Начало в №№ 56 – 57 от 28 марта

Хакасский облисполком обеспокоен...

Шёл 1972 год. Эльза Кокова, в то время студентка Ленинградского театрального института, увидев, в каких условиях живёт известный скульптор, написала письмо первому секретарю Ленинградского обкома КПСС в её защиту. Об этом узнали в Хакасии, и Василий Угужаков, бывший тогда председателем исполкома Хакасского областного Совета депутатов трудящихся, в июле 1973 года обратился с ходатайством к председателю исполкома Ленинградского городского Совета, подробно изложив мотивы своей просьбы: «...Кроме собственных произведений Ирина Николаевна унаследовала от мужа коллекцию ценнейших произведений изобразительного искусства XVII — XIX веков, а также произведения советских авторов, которые представляют музейный интерес и являются предметом научного изучения. Эти уникальные собрания произведений искусства Ирина Николаевна предназначила в дар родной Хакасии, что явится бесценным вкладом в развитие культурной жизни Хакасии. С целью принятия и размещения бесценного подарка в Абакане в 1974 — 1975 годах по специальному проекту будет построено музейное здание. Стремясь сохранить и улучшить условия хранения произведений искусства, Ирина Николаевна уделяет много труда и средств их реставрации, сохранению, но ввиду тяжёлых бытовых условий, создаваемых её соседями, товарищ Карачакова и Хакасский облисполком очень обеспокоены судьбой уникального собрания ценнейших произведений искусства. В связи с вышеизложенным исполком Хакасской автономной области убедительно просит вас выделить двухкомнатную квартиру скульптору Карачаковой».
В то время Василию Архиповичу Угужакову, члену президиума Верховного Совета РСФСР, удалось добиться, чтобы Карачаковой для работы и хранения коллекции были созданы надлежащие условия. Горсовет выделил ей двухкомнатную квартиру, просторную мастерскую. Угужаков также выхлопотал ей персональную пенсию, льготы по оплате за жильё. «Я бесконечно благодарна Василию Архиповичу за его заботу, хотелось в знак уважения сделать его портрет, но ему всегда некогда позировать», — сетовала Ирина Николаевна.


Ещё живы воспоминания

Кажется, совсем недавно Ирина Кидиекова рассказывала мне, какой была Ирина Николаевна Картина, которую она отметила, ещё не будучи с ней знакома: просто выходила из парадной дома, расположенного напротив общежития, где жила студентка Кидиекова, прекрасная незнакомка.
— Необычная, изысканная одежда, шляпки, перчатки — всё это подчёркивало её красоту. А как она держала спину! Мне было интересно просто изо дня в день наблюдать за ней — я тогда не знала, что она моя землячка…
Часть одежды Ирины Николаевны досталась музею, и мы с удивлением рассматриваем необыкновенные черепаховые гребни, трость, изящные, на очень тонкую руку — руку принцессы перчатки.
— У нас в архиве хранятся многие квиточки из комиссионных магазинов , где были куплены те или иные вещи. Читаешь — и само прочтение возвращает тебя в эту необыкновенную эпоху модерна... Какие-то шёлковые туники, расшитые бисером, бархатные туфли с прозрачным наборным каблуком. Махонькие совсем, 34-го размера, какие-то шубки из немыслимого меха — она была большая модница, — Ольга Ахремчик, много лет работающая с наследием Карачаковой и знающая его, кажется, до мелочей, говорит о знаменитой землячке с особенным трепетом. — И по свидетельствам очевидцев мы также можем судить о том, что она всегда была одета так, как обычные люди не одевались, была очень изысканной. Безусловно, тут сказалось не просто её образование и та школа, что она прошла с Григорием Исидоровичем, — в большей мере сыграли роль её хакасские аристократические корни. Ведь не зря же Леонид Романович Кызласов называл её принцессой. Впрочем, не он один, многие. У нас сохранились письма известного архитектора, учителя Ирины Николаевны по институту имени Репина Владимира Василевского. «Принцесса, вы совсем забыли меня, — сетует он. — Но, видимо, принцессы живут по своим законам».
Да, это было именно так. Вся совокупность знаний, собранная нами, свидетельствует, что она была утончённой, интеллигентной. И очень доброй. Кто к ней только ни обращался за помощью и из хакасского землячества, и другие люди, попавшие в трудную ситуацию, — выручала всегда. Хотя сама, бывало, жила впроголодь. Все наши студенты обязательно бывали у Ирины Николаевны — в судьбе многих она принимала самое живое участие.
Вячеслав Кученов, Татьяна Шалгинова, Михаил Бурнаков, Андрей Топоев, Ирина Кидиекова. Она не была богачом, но всегда выручала тех, кто нуждался в помощи. А они скрашивали её одиночество, становились семьёй.
Ирина Кидиекова вспоминает: «Все средства уходили на пополнение коллекции. Были и встречи, азартные обмены, хитроумные комбинации. И торжество, если удавалось заполучить вожделенный предмет. Когда Ирина Николаевна приобретала особо интересную вещь, она устраивала приём для своих друзей, который превращался в настоящее светское мероприятие. На скатерть ставился старинный английский сервиз, столовый серебряный набор, старинный итальянский штоф необыкновенной красоты. Над большим столом начала XIX века зажигалась роскошная зелёная люстра из «дубовых» листьев. Царила божественная красота и благолепие. Это была замечательная игра в условиях вынужденной творческой бездеятельности.
Действительно, восьмидесятые годы стали для Карачаковой-Картиной годами испытаний. Заказов становилось всё меньше — за экспонатами надобен был уход специалистов и реставраторов, такие коллекции требуют большого внимания и серьёзных вложений. Часть экспонатов состояли на учёте в главном управлении культуры исполкома Ленгорсовета, и Эрмитаж не единожды пытался купить у Картиной шпалеры Мишеля Одрана «Месяцы Луки» (1737 — 1740 гг.), изготовленные по заказу Людовика XIV. В Эрмитаже хранится семь таких гобеленов с аллегориями на тему лета, зимы, осени. В коллекции Картиной их было два — февраль и март. Сегодня они — сокровища Хакасского национального краеведческого музея, как и художественная бронза средневекового Китая, неповторимая мебель эпохи Возрождения.

Обещания, обещания, обещания…

Вывод, что дар собрания государству, родной республике станет единственным достойным завершением её жизненного пути, у Картиной, конечно, выкристаллизовался не сразу. Но земляки как один уговаривали передать коллекцию Хакасии, смущая своим идеализмом и философскими размышлениями о долге и смысле жизни одинокую и запутавшуюся в противоречиях женщину. Когда её бывший сокурсник по академии художеств, известный монгольский художник Уржингийн Ядамсурен попросил Карачакову продать всю коллекцию Монгольской Народной Республике, посулив помимо большого вознаграждения заказ на выполнение монументальной скульптуры Сухэ-Батора, руководство Хакасской автономной области тоже не поскупилось на обещания. Главными среди них были: возможность скульптору начать работу над монументальной скульптурой «Дружба» к 250-летию присоединения Хакасии к России, строительство музея для помещения коллекции, достойное отношение к уникальным, бесценным экспонатам, возможность пожить в Хакасии — хотя бы последние годы, когда музей будет построен.
О, сколько бумаги было истрачено на оговаривание условий и обещания сделать то, и то, и это! Сколько эскизов несостоявшейся скульптуры, прочерченных тонкой нервной рукой — десятки, сотни — хранятся в архивах краеведческого музея. Гипсовая скульптура — рукотворный набросок монумента тоже стоит на полу хранилища. Женщина, устремлённая взглядом в небо, держащая над Хакасией рог изобилия, — это был бы говорящий символ республики.
До последних дней жизни Ирина Николаевна не теряла надежды, что все обещания, данные ей, будут исполнены, писала письма-ходатайства о создании в Хакасии музея изобразительных искусств — дома для своей коллекции. Ей хотелось все собранные экспонаты передать родине, но разочарование становилось всё сильнее. Однажды при встрече с Эльзой Коковой Ирина Николаевна расплакалась: «Неужели мне даже не удастся перерезать ленточку в будущем музее?»
— Я успокаивала её, как могла, — вспоминала Эльза Михайловна, — но видела: она не верит и знает, что и я многому из того, о чём ей говорю, тоже не верю.

Ленинград, Ленинград, я ещё не хочу умирать…

Не удалось. Ни ленточку перерезать, ни скульптуру «Дружба» для Хакасии сваять, ни даже, как мечталось, немного пожить на родной земле. Ирина Николаевна Карачакова-Картина умерла в 1989 году — неожиданно, внезапно, когда ничто ещё не предвещало кончины. Ей едва исполнилось 70, и она всё ещё пыталась энергично добиваться исполнения обещанных властями Хакасии условий. И вдруг, 25 августа, замолчала...
Она была так одинока, что и спохватились лишь через несколько дней — соседи. Вызвали «скорую», констатировали смерть, увезли тело. Странный диагноз «отравление» никого не насторожил. Говорят, питалась в студенческой столовой, съела что-то несвежее. Впрочем, судя по воспоминаниям, особенных проверок никто не проводил. Умерла и умерла.
Дверь в квартиру с бесценной коллекцией, которую Ирина Николаевна всегда сдавала на пульт сигнализации, даже уходя по небольшим каким-то делам, после того, как санитары увезли тело, оказалась открытой.
Для соседей наступило время мародёрства. Уносили всё, что могли унести. Не осталось драгоценностей, вещей, посуды — царского и английского фарфора, старинного серебра, того самого, сказочной красоты, и итальянского штофа. Была вынесена практически вся одежда — даже от вещей Георгия Исидоровича остался один костюм и та самая, смертная сорочка, а гардероб Ирины Николаевны был вынесен подчистую.
Пустые шкафы и оголённые стены — вот что увидели члены комиссии и понятые (бывший секретарь обкома партии Михаил Саражаков, работник органов госбезопасности Владимир Карлов, директор национального театра Эльза Кокова), срочно приехавшие из Хакасии для спасения завещанной коллекции, которая была в прямом смысле разграблена. Что-то удалось спасти — работники КГБ просто ходили по квартирам и беседовали с людьми. Вернули необыкновенной красоты скульптуру нефритового коня, уникальный французской работы веер с восточными мотивами, каминные часы, другие небольшие вещи. И поныне неизвестно, сколько драгоценных украшений было утрачено — а они были, их было немало (Козаченко ничего не жалел для своей Иринушки), и они были в большинстве своём уникальными. Композитор Татьяна Шалгинова вспоминает, как пригласила однажды Карачакову-Картину на отчётный концерт в консерватории. Ирина Николаевна пришла в изысканном платье чёрного бархата, украшенном бантом-брошью с разноцветными камушками. На восторженное восклицание «Как красиво!» ответила, что это не просто брошь, а золотая пряжка с туфли фаворитки Людовика XIV с вкраплением драгоценных камней.
— Я тогда спросила, не страшно ли ей с такой исторической и просто драгоценной брошью ходить по улицам? — вспоминает Татьяна. — А она ответила: «Разве кто подумает, что это настоящее золото и алмазы? Решат — бижутерия».
Уплыла из коллекции и эта «бижутерия», и другие украшения. Пусты были ящики комодов, шкатулки, потайные отделы старинных секретеров. Украшают с нежностью выбранные и подаренные когда-то любимой женщине (а ныне — ворованные) драгоценности сейчас чьих-то современных фавориток…

Нужно ли республике достояние?

Но драгоценную коллекцию частично удалось спасти. Всё, как и завещала Ирина Николаевна Карачакова-Картина, было доставлено на родину. Около двух тысяч экспонатов, многие из которых просто не имеют цены, уже 30 лет хранятся в фондах Хакасского национального краеведческого музея. Хакасский мини-Эрмитаж или Версаль в миниатюре — это наша изюминка, наша козырная карта, наше «вау!». Ни один музей за Уралом не может похвастать даже небольшим количеством таких экспонатов. По сути, это отдельный музей, каждая вещь в котором драгоценна.
Но — будто заколдовано что-то! На содержание коллекции такого уровня требуются деньги. Все вещи прошлых веков нуждаются в постоянном досмотре и реставрации. И если досмотр мы ещё можем обеспечить, то на реставрацию у музея средств просто нет. Восстановление даже одной вещи из коллекции стоит очень дорого — миллионы.
За 30 лет благодаря действовавшей федеральной программе удалось реставрировать несколько экспонатов — гобелены, секретер. Сейчас программа свёрнута, и у музея нет денег (необходимо 520 тысяч рублей), чтобы довершить реставрацию инкрустированного столика XVIII века. Безусловно, эту проблему необходимо решать, и решать срочно, на уровне республиканской власти. Хотя бы выучить своего реставратора, что ли?
Старинные вещи нуждаются в достойном содержании. Прежде такое содержание им обеспечивала миниатюрная женщина — Ирина Николаевна Картина. Передав в дар свою коллекцию, она была уверена, что республика будет относиться к ним так же. Очень хочется, чтобы это (хотя бы это!) обещание было исполнено.
…Мы снова заходим в зал хранилища — здесь собрана антикварная мебель. Изящные кушетки, стулья, необыкновенная кровать, зеркало — жаль, что к экспонатам нельзя прикасаться, так хочется узнать о каждом из них как можно больше. Например, вот этот шкаф с изнанки был оклеен газетами «Известия» за 1905 год, в другом нечаянно обнаружили завалившийся документ — телеграмму от писателя Николая Доможакова. В секретере при реставрации были обнаружены несколько тайников. А знаменитый кессоне — флорентийский резной свадебный сундук XVI века совершенно немыслимой красоты всё это время хранится закрытым. По словам хранителей, ключа к нему нет, и раскрыть кессоне можно будет только при реставрации. И, представьте, никто не знает, что может быть спрятано в этой, ангелами и купидонами украшенной, мечте краснодеревщика.
Впрочем, ключ необходим, пожалуй, ко всей коллекции Ирины Николаевны Карачаковой-Картиной. Сейчас становится понятно, что в ней, в каждом практически экспонате, равно как и в судьбе этой необыкновенной женщины, скрыто такое же необыкновенное количество тайн, которые ждут своего открытия. И откроются ли когда?..

Елена АБУМОВА