Становится немного грустно, когда начинаешь перебирать старые чёрно-белые фотографии, события и люди на которых вот-вот станут «преданьем старины глубокой». И поневоле хочется задержать в памяти, сохранить то, что уносит неумолимая река времени. Этот прожорливый Стикс стирает города и государства, меняет континенты — что ему людские судьбы, следа не остаётся даже от поколений. А если остаются, то становятся загадкой на долгие времена.

Например, каменные изваяния окуневской эпохи. Никто и поныне не понял точно и не смог объяснить, какое значение имели эти величественные, таинственные и прекрасные исполины в древности. Богами были? Идолами? Что за народ — и народ ли? — создавал эти памятники?
История человека, собравшего и, по сути, спасшего от уничтожения большинство окуневских стел, Альберта Николаевича Липского, также изобилует загадками и тайнами. Не оценена по заслугам и его научная деятельность. Да что там — сейчас о том, что был в Хакасии такой человек, учёный, подвижник, знают лишь специалисты и немногие люди, которые успели поработать с ним в музее. А спросишь человека обычного и получишь недоуменное: «А кто это?»
В ответ, кажется, достаточно привести этого человека в величественный зал каменных изваяний нашего музея и сказать: «Тот, кто сохранил это».
Только будет ли эта информация исчерпывающей?

Две краски — чёрная и белая

…Многогранный человек: талантливый учёный-этнограф, дворянин — и революционер, партизан, сотрудник НКВД, жертва политических репрессий, горячий пропагандист сохранения исторического и культурного наследия Хакасии. Человек, проживший бурную, богатую событиями жизнь, но так и не получивший особенной признательности со стороны потомков.
И задумаешься, понимая, что даже в воспоминаниях и документах, как и на старых фотографиях, по отношению к Липскому сохраняется формат «ч/б». Ну да, две краски — чёрная и белая. Почему?
Сам Альберт Николаевич в воспоминаниях утверждал, что судьба его подвержена была року, который преследовал его всю жизнь, делая незначимыми все жизненные и научные достижения. Даже камни, множество из которых с чётко прорисованными петроглифами были выставлены на знаменитой аллее возле бывшего здания краеведческого музея, сегодня стали просто плитами песчаника. Рисунки на них в большинстве своём утрачены.
В 1972 году спецкоры журнала «Вокруг света» Юрий Лексин и Валерий Орлов, побывавшие в Хакасии, встречались с учёным. Результатом стал материал, опубликованный в этом журнале в №1 за январь 1973 года — за два месяца до смерти Альберта Николаевича, с символическим названием «Мои камни».
Так называл изваяния «человек, собравший сюда идолов».
«Он собирает безмолвные камни с сорок четвёртого года, ему сейчас восемьдесят два, — пишут авторы. — Он встретил нас у музея. Тёмные брюки, коричневая — от лыжного костюма — куртка, поношенный, но отглаженный галстук. Вид вполне экспедиционный. Да мы и собирались в короткую экспедицию. Где-то под Абаканом, недалеко от Белого Яра, на могильном кургане стояло изваяние. Мой спутник уже искал его, но не нашёл.
— И не найдёте! — обрадовался старик. — Я и то не находил! — Он был доволен, что без его помощи не обойтись. — Если не возьмёте хакаса с собой, — говорил он с удовольствием, — того, который рассказал, где оно стоит, не посадишь и не повезёшь, ни за что не найдёшь! — И он гордо встряхнул головой.
Волосы украшали его. Седые пряди летели по ветру. Он знал, как они красиво летят. В машине он сел впереди, с шофёром. Мы тронулись, и я без обиняков спросил, почему он начал собирать изваяния. Старик повернул к нам красивую голову. Он глядел, явно оценивая нас: какой ответ может удовлетворить? И вдруг театрально закричал:
— Не знаю! Не знаю, зачем я это делал! — Он сделал паузу. — Я не задумывался! Понимаете?
Я кивнул, но быстрый отказ допытываться не понравился ему.
— Что вы понимаете? — спросил он вдруг тихо и с укоризной. — Вы не можете этого знать! Может, это было так…
И он стал рассказывать, быстро поворачивая к нам голову…»
Сегодня, проштудировав массу материалов, в которых о Липском поровну говорится объективного и откровенно негативного, я понимаю, что продолжение фразы «Может, это было так…» в устах учёного имело множество трактовок. О чём-то он не хотел вспоминать, что-то, как всякий романтик ( а Липский действительно был романтиком), приукрашивал. Но жизнь его действительно изобиловала приключениями, необъяснимыми совпадениями, странными тайнами.

Подобно Миклухо-Маклаю

Даже имён у этого человека было два. Первое — Альберт Николаевич Липский, второе — Георгий Дмитриевич Куренков.
Липский — фамилия польского магната, его отца. Куренков — фамилия по матери, красивой белорусской крестьянки, бывшей прислугой у Липского и родившей ему сына, которого потомственный шляхтич, по словам самого учёного, не признал.
Так ли это было или же именно отец помог своему незаконнорождённому отпрыску получить хорошее образование в Петербурге, сейчас утверждать трудно. У белорусской крестьянки вряд ли хватило бы на это средств. По крайней мере с рождения в 1890 году в деревне Тарстке Рогачёвского уезда Могилёвской губернии (в документах также указано: «в дворянской семье») мальчика называли Альбертом, и фамилию он носил Липский. Эта фамилия действительно указана в списке известных родов польской шляхты.
И хотя фотографий того времени не сохранилось, можно предположить, что внешне мальчик был «сущий ангел» — белокурый, голубоглазый, очень любознательный. О детстве известно очень мало. Рассказывая о своей жизни, Липский всегда аккуратно обходил эту тему. Даже в разговорах с Севьяном Вайнштейном (ныне — это легендарный учёный-этнограф, доктор исторических наук, в то время (1950 — 1952 годы) выпускник исторического факультета МГУ, по распределению попавший в Тувинский краеведческий музей) он рассказал только о том, что учился в гимназии и там же выбрал будущую профессию, которую считал самой интересной — «подобно моему кумиру Миклухо-Маклаю я мечтал стать этнографом и антропологом».
Вообще, личные воспоминания Липского сохранились в первую очередь благодаря Севьяну Израилевичу Вайнштейну, записавшему их в одной из археологических экспедиций, где Альберт Николаевич обучал молодого учёного методике археологических раскопок.
«Ежевечерне после завершения экспедиционной работы мы располагались у костра под звёздной бездной иссиня-чёрного хакасского летнего неба. При колеблющемся свете костра я вёл записи исповеди Липского о своей жизни.
— Записывайте, Севьян, записывайте! — наставлял Альберт Николаевич. — Со временем эти бумажки будут многого стоить. А вы их, быть может, опубликуете. Ведь времена обязательно изменятся, уж поверьте мне, старику.
Времена действительно изменились. Воспоминания были опубликованы (С.И. Вайнштейн. «Романтика и трагедии в судьбе Альберта Николаевича Липского»). Но и эта интересная статья не вызвала особенного резонанса. Может, действительно рок?
Учёный секретарь Хакасского национального краеведческого музея Игорь Таштандинов, исследователь научного наследия Альберта Липского, уверен, что это в большей мере связано с тем, что слишком сложной была его жизнь, в его биографии много белых пятен, связанных с его службой в ВЧК — НКВД на Дальнем Востоке.
— Это противоречивая и трагичная личность. Событий, которыми была наполнена его жизнь, с лихвой хватило бы на биографии нескольких людей. При этом, если такое выражение уместно, его выковало время, богатое событиями. Время, когда нужно было воевать, выживать, заниматься наукой и снова выживать, — рассказывает учёный секретарь. — По воспоминаниям Вайнштейна, большевистских взглядов Липский придерживался с юности, став свидетелем событий 9 января, «Кровавого воскресенья», когда царский режим расстрелял мирную демонстрацию. Во время учёбы — в 1909 году — Липский поступил в Петербургский университет, где проучился до 1912-го — он с друзьями-студентами по примеру Герцена и Огарёва дал клятву «не пожалеть жизней своих во имя Отечества». Через некоторое время революция поставила их по разные стороны баррикад. На Дальнем Востоке Липский воевал за красных, его бывшие друзья — за белых. Долг Отчизне отдали все, но каждый по-своему. В воспоминаниях Вайнштейна, Альберт Николаевич так описывает часть этих трагических событий: «Белые никого в плен не брали, и даже раненых расстреливали на месте. Жестокость порождала жестокость. Красные делали то же. Всех врагов, захваченных с оружием в руках, в том числе и обманутых белыми представителей местных народностей, тут же расстреливали. Такова была страшная логика тех событий. Теперь, после всего пережитого и передуманного, не могу себе простить той в сущности палаческой роли, которую добровольно принял на себя. Не снимаю за это ответственности ни перед собой, ни перед историей»

Времена не выбирают. В них живут и умирают

Липский не скрывал, что ещё с 1922 года выполнял отдельные поручения ВЧК — ОГПУ, а в 1930 году стал штатным сотрудником органов, но уже через пять лет несмотря на то, что нарком внутренних дел наградил его именным оружием (ныне оно хранится в фондах Хакасского национального краеведческого музея) и знаком почётного чекиста, подал заявление об уходе, чтобы посвятить себя научной работе.
В 1935 году с супругой, этнографом Ниной Вальронд, и двумя сыновьями, Дмитрием и Сергеем, Липский переезжает в Ленинград для работы в Институте антропологии, археологии и этнографии Академии наук СССР.
«Радость моя и детей была безмерной, — вспоминает он. — Сыновья, особенно младший, также увлекались этнографией. Старший был ещё и неплохим спорт­сменом. Мы уважали и любили друг друга».
Жизнь отвела ему лишь три года спокойной научной жизни. Он вновь проводит исследования на Дальнем Востоке, вместе с Ниной Вальронд изучает обряды нивхов, гольдов. Даже — невиданное по тем временам новшество — совместно с Московской кинофабрикой оборонных и гражданских фильмов снимает документальные фильмы «Мангобо-най — амурский человек» и «Буни-поктади, дорогой мёртвых»
— Мы прекрасно понимали, что снять фильм о шаманизме и обрядах, пока они ещё сохраняются в живом быту, чрезвычайно важно для науки. И мы эти фильмы сняли, использовав около шести тысяч метров киноплёнки. Я надеюсь, они сохранились, и вы сможете их увидеть, — рассказывал учёный Савьяну Вайнштейну.
И действительно, учёный-этнограф Нина Месштыб, защищавшая кандидатскую диссертацию по теме «Народы Нижнего Амура» установила, что копии этих фильмов в значительной мере сохранились в архиве Госфильмофонда в Белых Столбах, где она имела возможность ознакомиться с ними в 2002 году. Сведения о них имеются также в фонде Липских в личных архивах музея антропологии и этнографии.

Что значит «жить»!

Правда, на этом работа на Дальнем Востоке для Липских завершилась. В 1938 году Альберт Николаевич был арестован по обвинению во «вредительской деятельности в подпольной прояпонской террористической организации».
Через некоторое время Особым совещанием при НКВД он был приговорён к пяти годам лагерей. Казалось бы, наказание по тем временам даже мягкое. Однако за эти пять лет началась Великая Оте­чественная война, Лениград был окружён блокадой, и политзаключённый смог узнать о судьбе своей семьи лишь в 1942 году.
«Ещё находясь в лагере, я сделал запрос в ленинградский институт этнографии о судьбе моей жены Липской-Вальронд. И получил сухой ответ, что она скончалась в 1942 году от голода, работая над сохранением музейных коллекций. Эту скорбную весть в 1943 году дополнили ответы из военкоматов, что оба мои сына героически погибли на фронтах Великой Отечественной войны…» — вспоминает он.
Горе он переживал очень тяжело. В 1972 году, незадолго до своей смерти, в разговоре с корреспондентами журнала «Вокруг света» он сделает щемящее душу признание: «Жить надо было, понимаете. Не в смысле заработка. И не потому, что нечем было заняться… Надо было психологически отвлечься. Вот что значит жить».
Суровым испытанием стало и то, что наработанный за годы материал — архив изучения гольдов и незавершённая рукопись монографии по этнографии и истории этого народа, начиная от наиболее ранних сведений о нём до его современного положения, оказался по непонятной причине закрыт от Альберта Николаевича. Поэтому и жизнь, и научные изыскания нужно было начинать буквально с чистого листа.
И действительно, в Хакасии, куда по просьбе выдающегося антрополога, профессора Георгия Францевича Дебеца Альберта Липского пригласили (или разрешили?) возглавить краеведческий музей, он просто спасался работой. В 53 года вновь начал жить, приводя в порядок немногочисленные в то время коллекции музея. Археологическая, например (на сегодняшний день богатейшая), насчитывала чуть более 60 экспонатов, да и те были переданы в 1938 году из Минусинского музея.
За несколько лет учёный смог пополнить археологические фонды и создать экспозицию, в полном объёме раскрывающую основные этапы древней истории Хакасии.

60 спасённых исполинов

В 1948 году он исследует карасукские и тагарские погребения у села Аскиз, тагарский курган на территории села Райков и впервые уделяет внимание древне­енисейским изваяниям.
Именно в этом году начинается формирование коллекции этих уникальных памятников искусства ранней бронзы в музее. Липским были вывезены в музей три изваяния, среди которых знаменитый «Биджинский баран». Всего его стараниями в Хакасском краеведческом музее к началу 1960 года была собрана самая большая коллекция древних изваяний и стел. Как он их спасал — отдельная история. Достаточно фразы из материала «Мои камни»: «Он с болью говорил, что курганы распахивали, бесценные камни валили бульдозерами».
Галерея Липского, как справедливо писала археолог Эльза Вадецкая, является гордостью отечественной науки. По своим художественным качествам хакасские изваяния превосходят всемирно известные стелы острова Пасхи и старше последних на две тысячи лет.
Но даже эти камни — лишь небольшая (пусть и самая заметная) часть его работы. Липский внёс огромный вклад в сохранение, изу­чение и развитие исторического и культурного наследия Хакасии. В 1970 году за заслуги в спасении и изучении древних памятников Альберту Николаевичу было присвоено звание «Заслуженный работник культуры РСФСР».
По воспоминаниям Вайнштейна, Липский был счастлив в это короткое время. Осенью 1971 года он говорил: «Кто-то из философов утверждал, что плохое в жизнь человека приходит слишком рано, а хорошее — слишком поздно. Моя жизнь это подтверждает. Мне действительно сейчас, как никогда раньше, хорошо. Я впервые спокоен. Имею замечательную семью — милую жену, прекрасную дочь и сына, увлекательную работу, позволившую, наконец, реализовать мою мечту, соединив этнографию и археологию. Даже центральная газета «Правда» напечатала мой портрет. Я разменял, увы, уже девятый десяток, но есть ещё, слава Богу, силы продолжать трудиться, верить в будущее и любить своих близких».
Буквально через два месяца рок, преследующий его, перечеркнёт эти слова. Его третий сын, 16-летний Серёжа, 17 ноября 1973 года покончит жизнь самоубийством. Через полгода, в марте 1973 года, не выдержав этого испытания, уйдёт из жизни и Альберт Николаевич Липский…
В этом году исполняется 130 лет со дня его рождения. Хочется надеяться, что эта дата станет импульсом к углублённому изучению наследия этого учёного, который действительно сделал для Хакасии очень много.

Елена АБУМОВА