Мудрая женщина с душой ребёнка

№ 54 – 55 (23911 – 23912) от 26 марта
Поэт — инструмент, который народная душа использует, к примеру, как еврей скрипку... На долю народа выпало много испытаний. Поэты — голос народа, считает Татьяна Трофимец. Поэт — инструмент, который народная душа использует, к примеру, как еврей скрипку... На долю народа выпало много испытаний. Поэты — голос народа, считает Татьяна Трофимец.
Фото: Татьяна Лисёнкова

Каждый раз, когда автомобиль мчит меня по извилистому абазинскому перевалу, я вспоминаю знакомые с детства строки про запорошенный лепестками яблонь сад, про запах мокрой гальки и смородины, про цветущие шафраны…
Эти образы принадлежат перу известной абазинской поэтессы Татьяны Трофимец.

 

Своя история

На свет Таня появилась в приморском городке на Дальнем Востоке. Бабушка и нарекла её Татьяной.
— Вообще моё поколение — бабушкины дети. Родители работали с утра до ночи: мама — директор районного Дома культуры, отец трудился в райкоме. Вынянчила меня бабуля… — рассказывает Татьяна Сергеевна.
Удивляешься, насколько тесно судьбы людей переплетаются с историей страны. Дедушка поэтессы, Василий Шадский, прошёл Первую мировую войну унтер-офицером. Затем вступил в ряды красных и вновь отправился на войну, теперь уже Гражданскую. С армией Кравченко — Щетинкина остановился на территории Хакасии. А вскоре, взяв в жёны Марию Андреевну, Шадский уже строил Магнитку и Кузбасс. Мария же дослужилась там до начальника автоколонны. Могла с лёгкостью не только водить автомобиль, но и починить его. В своё время появились детки: Елена и Павел.
…А дальше случилась Великая Отечественная война. Потеряв на фронте и мужа, и сына, Мария Андреевна надолго замолчала — пропал голос. Дочь Елена, работавшая на Дальнем Востоке, в 1944 году перевезла мать в Приморье, водила по врачам. Те обещали: через полгода отойдёт от стресса и начнёт разговаривать. Необходимых лекарств не было, и медики посоветовали курить махорку, как только нахлынут воспоминания о погибших родных. Война. Не до церемоний…
Елена же ждала своего парня с фронта, хранила письма и фотографии в большом коричневом чемодане. Незадолго до конца войны переписка резко оборвалась… Татьяна Трофимец вспоминает, как в детстве мама показывала ей фотографии жениха, где он запечатлён в 1938 году в будёновке и со штыком в руках: «А я смотрела на необычный головной убор и спрашивала: это Иван-царевич?» Выйти же замуж за сержанта Сергея Трофимца Елену уговорила мама…


Дальневосточная сказка

— В любое время года бабушка ходила со мной гулять по лугам, сопкам, — продолжает рассказ поэтесса. — Я любовалась необычными пионами, в Хакасии их называют марьин корень. 
Как-то раз бабушка собирала землянику, а я зашла в кусты у подножия сопки: меня поразила алая-алая лилия. Завораживали не только красота и одинокость этого цветка — он так благо­ухал, что я не посмела сорвать лилию. А кусты сплетались, словно юрта, — восторгается Татьяна Сергеевна. — Каждый куст — отдельное жилище...
А ещё на Дальнем Востоке встречались удивительные люди. В детстве Татьяна познакомилась с комиссаром госбезопасности Глебом Бокием. Тем самым, который с Александром Барченко в 1920-х годах искал на Севере Гиперборею. Они, по словам Татьяны Сергеевны, находили на Ямале и Таймыре остатки мегалитических строений типа дворцов.
— В журнале «Наука и религия» я прочитала в своё время, что Барченко и Бокий были расстреляны, — делится воспоминания Трофимец. — Запомнила Бокия очень хорошо. Тогда мама и бабушка повторяли шёпотом: «Бокий, Бокий, Бокий». Я прижала куклу к животу, встала в дверном проёме и разглядывала нашего гостя — на вид лет шестидесяти. Он сидел и покачивал ногой в коричневом штиблете с толстой подошвой. Его образ впечатался в память, как и переезд в Хакасию.
1957 год. Татьяне девять лет. Девочка впервые встретилась с Абазой, тайгой и высокими горами. Здесь она начала писать первые стихи. 
Тихо ночь опустилась на земные просторы,
Эхо в пропасть забилось, тьма окутала горы.
Спят орлы на вершине белоглавой горы.
Спят косули в долине, наглодавшись коры.
В небесах одиноко тонкий месяц парит.
И мерцают далёко нити звёздных монист.


Античные сновидения

Мама Тани часто приносила из библиотеки наборы открыток с иллюстрациями, репродукциями картин и фресок. У папы, который любил рисовать, было много и специальной литературы. Маленькая Татьяна разглядывала изображения Аполлонов, Венер, амурчиков, античные скульптуры, репродукции Веласкеса, Делакруа, Энгра, Ватто.
— Греческие скульптуры с обнажёнными телами абсолютно не вызывают похоти, стыда, — говорит Татьяна Трофимец. — Каково же мастерство художника, умевшего выразить целомудрие, благородство и свободу движений! Это изображение человеческого духа в мраморе. Всё детство меня сопровождали образы древнегреческих богов.
Услышу сиртаки. Душа, как арго на волне,
Наполнится счастьем и ритмом врождённого лада.
Как будто меня окликает, зовёт, обращаясь ко мне,
И просит вернуться в родные долины Эллада.

Таёжный романс

В нашу беседу с Татьяной Сергеевной врывается телефонный звонок.
— Мам, напомни слова стихотворения про Абазу, мы с ребятишками в детском саду разучивать будем, — слышится голос дочери, которая трудится воспитательницей. В таёжном краю из уст в уста передаются четверостишия Трофимец, ставшие для шахтёрского городка и гимном, и оберегом. Татьяна Сергеевна начинает диктовать в динамик мобильного:
По наклонным карнизам звёзды катятся вниз.
Предъявив свою визу, кто-то едет в Париж,
И спешит кто-то в Гродно, и летит в Таганрог,
А я еду сегодня в небольшой городок.
Сосны иглы роняют, дома спят ковыли.
Ничего я не знаю краше этой земли.
Ах, таёжное детство, всё жарки да жарки.
Абаза — моё сердце, город мой у реки.
Татьяна всей душой любит саянские горы, неукротимую стихию реки Абакан, сосны-исполины, а ещё она любит историю городка, куда переехала маленькой девочкой: «Багульник цвёл. Всё вокруг было лиловым. Мы тонули в зарослях этих нежных цветов».

Панорама профессий

После седьмого класса Таня поступила на театральное отделение в культпросветучилище Минусинска.
— Мне было 14, нас тогда направили в колхоз Краснотуранского района заготавливать кукурузу, — рассказывает моя собеседница. — Вернувшись, узнали, что театральное отделение закрыто, нас перевели на дирижёрское. По всем предметам у меня были пятёрки, но не давались музграмота и постановка голоса. Я думала, что погибну смертью храбрых, пытаясь сдать экзамены. Пришлось вернуться в Абазу.
В таёжном городке Татьяна окончила восьмой класс и уехала в Красноярск учиться на модельера-конструктора в техникум швейной промышленности. Там встретила ставшего её мужем Петра. У них родилась дочь. Пока Пётр служил в армии, молодая мать работала на Красноярском фармацевтическом заводе. «Везде датчики, бактерицидные лампы, мы в халатах и масках, — говорит она о буднях на заводе. — Ежедневные проверки, прямо как на космическом производстве…»
— Во второй половине 1966 года снова вернулась к маме в Абазу, — рассказывает Татьяна. — Родители к тому времени развелись. Я подрабатывала в местной библиотеке, писала сценарии праздников для Дома культуры, в вечерней школе получила аттестат о среднем образовании. А в Абакане окончила с отличием отделение режиссуры массовых клубных мероприятий музучилища.
— Писала сценарии новогодних огоньков, детских праздников, не подглядывая в журналы, мне они были не нужны, — рассказывает Татьяна Сергеевна. — Ещё я вела «Вечера от всей души». Героями встреч были строители дороги Абакан — Тайшет, рабочие рудника. Люди, когда-то трудившиеся в Абазе, приезжали из Казахстана, Украины. Собирались в ДК и «дети войны». Они выходили на сцену, обнимались с земляками и плакали… Потом начались игры КВН. Шутки брали из шахтёрских будней. Горняки до сих пор окликают меня на улице и благодарят за счастливую молодость, — улыбается наша героиня. — Жизнь в таёжном городке была интересной и насыщенной. Мне нравилось работать и со взрослыми, и с детьми. Возможно, потому, что я какой-то частью души до сих пор не повзрослела.

Цитата из Солженицына

— Я обожаю Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Фета, — разговоры о поэзии — священная тема для Трофимец. — Люблю несколько стихотворений у Баратынского, почитаю Ахматову, Цветаеву, Мандельштама. А кто не любит Некрасова? На нём покоится дух божий. Со слезами расстанусь с Фетом, но Некрасова забыть нельзя… Очаровать могут стихи Дениса Давыдова. Мне кажется, его дар сродни лермонтовскому… Нельзя забыть и о Ломоносове: «Открылась бездна звёзд полна, звездам числа нет, бездне — дна». У Пастернака я люблю «Сад». Кстати, у него есть строки: «Я ходил и тебя репетировал». Училась в театральном и знаю, что такое репетиционный процесс: это нужно гнать по шаблону, но не терять органичность, чтобы зритель чувствовал, что ты живёшь на сцене. У нас школа переживания, в отличие от западной школы представления. Это им позволено притворяться, мы же должны играть так, будто все беды, радости, обиды сию минуту происходят в твоей душе. Российские актёры — канатоходцы, которые идут по натянутой струне человеческой души.
На журнальном столике Татьяны Сергеевны стопка книг с пожелтевшими страницами и потёртыми корешками. Здесь и Эсхил, и Бродский.
— Нежным девушкам не стоит читать Иосифа Бродского, постареют, — улыбается моя собеседница. — Он рассудочный поэт. Чтобы понять его скепсис и шутки, необходимы время и жизненный опыт. Конечно, начало XXI века отнюдь не лирическое. Возможно, поэтому Бродский так актуален. Думаю, что сейчас, в период бурного технического творчества, напряжённой политической ситуации в мире, появятся неожиданные, парадоксальные виды поэзии, — считает Татьяна Сергеевна. — Дочь просит написать книгу воспоминаний, — теперь я всё чаще размышляю над её словами…
В ту встречу я получила от Татьяны Трофимец дорогой подарок — она выписала для меня цитату из Солженицына, отражающую бедственное положение общества и беспредел политиканов. Татьяна Сергеевна сказала: «Храни её у себя, мало ли какие грядут времена». Понимаю. Неизвестно, что ещё ждёт впереди. И лишь мысли великих писателей помогут нам остаться людьми, быть честными с собой и не забывать истинного предназначения.

Анастасия ПАЧИНА
Абаза



Просмотров: 1366