Неисповедимы пути Господни, и, простите, какая-нибудь зараза да настигнет. К счастью, пройдя по касательной.

Мы, четверо здоровых и даже вменяемых журналистов, однажды отправились в командировку. Почему нас было так много? Потому, что в ситуации всяческих самоизоляций корреспонденты газеты практически не ездили по Хакасии. А если уж случалась такая оказия, то добра информационного надо было набрать по возможности выше крыши. Так что у всех были темы и дело, включая обязательного фотокорреспондента. Но день-два спустя оказалось, что у нашего водителя подтвердился коронавирус (во время поездки у него никаких симптомов даже близко не наблюдалось).
А вот в этом месте прямо-таки просится реплика по поводу... Некоторые прыткие СМИ (по принципам «кому война, а кому мать родна», а также «ради красного словца не пожалею и отца») мгновенно выложили в Сеть страшилку. Мол, в редакции «Хакасии» пять журналистов заразились коронавирусом. И с какой-то радостной надеждой сообщили, что скоро, по всей видимости, заразятся все. Тон был такой, словно речь шла о весьма и весьма неприличной болезни. Как следствие, похоже, нашей профессиональной неосторожности...
Ну да ладно, проехали. Сразу оговорюсь, что семья водителя не заболела (лечился дома), а у нас тем более падали шансы порадовать дружественные СМИ.
Но тем не менее всё по закону: нас, контактных, заперли на две недели в клетки собственных квартир. Сказать бы, вслед за поэтом, «в глуши, во мраке заточенья...» Но нет. Работали дистанционно, и не сказать, что меньше, чем в прежнем режиме относительной самоизоляции. Разве что она, изоляция, стала абсолютной: носа не высунешь. Что, конечно, отчасти напрягало. Сразу резко захотелось и в магазин, и в аптеку, и вообще весь мусор вынести. Всё познаётся в сравнении: маленькие радости вдруг несколько подрастают в размере.
За кромешной изоляцией бдительно следили стражи порядка: навещали каждый день, иногда не по одному разу. В первую проверку надо было с расстояния в два метра показать паспорт, потом, похоже, узнавали нас как родных. Случилось однажды, что не сработал домофон — и мы мило помахали друг другу: я — с балкона, симпатичные полицейские (девушка и парень) — под ним. Жалко, конечно, что без серенады и вееров.
В первые дни в «одиночной камере» было всё же несколько тревожно. Я ловила себя, например, на том, что активно и вдумчиво нюхала всё что ни попадя: от еды до шкафа в прихожей (была информация, что при covid в большинстве случаев пропадает обоняние). Особенно хороши для такого теста были кухонные запахи. Что не только не отбивало аппетит, а, напротив, усиливало чрезвычайно.
С каждым новым днём срока отсидки крепло убеждение, что зараза к заразе не пристаёт. Материалы в газету становились, соответственно, всё оптимистичнее (кажется, незаметно, но сам-то знаешь...) Мы постоянно обменивались, как члены приснопамятного политбюро КПСС, бюллетенями здоровья, причём отчёты эти с нас жёстко требовала главный редактор. Радовали мы её тоже по нарастающей — мол, не дождётесь! Коллега Людмила Радикевич в предпоследний день нашего заключения торжественно написала в чате: «Шёл тринадцатый день карантина...» Трогательным стало прощание в 14-й день с дружественными полицейскими. Подозреваю, что парень даже умудрился улыбнуться под плотной маской в ответ на моё радостное: «На свободу — с чистой совестью!»
Кстати, сильное впечатление произвели дамы в космических, отливающих металлом костюмах, которые брали у нас анализы на коронавирус. Синхронно отработанные движения по бесконечной смене перчаток и бахил, сопровождаемые дезинфекционным орошением. Молодцы.
И надо ли говорить, какими дистанционными аплодисментами мы приветствовали выздоровление нашего водителя! Получился народный редакционный праздник-онлайн.

Татьяна ПОТАПОВА