Во многих семьях есть истории о предках, укрытые завесой тайны и морока забвения. Но стоит её приоткрыть — и перед тобой предстают родные люди, со своими характерами, судьбами, трагедиями...

Мой прадед енисейский казак Никифор Пименович Байкалов родился в 1874 году в станице Монок (ныне Бейского района Хакасии). Многие годы жил там, был раскулачен и со всей семьей выслан на поселение — сначала в Туруханский район, затем в посёлок Ольховка (ныне Артёмовск Курагинского района Красноярского края).
Эту информацию я знала ещё в детстве, но распространяться о ней было не принято. В ту пору умолчание было механизмом выживания многих семей. Да и кто бы тогда ответил, почему, например, семью выгнали из собственного дома, лишили привычного уклада жизни и бросили на выживание.
Арестовали прадеда 2 апреля 1930 года по обвинению в контрреволюционной деятельности. Тройка ПП ОГПУ постановила: высылка. Дата реабилитации — 25 декабря 1989 года. Но прадед так о ней и не узнал. Ему оставалось только сказать: спасибо, что живой. Ведь у кого-то приговор был расстрельным.
Жизнь крестьянина-«кулака» была не из лёгких. Приходилось пахать в поле от зари до темна, жить натуральным хозяйством, тяжёлым физическим трудом обеспечивать себя и свою семью. У Никифора Пименовича в хозяйстве было несколько лошадей, необходимых для работы в поле, и другая живность, требовавшая ухода и заботы. Работы хватало всему семейству.
Не знаю, что чувствовал прадед, когда у них изымали нажитое годами упорного труда. Помимо усадьбы и домашнего скота, в перечень изъятого имущества попали всевозможные вещи вплоть до зеркала.
Прадед ни о чем не рассказывал, не выдавал своих чувств и никогда не жаловался. На спецпоселении ему с семьёй пришлось начинать всё с нуля.
Доживал свой век Никифор Пименович в таёжном посёлке Пихтачи, недалеко от Артёмовска, или, как его ещё тогда называли, ДЭС (по названию Джебской электростанции). В посёлке было много ссыльных людей. Со всего СССР. Работали они в основном на заготовке дров для электростанции. Прадед плотничал, мастерил волокуши, с помощью которых огромные тяжёлые брёвна дотаскивали до нужного места, пилили, рубили на дрова.
Прабабушке Евдокии Титовне, когда экспроприировали имущество семьи, разрешили взять с собой швейную машинку, на которой она обшивала всё село, за это люди ей давали кое-что из продуктов питания. Ещё приходилось самим выращивать лён, сушить, толочь, прясть, ткать одежду. И всё-таки они выжили, не сгинули, много и тяжело работали, но в глубине души осталась какая-то невыразимая горечь…
Их дочь Павлина Никифоровна Байкалова (это моя бабушка) работала на руднике. На подъёмно-канатной дороге, построенной в 1927 году для транспортировки руды от места добычи до флотофабрики. В военное время Павлина Никифоровна трудилась санитаркой в госпитале Абакана. Затем вернулась в Артёмовск, стала поваром в рабочей столовой.

* * *

«…Именно в конце двадцатых — начале тридцатых годов прошлого двадцатого века хлынула следующая волна репрессий», — отмечал в «Архипелаге ГУЛАГ» Александр Солженицын. «Имя этому явлению — насильственная «коллективизация» и напрямую связанное с нею «раскулачивание». Этот многомиллионный поток ссыльных отличался от предыдущих «чисток» и «кампаний» ещё и тем, что здесь, так сказать, «не цацкались» — брали и высылали семьями, и даже ревниво следили, чтобы никто из детей «кулаков» не отбился бы в сторону, избежав тем самым наказания за отца-кулака, лишённого всех прав и имущества. К слову сказать, вся эта многомиллионная «армия» раскулаченных ничтожно мало содержала в себе тех самых кулаков, по наименованию которых и получила своё громкое название кампания по проведению коллективизации — «раскулачивание».
В бесконечном потоке репрессированных оказывались простые люди, собиравшие от голода колоски на полях или оставшуюся после уборки колхозную картошку. В лагеря попадали и за невыполнение нормы трудодней, нарушение трудовой дисциплины. Чтобы оказаться «врагом народа», иногда достаточно было одного доноса.

Надежда МИСЮРОВА
Курагино,
Красноярский край