Москва. Красная площадь. 24 июня 1945 года. Великий Парад Победы. Участвовал в нём и наш земляк Михаил Холмов. Он шёл в составе специальной роты, нёс одно из двухсот знамён разбитых гитлеровских частей и соединений и бросил его к подножию Мавзолея.
Рассказ Михаила Алексеевича Холмова
— Я окончил абаканскую школу № 1 в 1939 году. В нашем выпуске было два десятых класса. Почти все ребята поехали поступать в Ленинградское артиллерийское училище. А я в военное авиационное в Челябинске. В связи с событиями на Хасане и Халхин-Голе нас стали готовить ускоренными темпами: мы учились всего год и три месяца — по 14 часов в день. Личного времени было всего лишь 20 минут перед отбоем — постирать носовой платок, подворотнички, помыться и побриться.
Уже в январе 1941-го меня направили в Одесский военный округ. Нас аттестовали на лейтенантов, но пришёл приказ наркома обороны Тимошенко, согласно которому дали только звание сержантов. Мы находились в лётном лагере в Токмаке. 22 июня, в воскресенье, вдруг объявили боевую тревогу. Мы быстро построились, и командир полка сообщил, что началась война. Нам не верилось. Подумали, что вроде финской или Хасана.
Нас, таких сержантов (а я всё-таки был и штурманом), и к самолётам не допускали. Мы только бомбы подвешивали да патроны заряжали. И на первое задание наш полк вылетел только на пятый день войны. Все благополучно вернулись. Прямо на полосе встречали цветами, вином, песнями. Но тут до нас дошёл слух, что немцы крепко трепанули наши авиаполки в Саках и Мелитополе... Через несколько дней довелось пережить первые печальные события и нам.
Вылетела группа на задание, а обратно ни одного самолёта нет. Вскоре один появился и стал садиться поперёк старта. За ним второй — и тоже не по старту. Из первого с большим трудом выбрался экипаж. Во втором оказалось двое убитых и раненный командир. На машину смотреть было страшно. Семьи лётчиков тоже находились на аэродроме. Увидев всё это, подняли жуткий плач. Но их срочно вывели с аэродрома... Подошла и моя очередь. 8 августа полетели мы четвёркой в район станции Смелой, южнее Белой Церкви. Получили прикрытие из двух истребителей И-16. Перелетели Днепр. Смотрю, оп — белое облачко, оп — вновь белое облачко слева, справа. Даже не понял, что бьют зенитки, разрывов-то не слышно. Потом «трасса» через наш самолёт по правому мотору. И видны грязные кресты — жёлтое брюхо — это «Мессер-109». Я глянул на один, на другой наш мотор — плоскости все в дырах. Причём один мессер отваливает, другой стреляет. Наши радисты чуть постреляли и замолчали, видимо, их убили. А у меня мысль одна: думаю, прилетим — ремонту на-ва-лом.
Летим над дорогой, по которой едут мотоциклы, танки, машины. Ведущий начал сбрасывать бомбы — и я за ним. Отбомбились по дороге, пошли дальше, на деревню. Тут у меня глаза чего-то заело. Я оглянулся: возле лётчика полыхает тёмно-красное пламя. Потянулся за очками, которыми по инструкции должен был глаза защищать. И тут меня придавило к приборной панели лицом, только и успел заметить, что высота около 500 метров была. Гляжу — солнце «пошло» резко влево и назад. Я понял, что падаем. Дёрнул ручку люка, он открылся. Чувствую, что-то держит. Заворочался так, что если бы были железные путы — и то бы порвал. Вроде оторвался от самолёта. Цап, а кольца парашютного нет. Думаю, парашют-то на мне, а где кольцо? Гляжу, а оно оторвалось и болтается несколько в стороне, на тросике. Я хватанул его, и тут получилось чисто случайно: парашют раскрылся чуть раньше, чем я земли достиг, но всё же сильно ударился спиной. В это время взорвался самолёт. Это был мой первый прыжок.
В деревне, возле которой я упал, было полно немцев. Хорошо, что приземлился в низине, в высокой траве, да к тому же три оставшихся наших самолёта развернулись и начали бомбить деревню. Пока немцы бегали, метались, я перескочил ручеёк, посадку, железную дорогу, опять посадку — и в пшеницу. Бежал, пока не уткнулся в шоссе, которое мы только что бомбили. Решил дождаться удобного момента, чтобы пересечь шоссе, спрятался в суслоне и уснул. Нервы у меня в молодости крепкие были.
Оружия у меня никакого не было, пистолет в самолёте оторвался. Из документов — только комсомольский билет. Думаю, если схватят, то несдобровать. Поэтому я, вопреки всем законам, разорвал комсомольский билет на мелкие клочки и закопал их. Дорогу перебежал и по хлебу вышел к деревушке. Осмотрелся, подошёл к женщинам, убиравшим хлеб, а те отправили меня на хутор к «голове» Фёдору Левченко. Там у меня состоялся разговор с сыном «головы»:
— Что будешь делать? — спросил он.
— Через линию фронта пойду.
— Опять в часть или домой?
— В часть.
— Так ведь там летать заставят и могут убить. Я вот сам младший лейтенант. Часть мою разбили, и я вернулся домой. Зачем мне эта война, у нас здесь всё есть. Оставайся, женись.
— А кто отомстит за погибших товарищей? — спросил я.
(Очень уж этот лейтенант жить хотел. Кстати, в 44-м я переписывался с жителями этого хутора Петровского, и они сообщили мне, что немцы расстреляли лейтенанта…)
Ну а я отправился в сторону Днепра, за линию фронта. В общем, немцев прошёл. Днепр переплыл. Прошёл «чистилище» у особистов, которые допрашивали меня более трёх суток без перерыва. Теперь это называется пыткой, а тогда молодой был, здоровый, легко всё перенёс. Только допёк меня особист вопросом, почему, мол, не застрелился, коль немцы кругом были. А вот я тут на него попёр: «Не учили меня стреляться-то, да и пистолет у меня сразу оторвало, ведь говорил уже. У тебя вон висит на боку эта штука, вот ты и покажи, как стреляться надо». В общем, допросы кончились, и я, прослужив три дня в пехоте, всё-таки добрался до своей части.
Сбивали меня много раз. Последний — 25 марта 1945 года. Только всё время дотягивал до линии фронта, а вот на ту сторону прыгал дважды. Второй раз прыгал на Брест. Тогда машин пять или семь сбили. Приземлился прямо в город. До рассвета успел добраться до партизанского отряда. В нём провоевал месяц и вместе с партизанами вышел на соединение с Красной армией. В этот раз «чистилище» прошёл легко, так как запасся документами и письмами партизан.
Много у меня было боевых вылетов. Из них шесть — с грузом для партизан. Груз для них бросали только по сигналу с земли. Ну вот, дали задание бросить груз на пять костров. Прилетели в заданный район. Речушка, на одном берегу пять костров и на другом тоже, и точно в таком же порядке. А между ними бой идёт страшный. Куда бросать? Приняли решение пройти на бреющем полёте — кто из этих двух групп откроет по нам стрельбу, то груз сбросим другим. Зашли — ни те, ни другие по нам не стреляют. В общем, решили сбросить на новые костры. Партизаны ведь знали, когда мы прилетим, и костры зажгли только что. Туда и сбросили. Два тюка точно попали, а один между кострами. Вернулись на базу, а там уже сообщение нас ждёт. Партизаны получили все три тюка. Правда, третий пришлось отбивать у немцев.
О войне можно рассказывать много. И о Параде Победы тоже. Но это тяжело. Особенно мне. Я совсем потерял зрение, и теперь перед моими глазами вместо голубого неба гнетущая тьма. И всё же хочу сказать главное: «Не забывайте о нас, солдатах Великой Победы! Ведь Родину мы любили больше всего на свете…»
Свидетельствуют документы
Интересно познакомиться и с документами Центрального архива министерства обороны России, рассказывающими о том, как воевал наш отважный земляк Михаил Алексеевич Холмов.
Вот что написал 30 июля 1942 года командир 749-го авиаполка гвардии подполковник Юханов в наградном листе, представляя штурмана корабля старшего сержанта Михаила Холмова к ордену Ленина (наградили орденом Красного Знамени): «Безгранично предан партии Ленина-Сталина и социалистической Родине. В действующей армии с начала войны. При первом боевом вылете был сбит и отправлен на сборный пункт. В нашу часть прибыл в марте 1942 года. За это время показал себя мужественным и храбрым воином. В составе экипажа лётчика-орденоносца капитана Субботина и стрелка-радиста старшего сержанта Хилько совершил 1 дневной и 16 ночных боевых вылетов по разрушению аэродромов, железнодорожных узлов, мотомехвойск и танков противника. Действуя в районах Славянск, Волчанск, Лозовое, Покровское, Курск, Орёл, Коротояк и других, уничтожил до батальона немецкой пехоты, 5 автомашин с живой силой и боеприпасами, разрушил ж/д полотно в 5 местах.
Молодой штурман быстро овладел ночными полётами, точно выводит самолёт на цель и метким бомбардированием уничтожает её. В бой идёт с большим рвением. В бою ведёт себя храбро и мужественно. Имеет 3 боевых вылета в глубочайший тыл противника на разрушение промышленных объектов военного значения Германии.
Достоин награждения орденом Ленина».
Об отваге и мужестве молодого штурмана Михаила Холмова говорят и вот эти строки из наградного листа, написанные командиром 749-го авиаполка Героем Советского Союза гвардии подполковником Зайкиным 2 октября 1942 года: «…За проявленные мужество и героизм награждён орденом Красного Знамени. После награждения совершил 18 боевых вылетов. Из них 6 — в глубокий тыл противника — Кёнигсберг, Данциг, Варшаву и Берлин. 11 успешных боевых вылетов совершил в район Сталинграда. Отличный штурман. В совершенстве владеет лётным делом. Не имеет ни одного случая потери ориентировки. Достоин правительственной награды — ордена Красной Звезды».
К концу войны на груди гвардии старшего лейтенанта Михаила Холмова сияли два ордена Красного Знамени, три — Отечественной войны, медали — «За оборону Ленинграда», «За оборону Сталинграда», «За взятие Берлина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.» и другие. И главное — он стал участником незабываемого Парада Победы.
Сегодня Михаила Алексеевича Холмова уже нет с нами. Светлая память ему и всем участникам Парада Победы 1945 года.
Галина ИВАНОВА
Р.S. За помощь в подготовке материала благодарю дочь героя — Марину Михайловну Холмову и помощника военного комиссара Хакасии Олега Игоревича Пагельса.
