, и живот надула.
Хоть день был светел и на день похож —
В трёх соснах заблудиться затянула.

И первая вскричала: правда — я,
Вкушала яблоко адамово другая.
Лишь третья расстелилась, как земля,
Под дождь свои ладони подставляя.

Она, наверно, не желала жить,
Она подспудно не желала спорить.
И чтобы остальных не беспокоить,
Она решила прочих не будить.

Две крайности мир делят век от века —
Где черное, где белое во мгле,
Где правая, где левая потеха,
А прочая скитается в нигде.
А прочая срослася с миром этим.
И горсть воды из прочих состоит.
И только ей печали утолить,
И только ей мне остаётся верить.

* * *
Слеза катилась по щеке,
В соседних клетках бился праздник.
Какой-то маленький проказник
Держал щеколду на замке.

Он запер нас с тобой одних,
Всё предоставив тесной воле.
Мы спотыкались в разговоре,
Сбиваясь на дела других.

Но лампа с бледным абажуром
Не оставляла шансов нам
Быть с полумраком по углам —
Она нас просто обманула.

Съев все шершавости в углах,
Скользила мягкость чистых линий,
Я лишь придвинулся на шаг,
Чтоб не остались мы чужими.

И пух волос покрыл меня,
Рассыпав оторопь по телу.
И сила жаркого огня
Протяжной вспышкой возгорела.

Метались руки, как в бреду,
Взрывались старые пустоты.
Сомненья прочили беду,
И жало бремя поворота.

Но сон, как занавес, упал.
О Боже, как мы изменились,
Когда с тобою вместе слились...
Кто взял, тот прошлое отдал.

Пётр ДРАГУНОВ,
деревня Быстрая
Минусинского района