Меня больше влекут переходные времена года: весна и осень. Во глубине зимы или в роскоши лета много прекрасных мгновений: искристость снега, звонко-ледяные лунные ночи или, наоборот, цветущие луга, июльская радуга над парным лесом после тёплого дождя… Но всё это относительно статично до того, что, кажется, остановилось само время. Другое дело — весна.
В начале апреля я побывал в двух-трёх километрах от реки Тубы, среди берёзовых рощ и тальника, верб и колючих кустов шиповника. У-ух, только за городом и восхитишься всем своим естеством природному движению весны! Белоствольные берёзы очень даже царственно смотрятся на фоне пожухлой прошлогодней травы. Взлобки холмов гордо греются на солнце, но в распадках, низинах молочно белеют ещё хоть и осевшие, но нерастаявшие сугробы. Они теряют силу, истекая в солнечный полдень журчащей по свернувшейся траве талой светлой водой. Смотрю, у старого пенька вылезла из-под сухих берёзовых веточек бордовая головка марьиного корня. Она ещё невысокая, тугая, и словно заявляет прошлогодней траве: «Я не трава, я — цветок!»
С асфальта к берегу Тубы ведёт полевая дорога. Но ни в коем случае не суйся в заманчивые приречные дали. Жирный чернозём разомлел под золотым полуденным солнцем, раскис, беспорядочные колеи, зигзагом тянущиеся вдоль берёзовой рощи, наполнены тяжёлой снеговой водой, и тебя даже на «Ниве» будет кидать из стороны в сторону, пока ты где-нибудь не плюхнешься в раскисшую яму по самые оси. Тогда что?.. Куда как лучше, восхитительнее полюбоваться на придорожные берёзы! Среди верб и шиповника они в горделивом изгибе поднимают свои стволы ввысь. При ветерке кажется, что набухшие почки несмело шепчутся друг с дружкой, перекликаются, радуясь теплу, яркому ласковому солнцу…
А по другую сторону асфальта, справа, — необозримые поля озимых. Эту красоту надо видеть! Зелёные ещё с осени побеги растений, обнажённые белыми растаявшими снегами, что хранили корешки холодной и ветреной зимой, словно мягким изумрудным платом раскинулись теперь под солнцем от одного берёзового (охранного) перелеска до другого, и игриво-сонно уходят за лучезарно-голубую кромку горизонта. Сахарные залежи осевшего толстого снега, вытянувшиеся на воспрянувших зелёных озимых длинными языками, уже не в силах остановить победное шествие весны.
Как радостно шумит, как клокочет, перепрыгивая через подводные камешки и столбики донного льда, всё прибывающая талая вода! Она нежно будоражит твои заветные чувства, светом надежды окрыляет поэтическую фантазию и волей-неволей заставляет грезить наяву перед великолепной картиной обновления земной юдоли. А неизвестно откуда взявшиеся изящно-беспокойные синицы хлопотно подпрыгивают на снежных грибах, что случайным рядком выстроились вдоль бурлящего ручья.
А вот и целое озеро блёсткой талой воды, скатившейся, набравшейся с покатых талых полей, где ещё белеет длинными языками снег. Вербы, растущие в придорожной низине, по колени стоят в этой ещё снежной, холодной воде. Взглянешь на солнце, что отражается, как в зеркальной огненной сфере, на расплавленной поверхности озерка, и с радостной, колющей болью зажмуришь глаза. У-ух ты, красотища-то ка-кая!
Слепи, пронзай своими золотистыми лучами, солнце, последние снега, сверкай изумрудом воспрянувшая первая яркая зелень.
Белое на зелёном… Именно такой картинкой я и увёз в изумлённой памяти этот солнечный бело-зёленый день апреля, под вечер нечаянно-радостно расписанный косыми и крупными каплями первого — быстрого, но короткого дождя…
Да-а… Разве в сером и пыльном городе бетона, кирпича и машин с синим едким выхлопом, где серьёзные люди куда-то озабоченно и безглазо спешат, — вот так обрадуешься пришедшей на землю весне, разве увидишь такое?
Валерий ПОЛЕЖАЕВ
