Мой отец, Антон Давыдович Тугарин, родился в 1919 году в селе Белый Яр Алтайского района. В 1939 году был призван в армию, служил в автономной кавалерийской роте при стрелковой дивизии в Улан-Удэ. В составе этой дивизии служили стрелками и другие ребята из Хакасии.

Предисловие к книге

В 1941 году дивизия была переброшена в Белоруссию, а затем её вернули в Москву, в резерв, а кавалерийская рота под командованием старшего лейтенанта Цветкова двигалась к Десне на соединение с кавалерийской группой. Так Антон Тугарин расстался на время со своими друзьями, земляками.
Война их застала, когда проехали Витебск. Поезд с кавалерийской ротой был подвергнут бомбёжке с воздуха. Поэтому солдаты, не доехав до Десны, разгрузились и ушли в лес. «На востоке на кадровой службе шашкой рубили лозу, чучело, а теперь приходилось рубить живого человека. Что ж, для этого и учились: уничтожать врага», — так рассуждает Антон в своих воспоминаниях о первых боях. Атаки конной лавой на колонны пехоты, артиллеристов, обозы фашистов в первые дни войны, гибель кавалеристов, в том числе командира, — всё это испытал Антон Тугарин в июне 1941-го. В составе 186-й дивизии под командованием полковника Волкова дрались на укрепрайоне Улла — Бешенковичи. В Белоруссии Антон получил первое ранение и первую награду — медаль «За отвагу».
Далее воевал на Ленинградском фронте, в Финляндии, Карелии, Польше, Германии. Участвовал в боях при взятии Восточной Пруссии, Кёнигсберга, Зееловских высот, признанных неприступными крепостями. Был семь раз ранен, дважды контужен. Имел награды: орден Красного Знамени, орден Славы III степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги».
В составе маршевой роты на Ленинградском фронте Антон Тугарин попал в свою родную дивизию, в которой до войны служил в Улан-Удэ. Счастливый случай. Друзья-земляки из Хакасии — снова вместе. Антон обладал прекрасным голосом с приятным тембром, во время отдыха в кругу своих друзей-земляков — Макара Нарылкова, Сроньки Собакина, Тазмина, Артамонова, Ваньки Ефимова — пел свои тахпахи. Парни вспоминали о родителях, о знакомых, о своих девушках, которые обещали ждать. Вот только домой должны были вернуться со срочной службы осенью 1941 года, а сейчас идёт 1943-й. В своих песнях Антон выражал душевное состояние каждого земляка.

Мне вновь приснился запах ковыля,
В небе чистом наш степной парит орёл!
Пахнет порохом другая земля,
Было чёрным другое небо надо мной.

Случилось быть мне далеко-далеко
От родимой земли ненаглядной.
О Хакасии нашей мне поётся легко —
Подсказывать сердцу не надо!

В апреле 1945-го на территории Германии Антон Давыдович был тяжело ранен, лечился год в госпиталях и весной следующего года вернулся домой в Хакасию инвалидом I группы.
Тугарин не был литератором, не имел даже полного школьного образования. После 30 лет получил высшее партийное, три диплома среднего технического образования — по профилю трудовой деятельности (Хакасский сельскохозяйственный техникум: статистика, экономика). В 1997 году написал мемуарно-автобиографическое повествование «Кыр тас — седой камень» о своей жизни с самого рождения по апрель 1946-го. После тяжёлой болезни в 1998 году Антон Давыдович Тугарин скончался и был похоронен на сельском кладбище Белого Яра. Книга — повествование на хакасском и русском языках — выйдет к 100-летию рождения Антона Тугарина под названием «Я из Сибири, по национальности хакас».
Ниже предлагается отрывок из неё, изложенный им от «третьего лица». Отрывок этот — о продолжавшейся войне с союзником Германии — Финляндией.

Гибель батальона

Шёл 1943 год. В апреле появились явные признаки скорого наступления: участились разведки боем, засекались огневые точки противника, чаще стали вылазки за «языком», командиров собирали в штабах. Выделялись отделения для изучения всей линии обороны финнов. Антон Тугарин в это время был командиром отделения и замещал выбывшего командира взвода пулемётчиков.
Антон со своим отделением (до войны на службе в армии обучался разведке) тоже получил свой сектор наблюдения, бойцы круглосуточно изучали все детали обороны финнов и заносили в схему. Тугарин наносил на карту окончательно выверенную схему и отдавал командиру роты. Такие схемы-карты поступали в штабы: вырисовывалась вся оборона противника, и уже там созревал план операции. План прорыва обороны финнов наметился: пройти вглубь обороны на пять-семь километров, пересечь шоссейную дорогу Ленинград — Архангельск. И его должен выполнить полк, в котором служил Антон, в частности, 3-й батальон прорывает оборону противника, а другой батальон обеспечивает успех с расширением прорыва.
Перед наступлением Антон распределил отделения пулемётчиков по взводам стрелков, сам со своим отделением пошёл в тот взвод, где были друзья, ребята из Хакасии — Макар Нарылков, Сронька Собакин, Тазмин, Артамонов, чтобы быть с ними вместе, рядом. Зная тактику финнов с «кукушками» (финские снайперы), Антон Тугарин приказал пулемётчику, первому номеру Смирнову, бить по макушкам деревьев. Результат показал, что не зря.
Артподготовка шла полчаса, за это время минёры сделали проходы в минных полях. Пехота вышла из окопов, устремилась по этим проходам, сосредотачиваясь для атаки первых траншей финнов. Артиллерия перенесла огонь в тыл противника, и стрелки пошли в атаку. С взятием первых траншей устремились дальше, ко вторым — сопротивление финнов было сравнительно слабое, неупорное. За вторыми траншеями сопротивление противника усилилось. До шоссейной дороги оставалось километра полтора-два, и наступление, продвижение наших приостановилось совсем, стрелки и пулемётчики залегли. И тут начался сильный артиллерийский и миномётный обстрел: противник начал бить со всех сторон, создавалось впечатление, что батальон в окружении. Сзади, то есть с тыла, поддерживающего его другого батальона не чувствуется, напротив: в тылу, слышно, идёт сильный бой.
Вскоре всё выяснилось. Финны отсекли 3-й батальон и ведут бой с вошедшими в прорыв, не допуская соединения с 3-м. Одновременно противник начал сжимать окружение 3-го. Связь была прервана. Бойцы постепенно отходили к вершине сопки, которую накануне взяли и успели спуститься по склону наполовину. Дойдя до вершины, заняли круговую оборону, посланные для связи люди не вернулись. При таком положении дел Антон все отделения пулемётчиков собрал воедино, согласовав с командиром роты, пулемёты расставил в наиболее выгодных местах с широким обстрелом, наметил и показал запасные позиции. А также наказал без надобности не стрелять, а если стрелять, то только короткими очередями, сильно себя не выказывать. Противник видел передвижения, знал расположение батальона, оставшегося без поддержки артиллерии, который располагал только своим стрелковым оружием, пулемётами и ротными миномётами. Поэтому финны безнаказанно обстреливали наших из миномётов, артиллерией — беспрерывно, даже ночью не давали покоя. Батальон нёс большие потери. Финны в атаку не шли, но подбирались близко и били наверняка, неожиданно, одновременно со всех сторон, создавая панику, вынуждая отходить, сжиматься. Финны — мастера вести бой в лесных условиях, без атаки уничтожать врага, тем более окружённого. Команды подают автоматными очередями, им не нужны громоздкие катушки для связи, как у нас.
Командование принимало меры, чтобы прийти на помощь 3-му батальону, был введён ещё один батальон, после упорных боёв пробит коридор для отхода, по которому в первую очередь эвакуировали раненых. В отделениях пулемётного взвода Антона осталось по два-три человека. Одни были убиты, многие ранены, из четырёх отделений Тугарин создал одно неполное, подчинённое себе. Три пулемёта разобрали, «тела» пулемётов отправили с ходячими ранеными, станки оставили. Боеприпасов осталось на один пулемёт.
Отправка раненых заняла много времени, почти весь день, за это время противник всё утюжил и утюжил из миномётов, стреляя очень метко. После обеда, освободившись от раненых, батальон стал отходить к следующей сопке, более выгодной для обороны. Пока отходили, появились новые раненые и убитые, раненые тоже вышли по коридору. Антон потерял ещё двух бойцов. На другой сопке заняли круговую оборону, чтобы подготовиться к следующему броску отступления, но противник отрезал коридор, на сей раз прочно. Батальон остался на этой сопке, где, истекая кровью, дрался в окружении четверо суток.
Друзья Антона — Макар, Тазмин, Артамонов, Собакин — оставались целы. Когда ещё был коридор, Собакин получил ранение. Вниз под гору стрелой пролетел мимо Антона, на окрик не остановился, Тугарин увидел только, что лицо его было в крови (с этим ранением, оказывается, он побывал в отпуске дома, в Хакасии, в Белом Яре). На второй день был убит Артамонов: круглолицый весёлый парень, шутник. Из Ербинска. Немного погодя был ранен Тазмин, пуля прошла ниже лба, кровь залила всё лицо. Антон оттащил его в безопасное место, перевязал, пришлось бинтом завязать и глаза, иначе нельзя было. Наказал ему: «Никуда не ходи, лежи здесь. Я потом, пусть немножко утихнет, приду, отведу в санчасть»... Когда Антон вернулся, на месте раненого друга не нашёл — туда-сюда смотрел и увидел... лежащим метрах в 50-ти от себя. Когда занимали круговую оборону, эту опушку заминировали, туда-то раненый друг заполз — и подорвался. Антон Тугарин осторожно подполз по его следу, за ноги вытащил мёртвого товарища. Послушался бы, подождал бы, возможно, остался бы жив, но наверняка попал бы в плен. Из окружения никто из раненых не вышел, все они остались там, на сопке... Антон с Макаром похоронили Артамонова и Тазмина, положив их рядом. Копать могилу невозможно — сплошной камень, поэтому натаскали камней, завалили тела. Они и сейчас, наверное, там лежат — косточки дорогих друзей — на той сопке, на земле Ленинградской области. В те жестокие дни очень многие солдаты батальона отдали свои жизни, защищая город Ленина.
...Помощи ждать перестали. Батальон держал неравный бой, но с каждым часом таял, терял людей. Командир и комиссар были ранены, находились в укрытии под уходом санинструкторов, как и раненые солдаты, все они остались там... У Антона из всего взвода живы были двое: пулемётчик, первый номер, Смирнов и солдат, сам — третий. Осталось две коробки патронов (ленты), «тело» от пулемёта, станок бросили. Смирнов приделал верёвку к оружию, перекинул через шею, как автомат, вставил в приёмник ленту — и великолепно можно стрелять.
Под командованием лейтенанта оставшиеся бойцы решили пробиваться из окружения. Собралось 35 человек. Антон с Макаром договорились быть всё время вместе, не бросать друг друга, что бы ни случилось, находиться рядом. Бросок решили делать на рассвете, лейтенант выбрал место, всех проинструктировал, расположил. Замысел был таков: 15 человек, соблюдая величайшую осторожность, не торопясь, первыми подползут поближе к финнам, пулемётчик — на четыре-пять метров впереди. Ползти до тех пор, пока финны не заметят. Почуяв, что заметили, пулемётчик открывает огонь, даёт длинную очередь с рассеиванием, за ним стреляют остальные. Все делают бросок, бегут, не жалея сил, стреляя на ходу. Никаких команд, криков, бежит каждый сам по себе. Вырвемся — найдём способ собраться, лишь бы вырваться.
За полночь начали ползком двигаться: одна минута — полметра, не больше, каждый понимал, хрустнет сучок — это конец. Труднее всего было ползти таким темпом пулемётчику Смирнову, что ни говори, 20 килограммов пулемёт, плюс лента, общий вес около 30 килограммов. Надо было очень тихо и медленно расчищать перед собой путь, двигаться самому и двигать пулемёт так, чтобы в любую минуту, даже секунду, открыть огонь. Хотя Смирнов был сильный парень, но всё же требовались выдержка, мастерство. Финны заметили наших, когда оставалось до них метров десять, и тут же пулемёт открыл огонь. Смирнов, встав на колени, длинной очередью прорезал предутреннюю мглу. Остальные, стреляя на ходу, кололи, били прикладами финнов, что попадались на пути, без остановки мчали вперёд. Антон с Макаром бежали рядом, догнали Смирнова, подхватили под руки, помогая тащить пулемёт, приговаривая: «Молодец, Смирнов, уничтожил не менее десятерых человек».
Прорывались в северном направлении, пробежав где-то полкилометра, повернули на восток, где стояла дивизия. Ещё через километр остановились, подсчитали, оказалось, из 35 выскочило 28 человек, семерых нет. Прорыв был настолько неожиданным, ошеломляющим для финнов, что они не успели открыть прицельного огня, только беспорядочную стрельбу; неужели какие-то шальные пули могли задеть сразу семерых? Это маловероятно. Может быть, убиты, ранены или побежали в другом направлении. Если так, то найдутся, выйдут в расположение полка.
Батальон дрался в окружении четверо суток. В таких экстремальных условиях и совершаются подвиги, но их никто не фиксирует, никто бойцов не награждает потому, что не было общего успеха. Когда идёт наступление да закреплён успех, тогда многих награждают — таков закон войны. А в окружении нет успеха. Полк лишился батальона.

* * *

Тем не менее командир полка наградил командира отделения пулемётчиков Тугарина медалью «За боевые заслуги» и пулемётчика Смирнова медалью «За отвагу» — за отличные действия во время выхода из окружения.
Дорогой читатель, это лишь один из эпизодов той жестокой войны 1941 — 1945 годов, описанный Антоном Давыдовичем Тугариным. В один день Антон потерял друзей, в этом же году он своими руками похоронил и Макара Нарылкова, который был ему как брат. Погибшие молодые парни не увидели своих близких, не увидели наступление наших войск по всем фронтам в 1945-м, не встретили День Победы. Но они приблизили этот день, они в числе Бессмертного полка, они навечно в памяти людской!

С уважением
Галина АЛЬДИКОВА,
дочь А.Д. Тугарина
Абакан