Это строки из стихотворения «раннего» Кыштымова, считай, мальчика, ведь жизни он себе отмерил всего 29 лет...
Младенец, названный Анатолием, появился на свет февральской морозной ночью в селе Московское Усть-Абаканского района. Повивальная бабка радостно сказала матери Марии, что её сын родился «в рубашке», значит, счастлив будет... Трудно сказать, был ли он счастлив в житейском, обыденном понимании — в маршруте судьбы, в благополучии. Но Толя носил в себе и отдал нам, читателям и почитателям, гораздо большее, бесценное — абсолютную любовь, выраженную в точном, объёмном, певучем слове, когда строчки касаются нашей души ещё и удивительной музыкой своего звучания.
Сегодня, а не во время его короткой и нежной внутренней жизни, о творчестве Анатолия Кыштымова написано достаточно много. Начиная с писателя Ларисы Катаевой, открывшей читателям этого уникального поэта, его друга и биографа, до маститых столичных литературоведов. Например, Антон Метельков, пытаясь понять мировоззрение Анатолия, отдавал себе отчёт, что оно у Кыштымова скорее интуитивное, диктуемое распахнутым миру сердцем. В частности, у поэта «... смерть — как гость, которого надо приветить, вочеловечить, понять и простить. И тогда неизбежно наш уход — это всего лишь ответный визит с дарами и тёплым сердцем. А жизнь не кончается — снег будет всегда и мы будем всегда, став этим снегом. Для Кыштымова это серьёзные поэтические открытия, которые проникают через него, как через дыру между мирами — изъяснённым и неизъяснённым, раздирая её края». Да, во многом наш «хакасский Есенин» был и «снегопоклонником». Но не всё так мудрёно и в то же время не всё так просто.
Снег наклонно идёт
Навстречу вражеским танкам.
И встаёт, поднимается взвод
Из окопов в атаку.
И мальчишка встаёт,
Тот, который
В этом снеге умрёт
От разрыва крутого.
В первом снеге,
В белом снеге,
В протяжном,
В летящем...
После боя к нему соберутся товарищи...
... Снег наклонно летит,
Снег хрустит,
Снег становится эхом огненным.
Снег со всеми кричит,
Снег со всеми хрипит:
«Впе-рррёд! За Родину!”
А мальчишка упал,
На снегу ему жарко от раны,
Уплывает мальчишка по снегу
В дальние, дальние страны...
Но если продолжить мысль литературоведа Метелькова, то размытость миров — «здесь» и «там», на небесах, — острее чувствуется осенью. Это время прекрасного перехода в бесконечность: единства мира и души, сонастроя с гармонией сущего. Где радость и боль, а, значит, любовь, не разграничены между собой.
Есть в осени что-то от старой иконы...
Такое же золото, так же горит.
И кто-то за золотом этим, спокойный,
Сюда, не мигая, глядит и глядит...
Как рама иконы — деревья чернеют,
И нет никого, только взгляд до нутра...
И хочется встать перед всем на колени.
И так, в тишине, простоять до утра.
В основном все лучшие стихи Анатолия уже опубликованы (так не хочется говорить «посмертно»...) в нескольких сборниках, подготовленных Ларисой Катаевой с помощью его жены Людмилы Шушпановой: «Я не прощаюсь», «Избранное», «Звёздное», «Листозвон золотой», «Жарки растут в твои ладони». Но всё же есть ещё незнакомые читателям строки, которые Кыштымов по случаю, экспромтом, даже на каких-то бумажных обрывках раздаривал друзьям. Например, вот такой набросок:
Ах, как низко нависла туча!
Так и слышишь, шепчет: «Потрогай...»
Не гора — травяная куча
Набухает перед дорогой.
Вижу — ты отошла от шторы,
Знаю, в комнате потемнело...
У стола над тетрадкой села:
Написать письмо ему, что ли?
Напиши! Что ж ещё мне надо?
Пусть войдёт почтальон в мой дом,
На крыльце шарканув каблуком.
Осторожно пройдя по ограде,
(Он забудет, что нет собаки),
Он давно не входил в мой дом,
На крыльце шаркнув каблуком.
Вдруг запахнет свежей бумагой...
Я ему расскажу о тебе,
Напою его чаем с мятой.
...Он, от писем чуть-чуть уставший,
Вспомнит дом мой и день вчерашний.
Вспомним Анатолия Кыштымова и мы. Его «дом» и «день», который никогда не станет вчерашним.
Татьяна ПОТАПОВА
