Брошенные на вторжение

№ 16 – 17 (23873 – 23874) от 31 января
Первые дни в Афганистане. После первого боя, первых раненых, первых погибших... Первые дни в Афганистане. После первого боя, первых раненых, первых погибших...
Фото из архива Геннадия Синельникова

По страницам книги Геннадия Синельникова «Афганский капкан».

Мне казалось, я многое знаю об Афганистане, той непопулярной и непонятной войне.

На чужой земле погиб офицер А. Литвинов — из моей, железнодорожной школы № 60 (теперь № 9) Абакана; я читал письма многих ребят (с дальнейшей публикацией), призванных из Хакасии и погибших за южной границей; писал об одном из ныне здравствующих «афганцев», недавно отметившем своё шестидесятилетие… А сколько документальных лент и фильмов об Афганистане и нашем там присутствии посмотрел я за эти годы по телевизору, в кинотеатрах!..
Но только познакомившись с жёсткой, откровенной, взывающей к правде книгой Геннадия Синельникова «Афганский капкан», понял, что практически ничего не знаю о том замалчиваемом в своё время вводе советских войск в Афганистан — настолько предельно достоверно, честно и не жалея в положительном смысле этого слова читательского воображения рассказал о той войне, своей войне в Афганистане, офицер Геннадий Синельников.

 

Вера в идею и приказ…

Его «Афганский капкан» я бы назвал книгой многожанровой: в ней наряду с художественным отображением событий то и дело встречаются мемуарные строки, а порой и вовсе публицистические. Голос автора, это ярко видно, рвётся от спокойного до гневного, порой переходящего на убеждающие, даже требовательные интонации, чтобы достигнуть единственной цели: достучаться до сердца каждого читателя. Пройдёмся и мы неравнодушным взглядом, неравнодушной душой и мыслью неангажированной по страницам уникальной в своём роде офицерской книги.
«Когда-то в Афганистане, — признаётся автор, — я мечтал: если останусь жив, обязательно напишу о тех трагических событиях нашей молодости. Прошли годы. Стали забываться даты, имена, названия кишлаков, притупилась острота пережитого. У меня нет литературного образования, но, несмотря на это, я очень хотел и хочу сказать людям о том, что Афганистан ещё долго будет отзываться в наших сердцах болью, покалеченными судьбами тысяч ни в чём не повинных людей».
…Как всё было? Даже офицеры, уже находясь в Афганистане, не знали о своём предназначении на его территории. Сначала им говорили об участии в «Манёврах-80», а потом, когда пришли в Афганистан, что это сделано по просьбе законного афганского правительства, чтобы выполнить интернациональный долг. «Мы верили в эту миссию и ничуть не сомневались в правильности этого решения, — говорит Геннадий, — потому что были людьми того, своего времени, когда вера в идею и приказ не могла подвергаться даже сомнению, и уж тем более — неисполнению».

Пытками склоняли к предательству…

Подразделение, в котором пришлось служить старшему лейтенанту Геннадию Синельникову, совершило марш через весь Афганистан и вышло к южному городу страны — Кандагару. Бойцы приступили к разбивке и благоустройству лагеря. Расчищая места для установки палаток, они натыкались на скопления змей. Не было керосиновых ламп для освещения палаток, не хватало печек для обогрева, дров, питьевой воды, продуктов питания, хлеба и многого другого.
В подразделении появились случаи заболевания военнослужащих гепатитом, брюшным тифом, малярией и другими болезнями, о которых офицеры и солдаты у себя в стране даже не слышали. А впереди ждали бои… «В борьбе с неверными, то есть с нами, поражали изощрённость и жестокость, с какой действовали душманы, — вспоминает Синельников. — Практиковались случаи, когда они зарывались в ямы, норы, пропуская пешее советское подразделение через себя, а затем, выбравшись наружу, расстреливали его сзади. Таким образом душманы окружали и уничтожали мелкие и более крупные подразделения, экипажи бронеобъектов, отставшие от колонн машины… Они сдирали скальпы с голов, рубили тела на мелкие кусочки, насаживали пленных на колья, всячески истязали. Совершая всё это, они фотографировали процесс казни и для устрашения наших солдат подбрасывали к воинским частям фотографии и другие вещественные доказательства своей «священной и непримиримой» борьбы.
С пленными практиковалась у них 48-часовая последовательная пытка — они сначала отрубали или отрезали один палец на руке, затем — другой, и так все десять. Потом такое же проделывали с пальцами ног. Затем отрезали уши, прокалывали глаза, отрубали куски конечностей, отрезали половые органы и засовывали их пленному в рот…»
Бойцам в частях рассказывали, что в приграничной Кушке продавцом в магазине работала молодая женщина. Её пленного мужа душманы так же пытали. Они содрали с него живьём кожу, срезали полоски мяса, затем забили до смерти. Услышав о муках своего мужа, она стала абсолютно седой. И когда через некоторое время в тот магазин зашёл житель Афганистана, приехавший в Кушку за товаром, женщина потеряла сознание.
Доподлинно известен бойцам стал и первый факт попытки склонить к предательству двух пленных солдат. Когда уговоры, угрозы, физическое воздействие не возымели должного эффекта, одному солдату отрезали голову и на глазах второго стали жарить её на сковороде. От жара мышцы лица стали сокращаться, голова словно ожила: подмигивала глазами, открывала рот, высовывала и снова прятала язык… Глядевший на всё это солдат, ещё ждавший своей участи, скончался от разрыва сердца.
… Я бросаю взгляд на Геннадия, только что услышав этот жуткий рассказ, и думаю: разве знали, разве могли знать оставшиеся на родине близкие, что происходит с сыновьями-солдатами в Афганистане?!
— Месяца через три Геннадию была предоставлена возможность побывать дома. Ночью перед этим он почти не спал. Думал о доме, представлял встречу с родными и близкими. Хотелось быстрее улететь, отвлечься, забыть весь кошмар первых долгих дней и месяцев афганской жизни и службы. А получилось…
— Первые, да и последующие встречи с друзьями, знакомыми, родственниками меня глубоко разочаровали, — не без прежней горечи вспоминает он. — Кроме разве жены да матери, никто не хотел верить тому, что я рассказывал об Афганистане. Все, с кем я начинал разговор на эту тему, морщились или улыбались снисходительно, словно делая мне одолжение.
С интересом слушал я радио, смотрел телевизор. Не только для знакомых, но и для всего мира, оказывается, мы по-прежнему сажали в той стране деревья, ремонтировали школы, дома, проводили митинги и встречи дружбы…


Первый бой

Но всё, о чём выше рассказано, будет несколько позже. А сперва… сперва был первый бой.
Я гляжу на сегодняшнего Геннадия Синельникова. Невысокого роста, крепкий зрелый мужчина. Но что заметил: глаза его не смеются. А на снимках тех лет — юный старший лейтенант с тонкой талией и руками мальчишки. Но глаза… в них уже тогда отражалась готовность принять неизбежный, может быть, даже смертельный бой, пожертвовать, если придётся, собой ради товарищей, ради далёкой Родины.
— Всем вести круговое наблюдение. Огонь открывать самостоятельно, без предупреждения! — передал Геннадий по радиостанции команду. Экипажи обстреливали придорожные кусты, однако щёлканье пуль по броне от душманов всё усиливалось.
— Враг был вокруг нас, он был близко, но невидим нами, и это пугало, — вспоминает сейчас тот тяжёлый во всех отношениях бой Синельников. — Ежесекундно каждый ожидал смертельный выстрел из гранатомёта… Первый бой, незнакомая обстановка, реальная опасность. Весь поток свинца и огня бандитов был направлен только на нас.
И их, советских бойцов, палило чужое ненавистное солнце. Температура воздуха за бортом была за 60 градусов. В БТРе — духота, запах немытых разгорячённых тел, гарь от стрельбы. Запас воды, тёплой, набранной из арыка, закончился. Но где-то близко уже были основные силы бригады. Прослушивалась радиосвязь. Разговор вёлся открытым текстом, обильно перемешанным с матами, истошными криками, руганью. Судя по разговору, впереди идущий батальон попал в тяжёлую ситуацию. Как потом выяснилось, «духи» подбили из гранатомёта первый и последний бронеобъекты, остановив движение всей колонны на горной дороге, где с одной стороны зияла страшная пропасть, а с другой — к небу поднимались отвесные скалы. Именно тогда Геннадий впервые увидел офицеров и солдат, у которых за считанные часы появились на голове седые волосы. «Хлебный караван» обошёлся им очень и очень дорого!..
— В первом же бою душманы по нашей одежде без труда определили, кто есть кто, — рассказывает, сдерживая тяжёлый вздох, Синельников. — Стреляли в первую очередь по командному составу: офицерам, прапорщикам и сержантам. После командиры стали надевать форму, не отличавшуюся от солдатской. Убирались погоны, полевые сумки, портупеи, кокарды и другие отличительные знаки.

Валерий ПОЛЕЖАЕВ

(Продолжение следует)



Просмотров: 1447