Имя Ирины Николаевны Карачаковой-Картиной и слова «коллекция» и «наследство» в Хакасии сегодняшней воспринимаются как одно целое.
В преддверии столетия со дня рождения этой необыкновенной женщины, который мы отметим 3 мая 2019 года, многие вспоминают её жизнь — жизнь скульптора, коллекционера, мецената, члена Союза художников Советского Союза, интересного и красивого человека всего лишь набором неких клише.
Знают, что жила в Ленинграде наша землячка, которую называют «последней хакасской принцессой», работала скульптором, собирала коллекцию антикварных ценностей, которую завещала родной республике, сказав при этом: «… меня не занимает увековечение моего имени, я хочу приобщить народ мой к прекрасному». Так же широко растиражировано, что в коллекции этой множество ценных экспонатов (многие имели возможность увидеть часть из них в экспозиции «Дворянское гнездо» в старом здании Хакасского национального краеведческого музея).
Ещё один факт, ставший легендой: когда в 1989 году в Хакасию везли гроб с телом Ирины Карачаковой-Картиной, на крышку его опустилась большая белая бабочка, и сопровождающие шептались: «Это её душа возвращается на родину...»
К сожалению, этими малочисленными фактами мы оперируем сегодня, когда заходит речь об Ирине Николаевне. Знания наши ограниченны и бедны. Лишь единицы, знакомые с ней при жизни, могут выступать свидетелями некоторых мгновений её непростой судьбы. Что-то могут рассказать и специалисты, исследователи её биографии, занимающиеся бесценной коллекцией и так же не имеющими цены документами её архивов: письмами, рисунками, документами.
Что-то расскажут сами вещи…
Нерон — один из трёх в мире
...С главным хранителем музея Дианой Маурер, сотрудниками отделов Анной Мишариной и Юрием Арановым мы открываем двери огромных хранилищ в новом помещении музея и попадаем в тайный мир вещей. Здесь хранится история, и стеллажи, сделанные из современных материалов, гнутся под тяжестью вечности.
Для меня это место — святая святых. Здесь, тщательно упакованная, стоит на полу (как раз её стеллажи бы не выдержали) коллекция скульптур из наследия Карачаковой-Картиной. За матовым целлофаном, картоном и скотчем трудно разобрать, где здесь работы самой Ирины Николаевны, где Донателло, Пюже, Вероккио, Микеланджело. Но велико притяжение личности, и первым мы вскрываем знаменитейший мраморный бюст Нерона, созданный ещё при жизни римского императора.
Одна из жемчужин коллекции — таких бюстов в мире известно три. Более всего была возмущена художественно-культурно-коллекционная общественность Петербурга как раз тем, что после смерти Ирины Карачаковой-Картиной именно Нерон «уплывал» в неведомую Хакасию. Не однажды этот знаменитый бюст пытались перекупить у неё ведущие музеи мира. По словам искусствоведа Ирины Кидиековой, в 1988 году, за год до смерти Картиной, представители одного итальянского музея дважды предлагали выкупить у неё голову знаменитого римлянина за баснословную тогда сумму (новый автомобиль стоил 5 тысяч) в два миллиона рублей. Но, несмотря на то, что Ирина Николаевна испытывала нужду, она ответила на эти предложения отказом.
Поэтому сейчас Нерон в Хакасии, рядом с бюстом дофина Людовика XIV работы Пьера Пюже (1620 — 1694 гг.), с «Мальчиком с дельфином» Андреа дель Вероккио (1435 — 1488 гг.) стоит в хранилище.
Здесь же бесценная работа Микеланджело Буонаротти «Скорчившийся мальчик», созданная в XV веке. Таких «мальчиков», как, впрочем, и работ Микеланджело в России, всего два. Мраморный вариант был куплен Екатериной II в 1785 году и хранится в Эрмитаже. Его предтеча — гипсовый мальчик, созданный руками мастера, благодаря Карачаковой-Картиной вошёл в фонды главного музея Хакасии.
Да, они очень дороги — экспонаты коллекции, подаренной людям республики этой необыкновенной женщиной. Даже в денежном эквиваленте дороги. Для истории же и памяти — бесценны…
Сердце коллекции — мама
Сотрудники музея бережно распаковывают ещё одну скульптуру — это бюст матери Ирины Николаевны. Работа сильная — она была выставлена в экспозиции, которая работала прежде в старом помещении Хакасского национального краеведческого музея. И посетители, удивляясь и поражаясь тому, какие произведения искусства, картины старых мастеров, уникальные французские шпалеры, антикварная мебель и средневековая восточная бронза были собраны в ней, в конце концов (не раз была свидетелем этого) останавливались перед скульптурным портретом матери. И замирали.
И здесь, в хранилище, освободив бюст от упаковочных оков, увидев гордый и мудрый взгляд степнячки, я замираю тоже.
Почему-то кажется, что именно здесь находится сосредоточие всего, что важно и необходимо человеку. Сосредоточие коллекции, жизни, мира, любви и преданности — мама, мать...
Ей, Матери, Хакасии своей, подарила маленькая хрупкая Харачах всё, что могла подарить, — так, чтобы люди видели красоту, ценили её, любили себя и стремились к лучшей жизни.
Харачах — её настоящее имя. С хакасского — чёрные глаза. Родилась 3 мая 1919 года в селе Уйбат. Род Картиных был богат, знатен. В своё время царь Николай I подарил её прадеду морской мундир за заслуги перед Отечеством. Жить бы.
Но революция выкашивала как раз таких. Семья попала под репрессии, была депортирована из Хакасии в Иркутскую область, в Черемхово, где в 1929 году умер отец. Годы скитаний — Ленинск-Кузнецкий, Фрунзе. Уже тогда девушка поменяла известную на родине фамилию Картина на производную от имени — Карачакова. И долгое время, пока был жив «отец народов», обрёкший её стать безотцовщиной, оставивший без родины, называла себя так, а в анкетах писала «из простой крестьянской семьи».
Но если в человеке есть «королевская проба», её невозможно скрыть.
Необыкновенная внешность, изящество фарфоровой статуэтки всегда приковывали взгляды. Она была не как все — будто инопланетянка, восточная Аэлита, случайно оказавшаяся на Земле. Да ещё и страсть к творчеству! Она никогда не сидела без дела — все, кто помнил её в то время, рассказывают, что её руки всегда были заняты — она рисовала или лепила — легко, воздушно, талантливо. Сохранились некоторые рисунки, сделанные ею тогда, и можно увидеть, как при всей лёгкости была точна её рука.
В 1936 году, когда началась гражданская война в Испании, Ирина Карачакова хотела поступать во Фрунзенское лётное училище — уже и заявление написала. Таких маленьких брали охотно — из них получались самые мобильные и целеустремлённые лётчицы, неуловимые «ночные ведьмы» — война с фашистской Германией была не за горами.
Сейчас неизвестен факт, почему она отказалась от этого замысла. Думаю — бог миловал, и хочется верить, что уберегли её духи родной земли, зная, что суждена ей другая служба Хакасии.
Впрочем, не служба — конечно же, жизнь. Жизнь, полная творчества, романтики, любви, цепь удивительных событий, достойных пера романиста.
Галатея для искусствоведа
Девушка поступила в художественную студию города Фрунзе — кажется, затем лишь, чтобы встретить там искусствоведа, сотрудника Государственного Русского музея, преподававшего в это время в студии, Георгия Исидоровича Козаченко. Потомственный дворянин, наследник известной семьи петербуржских коллекционеров влюбился в Иринушку (более никогда не называл он её по-другому) с первого взгляда. Так бывает — удар молнии, и ты не жил, не был без этого человека. Утончённость, необыкновенная грация восточной принцессы, талант и живость — всё было объединено в ней. Возможно, она стала для него Галатеей. Но той Галатеей, в руки которой ты сразу отдаёшь и сердце, и душу, и если учишь — то лишь приобщая. Он был старше Ирины на 16 лет. По сегодняшним меркам, это и не разница вовсе. Но Ирина Николаевна, кажется, обрела в его лице мужа, отца и учителя.
— Его родители и сам он всю жизнь собирали произведения искусства европейской, восточной и русской живописи, предметы прикладного искусства, художественную мебель, — вспоминает Ирина Кононовна Кидиекова. — Он очень любил свою жену, оказал огромное влияние на раскрытие её художественного таланта, формирование эстетических вкусов. Им было немного отпущено жизни вдвоём — но это была счастливая жизнь, несмотря даже на военные годы, блокаду Ленинграда. Григорий Исидорович перед блокадой принимал участие в эвакуации ценностей Русского музея, и они вместе с женой тоже эвакуировались во Фрунзе. Их коллекция произведений искусства оставалась в блокадном городе, в коммунальной квартире. До 1943 года они ничего не знали о её судьбе. Когда вернулись, их комнаты были вскрыты — кто-то жил там, хозяйничал, часть коллекции была утрачена безвозвратно.
Труд настоящего мастера
После войны Ирина Картина поступила в институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Ильи Репина (ныне — академия). Годы учёбы не были лёгкими. Ленинград только освободился от блокады, в городе в обращении были карточки на хлеб, крупы, другие продукты. И ещё везде было холодно — в аудиториях, мастерских, в домах. Приходилось творить не снимая верхней одежды. Несмотря на лишения, это были годы настоящего полёта. Её дипломная работа — скульптура Алишера Навои, задуманная ещё на втором курсе, принесла ей успех. Чтобы передать портрет поэта-гуманиста, просветителя, философа, его внутренний мир, она перечитала труды мастера, съездила в Бухару, Самарканд, Ташкент, Хиву, изучила восточную одежду. После защиты дипломной работы скульптура «Алишер Навои» успешно экспонировалась в Русском музее, на Всесоюзной художественной выставке, затем её приобрёл Львовский музей. В книге отзывов выставки в Государственном Русском музее есть запись московского искусствоведа Александра Георгиевича Ромма: «Эта скульптура Карачаковой «Алишер Навои» относится к лучшему из пластики, представленному молодыми участниками Всесоюзной художественной выставки».
Он утверждает, что это не случайная удача молодого автора, а серьёзный, большой, вдохновлённый труд настоящего мастера.
...Ирина Николаевна становится востребованным скульптором, много работает — казалось бы, вот оно, счастье. Любимый и любящий муж, творчество, жизнь в окружении произведений искусства, прекрасный город…
Георгий Исидорович умер в 1954 году, в возрасте 51 года — сердечный приступ.
Будто кончилась сказка... Иринушка, принцесса, богиня — баловал, на землю ступить не давал, опекал, оберегал, учил, любил — осталась в одиночестве. Это было страшное горе, от которого очень трудно оправиться. До конца жизни сохранила она любовь к своему мужу, берегла прядь его волос и сорочку, в которой его не стало.
— Она с трудом пережила смерть Георгия Исидоровича. Свидетельство тому — воспоминания и письма её родных, в которых они разными способами пытаются вырвать её из ощущения полного отчаяния. Мне кажется, её тогда уберегла ответственность — коллекция к тому времени стала их общим детищем. Её нужно было беречь и пополнять — ведь муж просил её об этом, — говорит начальник экспозиционно-выставочного отдела Хакасского национального краеведческого музея Ольга Ахремчик. — К тому же оставалась работа, и она ушла в неё с головой.
Специалисты отмечают, что 1960 — 70-е годы стали самыми плодотворными в её творчестве. Она как будто отсекла от себя всё лишнее, и от этого образная трактовка моделей стала предельно честной. Она выбирает для портретирования хорошо знакомых людей, обращается к Хакасии, и большое количество скульптурных портретов — её земляки. Думаю, здесь сыграла большую роль её настоящая связь со своей родиной, которую никогда не утрачивают люди, родившиеся здесь, даже если жизнь их прожита далеко от родных пенатов. Хакасия тянет к себе, сюда хочется вернуться, как возвращаются домой, и каждый живущий здесь человек чувствует это.
Воронья слободка
После смерти мужа она осталась не просто одна,а, если так можно сказать, в агрессивном окружении.
Она жила в коммуналке на Васильевском острове. В двух небольших комнатах старинные скульптуры и картины едва помещались. Они были свёрнуты, стиснуты, поставлены друг на друга. Но комнат было две — и пресловутый жилищный вопрос после смерти мужа её соседи поставили ребром. Они устраивали ей скандалы, требуя освободить комнату, терроризировали по полной программе — на общей кухне толкнули однажды так, что, упав, она сломала руку и ребро.
«Я устала от такой жизни, боюсь, если заболею, не смогу сохранить коллекцию, — писала она. — В комнатах сыро (отопление в квартире было печным), я не могу достаточно приобретать топлива, а ведь картинам нужна постоянная температура. Не хватает денег и на материалы для работы». Соседи строчили кляузы, угрожали, отбирая у вдовы комнату, подворовывали даже. Им странно было, что, живя на драгоценностях, эта «странная» Карачакова так трясётся над каждой безделицей, а у самой из еды — одна картошка. Им на самом деле трудно было понять, почему она поступала так — ведь можно было спокойно жить, продавая вещь за вещью. Но Ирина Николаевна оберегала коллекцию — уже тогда у неё родилась мысль подарить её Хакасии.
Елена АБУМОВА
(Окончание следует)
