— Привет, Серёга!
— Привет, француз. Мы уже на месте.
— Бонжур! Или как там у вас, — это уже я вступаю в разговор, поглядывая на Сергея Бякова.
— Можно и так, — слышится из колонок, способствующих «телемосту Хакасия — Франция».
— Пообщаетесь?
— Сейчас кофейку сделаю. На связи оставайтесь.
Я поглядываю на смартфон, на идущие от него куда-то там провода и в очередной раз восхищаюсь прогрессом. Да и как не восхищаться: человек, с которым хочешь поговорить, готовит себе кофе где-то там, в Тулузе, за тысячи километров от Хакасии, а ты попиваешь чай в селе Подсинее в компании мастера спорта международного класса по велоспорту Сергея Бякова. И ты точно знаешь: пройдут какие-то считанные минуты — и диктофон по старой привычке начнёт фиксировать очередную историю. Историю о легенде велосипедного спорта Олеге КОЗЛИТИНЕ. О том самом французе, казахстанце, тоже, кстати, мастере спорта международного класса по велоспорту, и просто о человеке, который когда-то закладывал на хакасской земле фундамент своих будущих побед.

Оставались только сильнейшие

— Первый вопрос напрашивается сам собой: почему именно велоспорт? В Красноярске, где вы родились, можно было увлечься и хоккеем с мячом, и футболом… Да чем угодно. А вы, получается, выбрали один из самых тяжёлых видов спорта.
— До увлечения велоспортом я занимался горными лыжами. По-моему, лет с 11 или 12. Были даже у меня кое-какие результаты — выполнил первый юношеский разряд. Но дело в том, что, когда сезон заканчивался, наши тренеры посоветовали не засиживаться без дела, предложили позаниматься летними видами спорта. И так вышло, что в школе, где я учился, открылась секция велоспорта. Завезли пять-шесть велосипедов. Мотивация заниматься была очень хорошая — пообещали отдать велосипед на все каникулы. Но только тем, у кого будет хорошо получаться. А за это можно всех соперников порвать. И так как у меня был неплохой багаж физической подготовки, я на первых же соревнованиях — по-моему, городских — занял третье место. Потом пошли первые места. Короче, осенью я уже в горные лыжи не вернулся. Тем более что меня хвалили: «Оставайся у нас. Ты очень перспективный спортсмен! Вон какие хорошие результаты. Будем с тобой заниматься…»
Остался. И с благодарностью вспоминаю своего первого тренера — Виктора Сергеевича Евграшина. Он тогда работал учителем истории и занимался велоспортом, стал позже директором этой школы. От него-то я и перешёл к Николаю Ивановичу Савельеву. Секция велоспорта в нашей школе была отделением красноярского клуба «Чемпион шоссе». Николай Иванович был там тренером. Как раз он меня и пригласил к себе заниматься вместе с ребятами, которые у него уже не первый год.

— Как родители отнеслись к увлечению сына? Они наверняка к спорту никакого отношения не имели.
— Абсолютно никакого. Папа, Феликс Семёнович, — электрик, мама, Светлана Петровна, — медсестра. Старший брат — тоже не спортсмен. Единственное, что Феликс любил — ездить на велосипеде в магазин за сигаретами. Возвращал его иногда с пробитыми колёсами.
Это же были 70-е годы. Жили мы очень скромно — от зарплаты до зарплаты.
А к велоспорту какое было отношение… Я как-то раз приехал с соревнований. Проходили они в Красноярске. И получился по ходу гонки завал: упал, естественно, ободрался весь. Приехал, мама на меня посмотрела: «Свой велосипед ты увидишь на дне Енисея!» Приходилось одно время его прятать. Понять её можно… Когда твой сын приезжает весь перебинтованный, ободранный, раны кровоточат... Любая мать, наверное, была бы против… Она мне и горными лыжами запрещала заниматься. Я это делал тайком. Потому что с мамой работала женщина, сын которой как раз погиб во время тренировок — пропорол палкой живот. Поэтому я тренировался, пока родители работали. Они даже не знали, чем я занимаюсь в свободное от учёбы время.

— А почему увлеклись горными лыжами?
— Потому что рядом. Я не сказал самого главного: мы жили не в самом Красноярске, а в посёлке Удачный. От школы до города две-три остановки на автобусе. И вот рядом с нами занимались любители биатлона, лыжных гонок, горнолыжного спорта…

— Более чем удачно всё для вас сложилось. И потом пошло как по накатанной…
— После окончания 8-го класса надо было делать выбор: либо остаться в Красноярске и идти дальше учиться, либо отправиться в Хакасию — к Валерию Васильевичу Денщикову. Я про секцию велоспорта в Подсинем много слышал, тем более что мы на соревнованиях встречались. Знал, что команда хорошая, перспективные спортсмены в ней. Помимо Денщикова работают с детьми Ломакин, Струков… И было предложено поработать вместе с ними Савельеву. Николай Иванович взял с собой нас: Александра Близнюка, Алексея Киселёва, Иру Вебер (она впоследствии была чемпионкой Советского Союза) и меня.
Я как раз поступил в Хакасский сельхозтехникум. Мы тогда относились к спортивному обществу «Урожай». За его счёт ездили на зимние сборы в Сочи, в Среднюю Азию на вкатывание. В Красноярске себе такое невозможно было даже представить. Там же была просто секция — приходишь и занимаешься. А в Хакасии мы уже более серьёзно стали готовиться к соревнованиям. Условия нам создали более чем благоприятные, тренируйся, показывай результат… И, честно говоря, было намного интереснее.

— И тяжелее. Какие нагрузки вам приходилось пережить в те годы?
— Сейчас это вспоминается с ностальгией. Да, были нагрузки. Но большие нагрузки пришли немножко позже — в Куйбышеве. Когда я перешёл в центр олимпийской подготовки. Вот там, да, было по четыре тренировки в день. Никогда не забуду, как мы проходили вкатывание в Туркменистане. По 260 — 280 километров в день. А нам лет-то было по 18 — 19.
Я помню, в 1990 году — дневники сохранились — было накатано 32 тысячи километров. Это серьёзно. Это примерно такая же дистанция, как у профессионалов. Просто мы постоянно тренировались, тренировались и тренировались. Это была школа Советского Союза. Она в чём-то выигрывала, в чём-то проигрывала. Нас пропускали через такую мясорубку, когда оставались только сильнейшие.
На первый сбор, к примеру, приезжало 18 — 20 человек. К концу года оставалось четыре-пять. Осенью опять набирают ребят. И потихонечку они начинают отсеиваться. Хорошо помню костяк, который тогда сформировался: Паша Тонков, Олег Половников, Виктор Шилковский и я.

— А вы не пытались сойти с этого «поезда»?
— А куда? В те годы, может, даже и хорошо, что не было каких-то искушений: Интернета, смартфонов… Вот меня какие мысли мотивировали: смотришь на карту и видишь, что из себя представляет Советский Союз, какие это масштабы, возможности… И вдруг ты представляешь эту страну на международных соревнованиях! Выбирали же лучших. И ты находишься среди этих шести лучших велосипедистов Советского Союза. Ты не просто Олег Козлитин. Ты в красной майке едешь. Ты гонщик из СССР. Ну, это такая мотивация… Знаете, как-то не хочется бросать.

— Есть такая гонка, которая запомнилась на всю жизнь? Помимо «Тур де Франс»…
— Есть. Помню до сих пор. Это был первый год выступления в профессионалах. Я в 1993 году выиграл гонку «Париж — Камамбер». Выиграл, как тогда писали, после стремительного спурта на последних метрах. Человек, который стал вторым после меня, в 1988-м победил на «Джиро д’Италия». Это американец Энди Хамстен. Я понял, что можно побеждать сильнейших. Там же было несколько затяжных подъёмов. Чтобы показать результат, необходимо быть в очень хорошей физической форме.
А на «Тур де Франс» приходилось работать на пределе всех возможностей. Это же не один этап — многодневная гонка. И каждый этап — как чемпионат мира. Там прогулочных этапов не бывает. Средняя скорость у тебя — 52 километра в час.
Я первый раз ехал на «Тур де Франс» в 1993 году. Ехал не потому, что я так захотел, а потому, что меня выбрала команда — французская команда Chaza-Vetta MBK. Все, кому я об этом рассказывал, говорили: «Как тебе повезло!» Действительно, не каждому профессиональному гонщику даётся случай поучаствовать в «Тур де Франс». Мне повезло, но, к сожалению, оба раза закончились травмами. В 1993 году был перелом копчика на девятом этапе. А в 1996-м на 11-м этапе, когда спускался с перевала, врезался в одного из зрителей. Он ехал мне как раз навстречу на велосипеде. Очнулся я уже в госпитале. Падения — это неизбежно. Никогда не бывало такого, чтобы абсолютно все доезжали до финиша.

Увидеть Францию и… победить

— Как вы перешли из Абакана в омский центр олимпийской подготовки?
— Это был 1984-й или 1985 год. Проводилась Спартакиада среди молодёжи. Я там выиграл гонку-критериум, и меня пригласили на сбор в Куйбышев. Тогда центр олимпийской подготовки в Куйбышеве курировал всю сборную России. Попадая туда, ты уже как минимум считался кандидатом на включение в состав национальной команды. Я провёл на сборах два месяца. Были гонки в Алма-Ате, в Новороссийске на молодёжных играх был, и, хоть занял третье место в многодневной гонке, меня почему-то Куйбышев не пригласил на осенний сбор. Так обидно было, что время пропадает зря. И тогда Валерий Васильевич Денщиков договорился насчёт меня с омским центром олимпийской подготовки. Они как раз курировали сибирский регион — Омск, Красноярск, Иркутск… У них тоже была хорошая база. Виктор Струков у них как раз гонялся и служил в СКА. И меня тренеры Омска взяли осенью на просмотр.
Точнее говоря — пригласили на сборы в Ташкент. Я тогда тренировался в Алма-Ате. Мне объяснили, что надо долететь до Ташкента и дождаться рейса из Омска. Команда должна была прилететь во второй половине дня. Я добрался до места, но команды не дождался. По какой-то причине ребята не смогли прилететь в тот день. Потом выяснилось, что следующий рейс из Омска через… три дня. Что делать в такой ситуации? Когда ты один. В незнакомом городе. Практически без средств к существованию. Вот эти три дня я жил в Ташкенте. Как? Приходилось чуть ли не побираться. Жить без денег и с огромным желанием на всё плюнуть. Вот тогда я мог кардинально изменить свою судьбу. Не было бы уже никакого велоспорта, никаких гонок. И уж тем более никакой Франции, если бы я сгоряча отказался ехать в Омск.

— Судьба испытывала вас на прочность.
— Если так, то я это испытание прошёл. Всю зиму я тогда протренировался в компании армейцев. Это был уже взрослый состав спортсменов омского СКА.
Тренировки не прошли даром, на первые соревнования выехал и победил. Это было первенство Советского Союза по критериуму в Душанбе. Три этапа. Два из них я выиграл, по итогам стал первым. И вот тогда тренеры из Куйбышева меня и заметили: «Олег, у вас хороший потенциал. Давайте переходите к нам. У нас Павел Тонков, Виктор Шилковский, Олег Половников…» А я с этими ребятами соревновался на всех велогонках. Конечно, оказаться в одном составе было заманчиво. Так я попал в Куйбышев, потом в сборную Союза по молодёжи. Принял участие в чемпионате мира. Причём был назначен капитаном сборной СССР. Вот когда Павел Тонков выиграл чемпионат мира среди юниоров, я был капитаном команды.

— Вы же одним из первых уехали за рубеж, подписав профессиональный контракт.
— Сейчас дойдём до этого. В 1989 году получилось так, что на адрес спорткомитета CCCP пришла телеграмма от французского любителя велоспорта — Сержа Бонна. Он выразил готовность спонсировать одну из наших команд на протяжении сезона, если согласимся участвовать во французских велогонках. Так весь молодёжный состав команды — семь человек — оказался во Франции.
Что вспоминается? Это был хороший опыт. Мы наконец-то увидели, что такое профессиональный спорт. Мы ездили с гонщиками-профессионалами на различные многодневные гонки. В конце концов поняли, что то, чем мы занимались в Союзе, — это любительский велоспорт, а стремиться надо к профессиональному. Если у нас говорили, что ты в 20 лет уже старый, то там в 20 лет люди только начинали заниматься велоспортом. Вот с этой мыслью, что надо идти вперёд, мы и жили весь 1989 год во Франции.
А когда наступил 1990-й, этот бизнесмен вновь нас пригласил к себе. Мы-то с радостью, а вот наше руководство… Оно решило отстаивать какие-то свои интересы. В общем, так они и не договорились между собой.
А у меня с Сержем Бонна сложились довольно хорошие отношения. Иногда он даже открытки с поздравлениями отправлял. Не давал о себе забыть. А я и не забывал. Наоборот, долго думал, как поступить… И нашёл выход. К тому времени я как раз женился. А женился на девушке, которая жила в Алма-Ате. Недолго думая, я переехал жить к ней. По телефону связался с Сержем. «Хочу, — говорю, — выступать за какую-нибудь французскую команду». Он: «Хорошо, дай мне две недели, я тебе сообщу». Через две недели звоню. «Есть французский клуб, который не против сотрудничества с тобой. В 1989 году, — объясняет, — вы там хорошо нашумели, навыигрывали кучу гонок. Они вас всех помнят до сих пор. И когда говоришь, что ты — гонщик из той команды, они, конечно, все только за…»
Но дело в том, что это был ещё Советский Союз. И я служил в армии. И служил не просто в армии, а был прапорщиком по контракту в ЦСКА. И чтобы уехать за рубеж — это, конечно, было бы… Я даже не знал, как это вообще возможно. И возможно ли. Короче, родители жены посоветовали пойти на большую хитрость. Приехав в Куйбышев, я сказал своим тренерам, что у меня семья в Казахстане и мне довольно проблематично дальше заниматься велоспортом. Отпустите, говорю, меня подобру-поздорову, хочу я бросить ваш этот велоспорт. А у меня за все годы сложились хорошие отношения с руководством. Никогда никаких претензий ко мне не возникало. Я же всегда был капитаном, лицом команды. «Ладно, — сказали мне, — личная жизнь есть личная жизнь. Гнобить тебя армией не будем. Хотя… Хотя тебе ещё четыре года служить…» В общем, я увольняюсь из Вооружённых сил, приезжаю в Алма-Ату, получаю новый паспорт, французы делают мне приглашение на какой-то там семинар... На какой, для меня по сей день загадка, по-французски я не понимал. Так я с месячной визой уезжаю во Францию.
Приезжаю туда, мне говорят: «Давайте лицензию гонщика». «Какую лицензию?» — «Ну вы же взяли лицензию в спорткомитете?» — «Да там вообще не знают, что я уехал. Они думают, что я семейной жизнью занимаюсь в Казахстане». И мне пришлось звонить в клуб ЦСКА — старшему тренеру Юрию Андреевичу Кучерявому. Начал я разговор про лицензию, а он мне говорит: «Да ты же бросил велоспорт». Стал я объяснять, что не бросил. «Вот звоню из Франции… Мне бы лицензию получить… Вот, всё-таки решил…» — «Как из Франции?! Во-о ты жук хитрый, всех обманул». Не стали меня и сейчас гнобить, передали лицензию. А в августе 1991 года Советский Союз развалился.
Выходит так, что я одним из первых уехал в Европу. Даже, наверное, самый первый. Про меня в те годы писали, как про казахстанца Козлитина, так как прописка была алма-атинская. И во Франции, Бельгии я выступал как легионер. Никакого французского гражданства, тем более бельгийского у меня никогда не было — не верьте никому, чего бы там ни писали.

— Ну да, я читал, что в 1993 году вы выступали на «Тур де Франс» как велогонщик с французским гражданством, а в 1996-м покоряли Большую петлю — с бельгийским.
— Нет-нет. Сначала я выступал за любительский клуб «Сант-Кантен», а уже в 1993 году подписал контракт с одной из ведущих команд Франции — Chaza-Vetta MBK. Подписали я и Ян Кирсипуу. Это парень из Эстонии. Мы с ним ещё в юниорской сборной Советского Союза вместе выступали. Так вот и началась моя профессиональная карьера во Франции. А за бельгийский клуб Lotto-Isoglass я выступал с 1996 года по 1997-й. Жил во Франции недалеко от границы с Бельгией.

— Подготовка в Союзе и во Франции — это же две большие разницы?
— Конечно. Очень многое пришлось преодолеть в себе чисто психологически. Потому что, когда ты живёшь в системе, за тебя всё делают и всё решают. Тебя держат под постоянным надзором. А когда ты находишься один в Европе, тебя никто не будет контролировать. Никто не станет говорить, сколько тебе надо тренироваться и где. Ты сам выбираешь тренировочный план, сам решаешь все вопросы. Набраться сил и убедить себя, что только одному тебе это надо, а не кому-то там, и самому начать себя мучить — вот это далось не так просто.

— В 2001 году вы завершили спортивную карьеру. Вас «ушли» или вы уже почувствовали: всё, хватит?
— Это было моё решение. В 2001 году мне исполнилось 32 года. Всё-таки 19 лет в велоспорте. Чтобы оставаться всегда на хорошем уровне, должна быть мотивация. А когда уже нет того блеска в глазах, что раньше, когда выезжаешь на тренировку и чувствуешь, что как ни трудись, а выиграть не получится... Если и доезжаешь до финишной черты, то исключительно на опыте и без всякого удовольствия. Всё решилось само собой: в клубе освободилось место спортивного директора. А клуб этот — тот самый, за который я выступал с 1991 года по 1993-й. Тогда он был ещё любительским. А президент клуба — Паскаль Кордье, бизнесмен, который меня и приглашал во Францию. Отношения наши нисколько не испортились за это время. Он предложил мне занять освободившееся место. «Сколько ты ещё будешь гоняться? Год-два? А дальше что? Вот освободилось место спортивного директора. Бери. Будем работать вместе». И я перешёл работать на две должности — спортивным директором и менеджером. Проработал три года.

— Был же скандал, связанный с допингом. Не очень приятная история.
— Был, я этого не скрываю. Один гонщик попросил меня привезти лекарства, которые запрещены во Франции, но разрешены в России. История эта получила огласку, дали мне условный трёхмесячный срок за неправильный ввоз лекарств.

— И вы ушли с тренерской работы.
— Конечно. Это был такой скандал... Как я мог остаться? Это было бы неэтично. Всё вполне естественно. Есть люди, которые ловятся на допинге и возвращаются в спорт. Я не захотел. Мне было уже не так интересно. Понимал, что пора заняться чем-то другим. В велосипедном спорте нет ничего постоянного. А жить-то хочется нормально, стабильно. Когда подписываешь контракт на один год и не видишь перспективы... Нет, надо было уже менять полностью образ жизни. И я решил для себя, что велоспорт — это хорошо, он был, есть и останется в моих венах (до сих пор снятся сны, кстати), но… И я перешёл в логистическую структуру. На протяжении 11 лет я работаю в логистике. Это транспортная компания, которая занимается перевозками авиационных деталей для аэробусов.

— И вновь вам пришлось перестраиваться.
— Сначала я занимался перевозкой спортивных велосипедов с одного из заводов. Система была знакома, сотрудничал всё с теми же людьми — с велосипедистами, командами. Но постепенно перешёл в другую структуру.

— У вас же дочка и сын?
— Сын. Сын от первого брака. Ему 24 года. Живёт в Ницце. А дочь... Я её считаю своей. Это дочь моей жены Ирины. Да, у меня сын и дочь — Максим и Каролина. Каролина — талантливый художник. И это не только моё мнение. Достаточно посмотреть на картины, видно, что рука мастера.

— Сына вы не пытались завлечь в велоспорт?
— Не-е-ет. Он плаванием занимался, ещё чем-то. Это такое дело, из-под палки никогда не получится. Я на своём опыте знаю… Если бы меня в своё время заставляли, может быть, ничего и не получилось.
Я же хорошо помню те годы, когда ты просыпаешься в шесть утра, в воскресенье, и, чтобы не опоздать на тренировку, бежишь со всех ног, ни о чём другом не думая. Всё-таки должно быть в человеке желание, рвение. Вот сын работает ресторатором, поваром, я вижу, что ему это нравится. Глаза горят. Он нашёл своё дело, вольготно чувствует себя в профессии.
Его мама, Светлана Рудева, — чемпионка мира по стрельбе из лука. Так что он перенял от родителей всё самое хорошее. Серьёзный. Дисциплинированный. Какие-то спортивные задатки в нём есть, просто они переквалифицировались в другую область.

Всё лучшее — детям

— Какие впечатления остались от Хакасии?
— Только хорошие. Когда приезжаю, с удовольствием встречаюсь со всеми, с кем приходилось когда-то общаться: и с ребятами, и с тренерами. В позапрошлом году приезжал — зашёл, помню, на ту самую базу, где мы тренировались. Вот я в 1984 году уезжал и в том же самом виде её застал в 2016-м. Конечно, ностальгия. Вспоминается «Саянское кольцо». Как ездили, как в палатках спали. Это не забудется. Это в памяти навсегда. Вспоминаются тренировки, эти ветра хакасские. Один раз, когда ездили в сторону Саяногорска, нас чуть не снесло ветром на обочину. Такие были порывы. Всё помнится: и степи, и перевалы.

— А в «Саянском кольце» вы сколько раз участвовали?
— Один раз. Но я эту гонку выиграл. Хватило мне по полной программе. Я очень хорошо помню Сотый перевал. Ак-Довурак. Гору, когда в Кызыл спускаешься. Помню, где мы жили. Помню, в каких общежитиях, в каких палатках. Как это можно забыть? И тренеры… Воспитывали нас жёстко. Вот Валерий Васильевич Денщиков был очень жёстким тренером. Жёстким, но справедливым. За ним мы находились как за каменной стеной. Сборы, тренировки вдали от родителей проходили, а мы же всё-таки дети — по 15 — 16 лет. Тут надо было не только с нами находить общий язык, но и с нашими родителями. Они, кстати, ему безоговорочно доверяли. Если он сказал, что вот так надо, значит, так оно и будет. Он всегда находил правильные решения, много не разглагольствовал. Кто-то что-то из нас недопонимал — подходил, объяснял… Мы хоть и дети были, но достаточно хорошо воспринимали все свалившиеся на нашу голову уроки жизни. Пытались понять, что нам надо, куда нам надо, а самое главное — зачем. Так что слушались и выполняли всё, что нам говорят.
Но он же не один был — работали с нами Николай Иванович Савельев, Андрей Валерьевич Струков, Виктор Алексеевич Ломакин. У каждого был свой подход. А руководителем всего процесса был, конечно, Валерий Васильевич. Все знали, что Денщиков именно тот человек, на котором держится весь велоспорт в Хакасии.

— У нас время ещё есть?
— А сколько сейчас времени? Ещё минут десять у нас есть — не больше. А то тунисский завод останется без аэробусов (смеётся).

— Наверняка же люди за границей интересовались, как вы тут тренировались, в каких условиях. И какая у них была реакция?
— Я с такими разговорами особо ни к кому не навязывался. А когда спрашивали... Ну вот с одним американцем был разговор. Он с нами в одной команде выступал. «Вот вы, русские, — говорит, — приезжаете и всегда у всех выигрываете…» На что я ему сказал: «Так мы тренируемся много». «А сколько?» Я ему показал свои дневники за несколько лет, где всё отмечено. Особо впечатляющими были сборы в Ашхабаде. Первый день — 120 километров, второй — 150, третий — 180, четвёртый — 220, пятый — это день отдыха: 80 километров, баня, свободное время. И потом опять: 150 километров, 180, 200, 240. Километраж увеличивается. День отдыха — уже 100 километров.

— И как американец прореагировал на это?
— «Вы что, сумасшедшие?» У них другой подход. У нас же, я говорю, брали и как через мясорубку пропускали. Это была система Петрова. Такая же система у Кузнецова в Ленинграде. Видите, в чём дело: у нас страна огромная, и желающих попробовать себя хватало — во многих городах были секции велоспорта: в Тюмени, Новосибирске, Омске… Был потенциал. На чемпионат России во Владивосток приезжало по несколько команд. А брали лучших. И всегда все хотели попасть в сборную страны. Несмотря на все нагрузки.
А во Франции всё по-другому. Если нужны горы, бери машину, снимай номер в каком-нибудь отельчике и тренируйся.
Каждый велогонщик тренировался сам по себе. Кто-то на юге, кто-то на востоке, кто-то на западе. Я на севере жил. Если надо куда-то приехать или прилететь, садишься в машину либо покупаешь билет на самолёт. Быть на месте соревнований надо за день до старта. Вот и всё.

— Скажите, а вы в Уругвае, в Чили в велогонках участвовали?
— В Чили участвовал. Но уже как спортивный директор. Я гонялся в Канаде, но в основном — в Европе: в Испании, Италии, Чехии, Словакии… Это всё по любителям. А в профессиональных гонках: «Париж — Рубе», «Милан — Сан-Ремо»… Европейский уровень — он профессиональный. Но это не значит, что любительские гонки легче. Они все тяжёлые — хоть в Европе, хоть в Южной Америке. С колумбийцами не так просто тягаться. Представляю, как там Сергею досталось.

— Сейчас всё по-другому. Тем не менее велоспорт в Хакасии возрождается. Совсем недавно вы поспособствовали тому, чтобы спортивная форма для детей фирм Ekoi и Astana попала из Европы в Хакасию. Её вручили нашим велогонщикам. А стоит это всё денег, и денег немалых.
— Получилось помочь — я помог. Что тут можно сказать? Может быть, и пафосно прозвучит, но всё лучшее хочется отдавать детям, чтобы они перенимали традиции и брали более высокие вершины, чем мы.

— Не хотелось бы оставить тунисский завод без аэробусов. Спасибо за интересный разговор.
— Звоните, я всегда рад пообщаться.

Беседовал
Александр ДУБРОВИН