Есть вопросы, которые в горячке борьбы с коронавирусом упускаются из виду. Почему одни боятся эпидемии, а другие нет? Почему одни выполняют рекомендации, а другие на них плюют? Почему одни понимают серьёзность положения, а другие иронизируют? И как вообще мы будем жить после скорой или долгой победы над COVID-19?
Сегодня мы попытаемся ответить на заданные вопросы в беседе с профессором ХГУ, доктором философских наук Радием ИБРАГИМОВЫМ.
Шкала крайностей
— Радий Назибович, происходящее сейчас в мире показывает, что мы живём неправильно. Но в чём эта неправильность? Какие уроки должно извлечь общество и извлечёт ли?
— В данном случае местоимение «мы» («мы живём неправильно») внутренне разнообразно: кто-то живёт правильно, а кто-то нет, кто-то извлекает уроки, а кто-то нет. Глагол же «происходит» обращён на пандемию коронавируса. Он есть. И это объективная биологическая реальность. Проблема в том, как реагируют на него общество в целом и люди по отдельности. Это проблема критерия «правильности того, как мы живём».
В двух словах: общественно-системная реакция и стратегия в идеале могут разворачиваться по двум крайним сценариям, каждый из них внутренне логичен и непротиворечив. Эти сценарии можно рассматривать как концы одной шкалы, внутри которой каждая страна занимает своё умозрительное место.
— О каких сценариях идёт речь?
— Первый сценарий заслуживает названия «шведский». На вопрос: «Что делать?» здесь ответ: «Ничего!»
Пандемия — фактор эволюционного отбора. У 20 процентов населения есть врождённый иммунитет, 60 — перенесут болезнь относительно легко и выработают иммунитет в будущем. Остальные 20 процентов умрут. Печально, хотя рано или поздно умирают все. Зато оставшиеся будут защищены. Бенефициаром (конечным получателем) тут является здоровая молодёжь, которой в будущем не понадобится заботиться о многочисленных старичках и больных.
— А в чём смысл другого сценария?
— Второй сценарий назовём «военным». Он зиждется на уверенности в том, что пандемию можно победить консолидированными усилиями общества. Главное — организовать управление так, чтобы гарантировать невозможность передачи инфекции от одного человека к другому.
Отсюда автоматически вытекает, что всякий, кто нарушает самоизоляцию, представляет угрозу для всей общественной системы. И здесь крайним случаем дисциплинарного воздействия является не мизерный штраф и даже не выстрел в землю (для острастки), а немедленный расстрел нарушителя на месте. Социальным бенефициаром в этом сценарии будет возрастная категория пожилых, которая выживет и в дальнейшем сядет на шею молодёжи (её демографически становится всё меньше).
«Разгильдяи» и «смертники»
— Жутковато...
— Не очень. В реальности всё, что предпринимается в разных странах для борьбы с коронавирусом, находится где-то между этими крайними вариантами и поэтому носит половинчатый характер. Следовательно, о ком бы сейчас ни шла речь (о шведах, китайцах или русских), в любом случае живём мы неправильно, потому что нельзя быть немножко беременными.
Ну а кроме полярных концепций и бесхребетности их административного воплощения есть и ещё один разрез проблемы, социологический. Люди — разные. По уровню вменяемости, по склонности к панике, по уровню эмпатии, альтруизма — критериев тьма. И сколь бы последовательную концепцию борьбы с заразой мы ни предложили — будьте уверены, всегда найдутся бунтари, которые «против». Это и называется объективная социальная закономерность. И оптимизма она не внушает.
— Традиционные для нашего общества вопросы: кто виноват и что делать?
— По теме «Что делать?» вероятные сценарии уже нарисованы.
По поводу же темы «Кто виноват?» на занятиях я всегда говорил студентам, что разделение на социальные слои и группы происходит не только на политическом или экономическом основаниях. Люди сепарируются и по красоте, и по «лошадности», и по своим хобби. Пандемия расколола нас ещё на две когорты — на тех, кому вирус не опасен, и на тех, кому он грозит мучительной смертью (это пожилые и люди с хроническими болезнями).
Между «потенциально здоровыми» и «потенциальными жертвами» объективный антагонизм, потому что поведение одних представляет угрозу для других. Для «смертников» виноваты «разгильдяи», которые пренебрежением к маскам и перчаткам рано или поздно заразят первых, то есть станут вольными или невольными убийцами. Для «разгильдяев» виноваты «смертники», поскольку для обеспечения именно их безопасности государство затормозило экономические процессы. Ну и вообще эти «смертники» такие зануды!
Половинчатость мер, принимаемых государством, отчасти объясняется желанием учесть интересы и наших, и ваших. Да, дескать, мы не бросим «смертников» на произвол судьбы. Штрафовать будем нарушителей масочного режима — аж на целых три «тышши»! Однако нарушитель режима — это потенциальный убийца. И ему штраф, как вира в «Правде Ярослава» (денежная компенсация за убийство).
Тест изоляцией
— Радий Назибович, как может измениться жизнь после пандемии?
— Ответ двоякий. Конечно, бесследно эта свистопляска не пройдёт. Обрыв очных контактов — серьёзное испытание для социальной природы человека. Особенно если речь идёт о важных, значимых контактах.
В экономической сфере выживут лишь те, у кого накопилась «кубышка про запас», и те, кто попал в список системообразующих. Другим — банкротство, обнищание, безработица, социальное напряжение. Кто-то возненавидит окружающих: маски не носят! Кто-то, наоборот, сделает свой прежде абстрактный альтруизм действенным.
Но, с другой стороны, люди остаются теми же, и формы их сосуществования — тоже. Просто какие-то вещи становятся более заметными, выраженными. Вот, к примеру, говорят: разводов прибавилось после принудительной самоизоляции. Так их и без вируса прибавлялось год от года! Просто факт, что социальный институт семьи давно уже превратился в фикцию, обнажился в ходе «изоляционного тестирования».
— А что с образованием?
— Если говорить о системе образования, то размыв целей и задач, перевод его в разряд услуги, деградация отношений «ученик — учитель», очковтирательство и до эпидемии существовали. Когда же учебный процесс стал дистанционным, проблемы обострились. Теперь никто не скрывает, что побудителем школьника к учёбе является родитель, а не школа.
Дистанционная форма в высшей школе тоже показала, что в экономической конкуренции она выигрышнее традиционной: вместо сотни тысяч преподавателей — сотня виртуальных лекторов, вместо штучного взращивания интеллигенции — серийная штамповка продвинутых потребителей.
В обществе, где образование финансируется по остаточному принципу, аргумент: «Видите, оказывается, можно всё образование сделать виртуальным!» в перспективе может стать решающим.
«Понты» или потребности
— Стоит ли бояться этих изменений, и что они могут принести конкретному человеку?
— Стоит ли бояться, зависит от двух вещей — серьёзности изменений и пугливости конкретного человека. С точки зрения биологической, ничего серьёзного не произошло. Достаточно представить, как бы на угрозу коронавируса реагировало общество в середине XIX века, то есть до Коха и Мечникова. Никак!
Главная проблема не в физической реальности, а в наших головах. Да, пострадают экономика, политика, образование, семья и много ещё чего. Но пострадают ровно в той степени, в какой все эти социальные сферы, институты и организации являются иллюзорными. Допустим, конкретный менеджер по продажам или ногтевой дизайнер лишатся заработка. Но что помешает им переместиться в деревню и начать выращивать картошку во избежание голодной смерти? Правильно, только их «понты», они же «тараканы в голове».
— Но экономический кризис...
— Кризис страшен ровно в той же пропорции, в какой страшна сама экономика. Индустриальная и частями постиндустриальная, она может существовать, лишь растравливая прихоти потребителя. Общество потребления построено из иллюзорных «кирпичей». Оно в декларации составлено из рационалистов, но при этом каждый рационалист должен быть истеричным «хотельщиком».
Вспомним «сырные» контрсанкции. Для кого потеря аутентичного пармезана стала трагедией? Для тех, кто перепутал «понты» с потребностями. Но тогда, извините, не так уж страшно, если при выборе «пармезан или смерть» эти выберут второе. Глядишь, популяция немного очистится.
А вот если реальной станет перспектива физического голодания «широких слоёв народных масс», тогда дачное мародёрство покажется нам детской шалостью. Потому что доиндустриальная экономика, которой неведомы ни кризисы, ни пандемии, будет просто раздавлена.
Юрий АБУМОВ
