Нина Михайловна Кривкова живёт со мной по соседству. Раньше мы часто встречались во дворе или в подъезде. Всегда улыбчивая, доброжелательная, спросит, как дела, как здоровье… Иногда присяду к ней на лавочку возле подъезда, столько историй расскажет. Сейчас она немного сдала, редко выходит на улицу. Но очень обрадовалась, когда я зашёл её навестить и попросил рассказать о том, как она Сибирь покорила. Особенно ей понравилось слово «покорила»...
— Никогда не думала я, что покорила, — смеётся Нина Михайловна. — Не принято было в те времена хвалиться своим происхождением из казаков. Начало 1950-х. Свекровь в райкоме работала, муж — на строительстве алюминиевого завода. Летом у нас на Донце благодать. Но они с Дальнего Востока были. Нашу мамалыгу да галушки едой не считали, да и климат не нравился. Зима не зима, дождь да гололедица. Муж на стену карту СССР повесил: всё выбирал, куда поехать. На Дальний Восток путь ему был заказан: в плену побывал. Его раненым в госпитале в Крыму фашисты схватили.
«Там Енисей, рыбы много»
Словом, выбрали Сибирь. Муж говорит: «Река там Енисей, рыбы много, тайга кругом — буду охотиться. И главное, судоверфь — баржи строят. Значит, дом тоже построим».
Собрались. Полстраны проехали на поезде. Двое деток малых — четыре и два года. Свекровь, мамой её звала, и мы с мужем. Неделю до Красноярска добирались. Помню, как с чайником за кипятком на станциях бегали, у женщин какую-то еду на перронах покупали.
Жулики по вагонам шастали, карманники, инвалиды милостыню просили, цыгане приставали… На третьих полках какие-то оборванные мужики спали, безбилетники от ревизоров под сиденьями прятались.
В Красноярске отправились на речной вокзал. Пароход лишь на следующий день. Пришлось ночевать прямо в зале ожидания. Дочек уложили на сиденья. Мы с мамой рядышком пристроились. Зал битком. Люди на полу спят. В основном северяне. Запомнила, как они шампанское из банок пили (я его тогда даже не пробовала) и стерлядью, муж сказал, закусывали. И черемшой. Там я её впервые увидела.
Утром сели на пароход. С чёрной трубой и колёсами, как в фильме «Волга-Волга». Сутки шлёпали по течению. На верхней палубе спали. Прохладно на воде. В одеяла кутались. Река широкая, мощная, а по берегам жилья не видно, только горы, заросшие лесом. Муж от борта не отходил. «Тайга, — говорит. — Тайга! Смотри, Нина, красота какая!» А я глянуть боюсь. У нас степь кругом. Ни рек таких, ни гор, ни тем более лесов.
Провожали, как на смерть
Вышли на берег. Крутой, тайгой зарос. Забор длинный. Пассажиры, что с парохода сошли, в гору направились. А мы на берегу маму со всем скарбом, с детьми оставили и пошли на разведку. Люди добрые помогли, нашли мы ночлег на пару ночей. Дом оказался бывшими ссыльными набит. 1954 год. Многие были освобождены после смерти Сталина. Они пароход ждали до Красноярска. Нас спрашивали: «Тоже ссыльные?» Очень удивлялись, когда узнавали, что добровольно приехали. Этот посёлок в Большемуртинском районе репрессированные основали. Везде они работали: и в конторе, и на судоверфи, и в школе, и в больнице.
Очень интересные люди. Очень образованные. Профессора, артисты, инженеры, художники. Квартиру мы на самой горе сняли, полдома. Работать на судоверфь устроились, детей в садик определили, маму в контору взяли. Купили участок с засаженным огородом. Помню, мама впервые молодую картошку подкопала, с одного куста — ведро. Сроду такой не видела. Или муж с первой рыбалки чуть ли не мешок щук привёз. Всё хорошо было. На купленной земле небольшой, кухня и комната, домик построили, чтобы жить, пока в большой дом не переедем.
Одна беда — мошкара донимала. В накомарниках работали. Спасало, что на горе жили, за нами уже тайга глухая, но всегда ветерок дул, мошку разгонял.
Несколько месяцев я на судоверфи работала, освоила профессию токаря. Бригада у нас была мужская, из ссыльных немцев. Солидные все, не пили, не курили, позже узнала, что баптисты.
Когда мы уезжали в Сибирь, друзья провожали нас, как на смерть. Женщины голосили, мужчины пугали дикими морозами. Я втайне со страхом ждала: ну, когда же они наступят, эти морозы? И выживу ли? И дождалась.
Поднимались как-то с мужем в гору. Раскраснелись, рукавицы сняли, спина мокрая, хоть полушубок расстёгивай. Знакомого встретили, а он: мол, на улице за 40 градусов. Ничего себе! На Дону зимой ветра страшные. Казачки лицо платком по самые брови закрывали, и то не спасало. Минус 10 градусов при таком ветре хуже переносится, чем минус 40 без ветра.
Хорошо мы ту зиму пережили. Избушка тёплая, картошки полный подпол. Бочку капусты насолили, огурцов столько же, все овощи свои и много. Удивляло сначала, что помидоры на кустах не вызревают, лишь на окнах и, как соседи посоветовали, в валенках. Зато в тайге столько ягод всяких, грибов, орехов — бери сколько пожелаешь. Сам не соберёшь, так соседи принесут. Ещё и уговаривают даром взять.
Потом меня на коммутатор взяли телефонисткой, мужа — заведующим клубом. Он образованным был, начитанным, рисовал прекрасно. Просто находка для посёлка. Режиссёром в клубе работала бывшая актриса из Одессы, из сосланных. Какая же у нас была прекрасная художественная самодеятельность! И пели, и плясали. Дети и взрослые. Две театральные труппы, тоже детская и взрослая. Мы с мужем сразу записались. Играли во всех спектаклях.
Муж и декорации сам делал, и задники рисовал. Он очень хорошо играл — особенно удачно белогвардейцев и шпионов, а я всё правильных героинь — активисток и комсомолок.
По субботам в клубе танцы устраивали. Школьников не пускали. Молодёжь поселковая, и даже семейные приходили, лет за тридцать — в порядке вещей. Бабки и дедки местные тоже собирались. Поглазеть и обсудить. На сиденьях вокруг рассядутся, внуки тут же на полу играют. Вот так проходили танцы. Под строгим присмотром.
Три раза в неделю в клубе кино крутили. В кассу загодя длиннющая очередь выстраивалась. Не всем хватало билетов, иногда муж и третий сеанс разрешал. Иначе его из клуба не выпустили бы. Я фильмы очень любила. Бывало, подсмотрю фасон какого-нибудь платьица и сошью — на руках. Хоть крепдешин, хоть креп-жоржет, хоть штапель. Машинку швейную лишь через пять лет купила, и то с рук. В магазинах их не было.
Новый дом, туберкулёз и Абакан
В 1956-м в новый дом въехали, через дорогу от нашей избушки. Так получилось, что сама его строительством руководила. Муж заболел туберкулёзом. Ездили они на гастроли по деревням, лошадь провалилась под лёд, он помогал её вытаскивать. Промок. Ангина. Осложнение на лёгкие. Сказались плен и работа на шахте после войны.
Дом хороший получился. Я его, как на Дону, глиной обмазала да побелила. Ставни голубые. Крыльцо широкое, высокое. Летними вечерами сидим с мамой и детьми на нём, а внизу — Енисей. Широченный. Самоходки, теплоходы идут по реке, музыка играет, люди смеются. Мошкару ветерок разгоняет.
Весь двор цветами засадила. Для местных непривычно было. Как это? Вместо грядок клумбы. А потом и сами стали в палисадниках цветы сажать, сирень, рябину, а черёмуха и без того у всех росла.
Огороды у всех огромные, а с водой беда. Дождевую в бочках копили, но это на один полив. Каждый день воду машина и конные возчики развозили, но её не хватало. Летом каждый вечер воду (40 — 50 вёдер) носила на коромысле от водокачки на берегу в гору, а это километра четыре туда-обратно. Не я одна. Все носили.
Дрова получали бесплатно от судоверфи. По 20 — 30 поленниц заготавливали. До сих пор вспоминаю печное тепло. Центральное отопление с ним не сравнится.
Вот так и жили бы и жили. Но мужу пришлось уехать сначала в Шушенское, затем в Ермаковское: там теплее. И он ещё пять лет прожил. Мама к нему уехала, чтобы поддержать. Следом и мы перебрались в Ермаковское. Работы там не было. Пришлось мне уехать в Абакан.
Затем и свекровь с дочерями перевезла. Устроилась на почту телефонисткой.
Образование у меня было совсем небольшое. Пять классов до войны, и шестой — под партами, куда мы прятались при бомбёжках. Но никто дипломов у меня не спрашивал. Раньше, ещё в посёлке нашем, доросла до начальника сушильного цеха, затем работала заведующей яслями. И в Абакане всё сложилось. Была депутатом горсовета, затем крайсовета, на пенсию ушла с должности начальника отдела кадров городской почты. Детей вырастила, выучила, пять внуков у меня, трое правнуков. 94 года на белом свете живу. Считаю, что хорошую жизнь прожила, правильную. Того и всем желаю!
...Такая вот она, моя собеседница — Нина Михайловна Кривкова. Донская казачка, не просто покорившая Сибирь, но и полюбившая её всей душой. И Сибирь ей ответила взаимностью. Встретила, согрела, помогла справиться с трудностями. А может, фронтовая закалка сыграла свою роль в её судьбе и умение выживать даже в суровые и голодные послевоенные годы? Ведь ушла на войну в 15 лет, а Победу встретила в 17. Невысокая девчонка в тяжёлых солдатских сапогах…
Виктор МЕЛЬНИКОВ
